В Париже в Fondation Cartier показывают работы австралийского скульптора Рона Муека. Его не видели во Франции целых шесть лет. Кураторы ждут, что выставка соберет еще больше зрителей, чем прошлая, которая побила рекорд посещаемости и успеваемости в 2006 году.
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов
Фото: © Ron Mueck/Photo courtesy of Anthony d’Offay/Fondation Cartier pour l’art contemporain, Paris
Фото: © Ron Mueck/Photo courtesy of Anthony d’Offay/Fondation Cartier pour l’art contemporain, Paris
Тот, кто побывал на той, прежней выставке, нынешней не столько удивится, сколько обрадуется. Для Fondation Cartier художник сделал целых три новых работы, и это большой подарок публике. Муек сочиняет очень медленно, не потому, что ленив, а потому, что слишком уж много с его вещами хлопот. Он так серьезно и долго работает над своими скульптурами, что физически не может успеть за спросом зрителей, а ставить производство на поток, подобно своему коллеге по Sensation, успешному и коммерческому Дэмиену Херсту, пока что не хочет.
Его вещи — это подробные, до волоска и родинки, воспроизведения человеческого тела в совершенно неожиданном масштабе — бробдингнегском или лилипутском, как определил бы их корабельный врач Лэмюэль Гулливер. Муек производит копии людей — гигантов в шесть человеческих ростов и карликов в размер кошки. Но и те и другие выглядят совершенно человеческими существами. Разве что даже более несчастными, чем обычные люди.
И это вовсе не паноптикум, не кабинет уродов. Муек на самом деле хороший классический скульптор. Фильм, который сняли к выставке и крутят в специальном зале, это лишний раз доказывает. Он работает по старинке, с глиной на станке, пользуется не компьютером, а стеками, строит своих персонажей не в виртуальном 3D, а на реальном проволочном каркасе. Его вещи на предварительной стадии, в глине, вполне могли бы появиться на любой из советских выставок. Никакого вызова в них еще нет, как нет и не может быть вызова в простом изменении масштаба.
Маленькая гипсовая головка на консоли никого не удивит в интерьере, огромная Родина-мать с мечом давно никого не удивляет в экстерьере. Но вот если бы Родина-мать была не в бронзе, а во плоти, к тому же морщиниста и седовласа, покрыта старческой гречкой, если бы ангельская девичья головка имела бы невыровненные брови, легкие усики и яркий прыщик на губе — вот тут мы удивились бы этому искусству.
Дело в том, что после скульптурной модели его "люди" идут в производство. Они обретают кожу, волосы, морщины и пятна. Его мастерская похожа на завод по производству людей. Там, где у скульптора лежат комки глины и гипсовые отливки, у Муека лежат куски плоти, руки, ноги, головы. Глина становится плотью. Раньше он работал со стекловолокном, его персонажи отливались, как корпуса яхт. Теперь он предпочитает силикон, резину, масляную живопись. Происходит очень странный, по сравнению с классической скульптурой, процесс. Сначала скульптура обобщает, потом художник ее уточняет и персонализирует — ну как если бы человека лепили бы со скульптуры, а не наоборот.
Рон Муек родился в 1958-м в Мельбурне. С куклами он столкнулся еще в детстве — кукол делал отец. В 1986-м австралиец переехал в Лондон и стал работать на телевизор, изготавливая актеров для "Улицы Сезам" и "Маппет-шоу", персонажей для рекламных роликов. Он вовсе не думал, что это — искусство. Искусством его работы посчитал Чарльз Саатчи, который увидел однажды его куклу Пиноккио. И не вживую. Пиноккио был изображен на холсте мачехи Муека, известной художницы Полы Рего. Саатчи тут же заказал ему скульптуры для своей коллекции и пригласил на нашумевшую выставку молодого английского искусства "Сенсация", куда Муек принес своего отца — слепок его обнаженного тела в морге. Отец, сам превратившийся в куклу, был последним портретом, который скульптор показал зрителям.
С тех пор он не балует нас портретным сходством, предпочитая анонимных персонажей, рассказывая сказки о том, что того или иного человека он встретил в толпе и решил изобразить во плоти. Три новых работы для Fondation Cartier — это три пары, всегда мужчина и женщина. Пожилая чета на пляже, молодые люди на улице и некрасивая, похожая на курицу женщина, несущая в пальто своего сына. Старики под зонтиком не смотрят друг на друга, хотя привычным жестом мужчина держит свою подругу за руку, молодая пара пребывает в тихом благостном диалоге — если посмотреть на них спереди; если же посмотреть сзади — мальчик держит девочку жестокой, почти борцовской хваткой. Мать смотрит перед собой, не замечая ребенка, торчащего из выреза ее пальто.
В оптимизме Муек не прибавил, его персонажи живы, но лучше бы умерли. Он обладает даром видеть в толпе именно несчастных и некрасивых людей — и дотошная и бесстрастная техника воспроизведения как-то особенно точно передает это несчастье быть человеком. Задумываешься о прихоти Бога, зачем-то создавшего нас в нашем размере, а не в одном из муековских. Но понимаешь, что, какими бы мы ни были, нашу тоску он изображает в натуральную величину, не преувеличивая и не преуменьшая.
Париж, Fondation Cartier, до 29 сентября