Выставка живопись
Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников / купить фото
Открытый фестиваль искусств "Черешневый лес" совместно с Московским музеем современного искусства (ММСИ) на Гоголевском бульваре показывает в Москве выставку испанского художника Жоана Миро из собрания его фонда на острове Мальорка. С подробностями — ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
XX век не знал недостатка в великих художниках из Испании. Жоан Миро часто упоминается наравне с Пикассо и Дали, но в России известен намного хуже. Пожалуй, самые преданные поклонники Миро в США, где его работы нередко гостили еще до Второй мировой и оказали влияние на первое по-настоящему оригинальное направление американского авангарда — абстрактных экспрессионистов. У представительной выставки Миро в ММСИ, привезенной стараниями основателя "Черешневого леса" Михаила Куснировича, есть только один существенный недостаток: в фонде, возникшем уже после войны, хранятся в основном поздние работы художника. Миро на Мальорке уже не смелый юноша. Это один из самых популярных послевоенных художников в мире. Подобно Генри Муру, Пикассо и Альберто Джакометти, художник создал официальный стиль эпохи борьбы за мир во всем мире. Период бури и натиска давно завершился. До войны говорили о том, что авангард занимается дегуманизацией искусства. Агрессия Германии и Италии показала, что настоящей бесчеловечностью отличаются политики, а не художники. Искусство тоталитарных государств утверждало целостность и красоту человеческого тела, называя авангардистов дегенератами и отправляя их в лагеря, эмиграцию или под домашний арест. Наоборот, в минималистичном языке Миро и Мура нашли идеальное противоядие пропаганде. Это искусство без привязки к национальности, политике, религиозным убеждениям или форме черепа. Работы позднего Миро представляют собой череду универсальных метафор с отсылками к фольклору и архаике — самое оно для планеты, решившей начать все с начала.
Миро родился в Барселоне, начал заниматься искусством там, затем переехал в Париж, где в 1924 году присоединился к сюрреалистам под командованием Андре Бретона. Напряженная работа над картографией подсознания научила Миро верить в спонтанные жесты, но из всех товарищей по движению он был в меньшей степени иллюстратором. Миро предпочитал абстракцию с редкими намеками на фрейдистскую символику. Художник разделял левые взгляды сюрреалистов и в 1937 году сделал фреску под названием "Жнец" для павильона Испании на Всемирной выставке в Париже, созданного республиканским правительством. После того как генерал Франко республиканцев окончательно победил, художнику на несколько лет пришлось остаться без родной Каталонии, тем более что диктатор, родом из Галисии, сепаратистские настроения региона, мягко говоря, не разделял. Впрочем, после войны Франко изрядно смягчился под влиянием взаимовыгодного союза с США и пускал заслуженных авангардистов в страну без особых проблем — намного важнее для франкистов было душить молодую поросль экспериментаторов. Так Миро возвращается в Барселону, а оттуда переезжает на Мальорку.
На райском острове жили родственники по материнской линии. С Мальорки же была супруга художника Пилар. Миро быстро осваивается и превращает свою землю в небольшой поселок имени себя. Он нанимает архитектора Хосе Луиса Серта, построившего тот самый павильон Испании 1937 года, и воздвигает в живописном уголке Мальорки огромную мастерскую. На выставку в ММСИ привезли не только макет этого архитектурного шедевра, но и фотопанораму одного из залов, столь убедительную, что она кажется трехмерной. В отдельном стенде лежат кисти и палитры Миро. Вместительный шкаф хранит объекты, имевшие для художника одновременно сентиментальную и художественную ценность. Миро с первых шагов в искусстве увлекался народными поделками с Мальорки. Дали, не упускавший случая обидеть конкурентов на звание первого гения Испании, называл Миро "раскрашивателем свистулек". Впрочем, художник никогда не отрицал, что глиняные фигурки, так называемые сюрели (siurelles), были главными источниками вдохновения для живописных и скульптурных изгибов в его творчестве. Более того, с переездом на Мальорку Миро и сам стал ремесленником, начальником собственной фабрики, выдавая на-гора километры живописи и тонны скульптур. Трудно отделаться от ощущения, что поздний Миро растягивает хорошие идеи — вместо пяти картин он мог бы написать одну, и вышел бы шедевр. Впрочем, год Италии и Испании в России показал, что коллеги российских музейщиков с той стороны Пиренеев умеют делать блестящую экспозицию из любого материала. Миро в ММСИ не исключение. Ощущение монотонности постоянно разрывается умными играми с масштабом. В залах с монументальной живописью висят карандашные рисунки, а то и обрывки газет, полям которых повезло носить следы творческого поиска. К тому же в скульптуре Миро сохранял остроту зрения. Он нанизывает реалистические и абстрактные элементы друг на друга, как бусины, и получается цирк, не менее веселый, чем окружавшие его образчики ремесла народов Мальорки. Зритель погружается в мощный поток компоновки и вариаций — что-то вроде бесконечной репетиции оркестра, который готовится сыграть божественную симфонию. Пускай шедевры остались в прошлом, зато на Мальорке Миро открылись просторы холста и бронзы. Ну что тут делать? Как в анекдоте — разве что завидовать.