Ровным счетом ничего красивого. То есть ничего красивого в профанном — общества потребления образов, выдрессированного рекламой, где благородные эстетические категории прекрасного и безобразного подменены простыми реакциями like/dislike,— понимании. В выработке условного рефлекса like, кстати, во многом повинна Флоренция. Точнее прерафаэлиты, выбравшие — сколько бы ни ворчали моралисты вроде Савонаролы с Рескиным — из всей довольно суровой и сдержанной флорентийской школы сладчайшего Сандро, так что и полтора века спустя печальные скуластые ангелы в локонах порхают по глянцевым страницам и широким экранам, будто вчера вместе с Боттичеллиевой "Венерой" родились. В "Идее красоты" акцент на первом слове и торжество визуальной аскезы: куратор Франциска Нори, глава Строццины, центра современной культуры при Фонде Палаццо Строцци, пригласила восемь художников, взыскующих прекрасного в философском смысле.
Фото: Photo: Sadie Coles HQ, Private collection, London
Фото: Courtesy of the artist, Spruth Magers Berlin London, and Gladstone Gallery, New York, Brussels
Фото: © The artist, 2010. Courtesy of Galeria SENDA
Фото: Courtesy of Galleria Lia Rumma Milano/Napoli
Фото: Courtesy of Thomas Rehbein Galerie, Cologne, and Hasted Kraeutler, New York
Фото: Courtesy of Marian Goodman Gallery, New York; Galerie Chantal Crousel, Paris; Hauser & Wirth, Zurich
Не то чтобы зрителя прямо с порога окатывают ушатом высоколобой спеси — напротив, выставка в высшей степени дружелюбна и интерактивна: публику приглашают поделиться своими соображениями на тему, послушать записи лекций с конференций TED, посмотреть фрагмент "Красоты по-американски" и даже унести с собой на память отрывной листок с относящимся к делу стихотворением, причем на языке оригинала. Наряду с итальянцами, Гельдерлином, Бодлером, Эмили Дикинсон и Кавафисом там имеется и пушкинское "Ricordo il magico istante...", возможно, потому, что директор Фонда Палаццо Строцци англичанин Джеймс Брэдберн — русофил и свободно говорит по-русски. Однако работы художников, добрая половина которых не относится к числу модных и затасканных по выставкам и биеннале, интерактивны в том плане, что требуют не беглого взгляда, а некоторых мыслительных усилий. Одним чудным мгновением созерцания здесь не отделаешься.
Красота случайна? Да, вместо эскизов у Вильгельма Сасналя — случайно нащелканные мобильником снимки. Грубые мазки, произвольно оставленные на заглаженной поверхности живописи, лишь подчеркивают случайность выбранного предмета. Ноутбук на подоконнике и платье на вешалке, прицепленной к оконному шпингалету, в контражуре... Фигурки жены и сына у какого-то замусоренного водоема — солнце так ослепительно, что все ушло в глухую сизость с белильными проблесками... Меж тем каждая случайность, редуцируясь до почти абстрактного сочетания плоскостей и пятен, превращается в некую живописную необходимость, в жесткую систему, хотя, казалось бы, какие нынче в искусстве системы. В картинах Вильгельма Сасналя силен пейзажный элемент, но язык не повернется повторить вслед за просветителями, что он учит нас видеть мимолетную красоту в природе. Впрочем, какая красота и какая природа? Облака увидены в иллюминатор, поля с белоснежными свинарниками в них — в окно автомобиля: цивилизация съела природу, и ей негде наблюдать красоту, кроме как внутри самой себя.
Красота хрупка? Прозрачный лабиринт из почти невидимых стекол и светящихся настольных ламп — инсталляция Алисии Кваде — как будто о хрупкости. Но, пройдя лабиринт из конца в конец пару раз, замечаешь, что из одиннадцати ламп включены только три — остальные "горят" отраженным в стеклах светом. Число ламп в "Телепортации" символизирует три подвластных нам измерения из гипотетических одиннадцати, а инсталляция, сопрягающая теорию суперструн с теорией отражения, демонстрирует схоластическую красоту онтологических построений.
Прекрасное — в шаге от безобразного и трагического? Фильм "Тело войны" Исабель Рокаморы начинается как документальный: унылый полигон, британские десантники в хаки, учения по рукопашному бою и скучные солдатские истории за кадром. Внезапно голоса сменяются "Покаянным каноном" Арво Пярта, а солдаты, сошедшиеся в рукопашной, начинают казаться танцовщиками, решившими изобразить не то Каина с Авелем, не то Снятие с креста.
Красота уникальна? Орнитолог Жан-Люк Милен долгие годы ведет свои художественные полевые исследования, снимая птиц по всему миру. Безупречные снимки с отточенными композициями складываются в серии, пары или просто склеиваются один с другим так, что каждый отдельный кадр минимально отличается от соседних — промельком тени или взмахом птичьего крыла, и в этом "минимально" запечатлевается неповторимость момента.
Кьяра Камони. «Без названия», 2011–2012 годы
Фото: Courtesy of SpazioA, Pistoia
Красота — это если убрать все лишнее? Фотографии дюссельдорфца Андреаса Гефеллера можно принять за шедевры японской каллиграфии, а на самом деле он всего лишь позволяет нам полюбоваться скрещеньями проводов или переплетеньями лозы плюща, помещая их как графические узоры на нейтральный фон. Красота в глазах смотрящего? Кьяра Камони собирает свою бесконечную мозаику из всевозможных обломков мрамора, некогда обтесанного, потом забракованного, выброшенного и еще раз обтесанного водой или ветром, чтобы показать круговорот материи в природе и культуре. Красота в руках творящего? Анри Сала в фильме "Дай мне цвет" рассказывает о своем друге, художнике Эди Раме, ставшем мэром Тираны: первым делом он раскрасил убогие панельные многоэтажки в яркие цвета по заветам Баухауза, совершенно преобразив город.
В финале — самая именитая участница выставки Ванесса Бикрофт, прославившаяся tableaux vivants с обнаженными моделями. Вначале думаешь, что фотографии и видео "VB66" сняты в музее, где сделана инсталляция из скульптур: фигуры обнаженных женщин, сохранившиеся целиком, расставлены и разложены рядом с обломками кистей, стоп, голов, торсов. Музей производит странное впечатление: все статуи черны, но не как черненая бронза и не как вдохновившие кубистов африканские идолы — тут совсем другая пластика. Постепенно целые статуи начинают шевелиться, моргать, переминаться с ноги на ногу, оборачиваясь живыми людьми. И опять же они производят странное впечатление: чернокожие, но формами не похожи на выходцев с Черного континента. Только когда глаз замечает непрокрасившиеся веки и проборы в волосах у совершенно европейского вида статисток, камера отъезжает, чтобы превратить мнимый музей в обыкновенный рынок со сдвинутыми в центре, как музейный подиум, мясными прилавками. И это самая красивая работа о красоте, которая всегда обманчива, относительна и где-то между — живым и мертвым, черным и белым, высоким и низким. Повсюду и нигде, в глазах смотрящего и вне поля зрения.
Палаццо Строцци, Флоренция. До 28 июля