Выставка скульптура
Выставку народного художника России, действительного члена Российской академии художеств, кавалера ордена Дружбы, продолжателя славной династии скульпторов "в области вождя" курировал преподаватель Школы Родченко, руководитель программы "Критика и кураторство в современном искусстве" института УНИК Александр Евангели. Двусмысленность названия оценил ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
В залах выставки Александра Рукавишникова ощущаешь неловкость. Это как если бы президент РФ вместо обращения к нации прочитал бы матерную поэму гекзаметром по мотивам деревенских частушек. Обычно Рукавишников скрывает присущую ему изобретательность и знакомство с годными образцами из истории искусства. Да и зачем кичиться перед заказчиками, чье эстетическое воспитание закончилось на разглядывании прихотливой вязи орнамента на пятитысячной купюре. Сняв галстук, повязанный по случаю очередной комиссии по согласованию или официального визита, скульптор не стесняется. Известный ваятель идолов постсоветской России — святых, царей, деятелей культуры — охотно демонстрирует клубок здоровых и простых страстей, скрывающихся за внешней лояльностью к высокой культуре в бюрократическом понимании.
Такая двойственность не новость для династии Рукавишниковых. Отец Александра, Иулиан, неустанно лепил вождя и основоположников, снимал маски с мертвых генсеков, а в минуты чистого творчества делал нечто вроде языческих алтарей, в которых главное место занимала форма, напоминающая женские половые органы. Автор памятника Достоевскому в Москве и Дрездене тоже не скрывает своих пристрастий. Проще говоря, Рукавишников любит баб, не в разговорном, а кустодиевском и пластовском смысле. То, чем нависают над зрителем его героини, и грудью-то не назовешь. Это скорее что-то среднее между лимоном из лаборатории Мичурина и небольшой бомбой "воздух-земля". С орудиями массового уничтожения эти части тела роднит их энергичная устремленность куда угодно, только не вниз. По грудям и бедра, и зады, крепкие и округлые, в вечном эротическом тонусе. Их одинаковые лица со сдвинутыми бровями и приоткрытым ртом застыли в том выражении, которое бывает с человеком только в определенные, счастливые, моменты его (ее) жизнедеятельности.
Мощь репродуктивной атаки задает и новый смысл названию выставки. Это не про Витрувия с его схемой идеального человека. Это про скульптуру "Мясное животноводство", где баба в розовом лифчике потрясает кнутом над головой быка, чей взгляд устремлен ей под юбку. Шедевр Рукавишникова мог бы стать символом садомазо-движения в России, слишком часто устремляющего взгляды за рубеж. Здесь же русский секс как он есть, пряный, пахнущий селом и сеном, с едва различимой ноткой Пикассо (великий испанец любил изображать себя в образе Минотавра-соблазнителя). Никаких тургеневских женщин со сложным внутренним миром, никаких эмоций, кроме тех, что диктуются основным инстинктом. Куратор Евангели попытался придать всему этому интеллектуальный флер, сочинив глубокомысленные тексты о пластике и чем-то там еще, но зачем писать "буйвол" на клетке слона?
В свете предъявленного нам языческого преклонения перед женским началом памятники Рукавишникова на улицах Москвы осмысляются по-другому. Памятник Достоевскому прозвали "на приеме у проктолога", но после "Сечений" очевидно, что у русского писателя просто-напросто истощение. Ясно, о чем думает Шолохов на Гоголевском бульваре, в двух шагах от выставки, кстати: он об этом всегда думает, как в анекдоте. Война полов помяла гениев, но не сломила, только скамейка провалилась рядом с памятником Булгакову, от которого отказались неблагодарные жители Патриарших.
Бывший мэр Москвы Юрий Лужков Рукавишникова привечал. Теперь вроде бы другие времена. В парке Горького, главном проекте нового департамента по культуре, ставят сплошной концептуализм. Если рассуждать чисто гипотетически, то надо признать, что при Лужкове "Сечения" выглядели бы неуместно. Дают работать в городе, платят бешеные деньги, так уж, будь добр, не самовыражайся. В новую эпоху и не предугадаешь, чем угодишь: может, и бабы пойдут. Унылые лица бронзовых классиков лишь отвращают от их наследия. Хотя, возможно, для этого в России памятники и ставят — раз торчит, значит, можно уже не интересоваться, что сделал и как. Начальство есть начальство. Недаром при Хрущеве параллельно с разговорами о возвращении к "ленинским нормам" намного тщательнее фильтровали памятники вождю и не давали их ставить где попало. Так что лучше не надо, наверное, воспринимать "Сечения" как портфолио Рукавишникова для новой власти. Памятник женщине в его исполнении появится на улицах Москвы только тогда, когда секса в стране уже не будет.