Казалось бы, вот уж к кому, но к Вере Мухиной название знаменитой выставки "Амазонки русского авангарда" в Музее Гуггенхайма о шести русских художницах никакого отношения не имеет. Но проект Московского музея современного искусства, похоже, готов наши представления о гении соцреалистической скульптуры сильно поколебать. Театральные работы Мухиной известны прежде всего специалистам и никогда не выставлялись отдельным сюжетом, в больших же ретроспективах они тонули в чаще "цельных и крепких" образов. А зря: это совершенно иная, чем основной корпус ее работ, история. История недолгой, но явно сильной страсти к театру и к радикальному художественному языку, которым театр позволял ей говорить.
По большому счету, роман Мухиной с театром длился меньше двух лет, 1916-1917 годы, и героем его был один, правда, театральнейший из театров — Камерный театр Александра Таирова. Мимолетное возвращение в театр в 1944-м только подтвердит этот диагноз театральной левизны — вернется она не абы куда, а в Вахтанговский, тихой сапой охраняющий в себе груз былого формализма. И не абы с чем, а с декорациями к "Электре" Софокла, возвращающей скульптора к ее антично-авангардному периоду.
В театр Мухину привела настоящая "амазонка", ее будущий соавтор по павильону "Известий" на Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке в 1923-м — Александра Экстер. И спектакль это был не проходной, а один из самых знаменитых, программных таировских кульбитов, его сценический манифест — "Фамира-Кифаред", вакхическая драма Иннокентия Анненского по Софоклу. Кубические декорации и стилизованные под античные туники ярчайшие костюмы Экстер, ломаная пластика актеров, чувственные пляски массовки, трагическая маска Алисы Коонен. Все это авангардистское декадентство — и Мухина? Именно так: ей, ученице Бурделя и программной классицистке, поручили сделать лепной портал "кубо-барочного стиля".
Дальше — больше: эскиз недостающего костюма Пьеретты для Алисы Коонен в восстановленной Таировым пантомиме "Покрывало Пьеретты", "Ужин шуток" Сэма Бенелли, "Роза и крест" Блока, балет "Наль и Дамаянти" на сюжет из "Махабхараты", известный русским читателям как "индейская повесть" Жуковского. Зритель кроме Коонен в новом костюме Пьеретты ничего этого по разным причинам не увидел, но в истории все это осталось.
Эскиз костюма Наля к неосуществленной постановке балета "Наль и Дамаянти" в Московском камерном театре, 1915-1916 годы
Что это было? Щедрый на быстрые характеристики Абрам Эфрос ничтоже сумняшеся определил Мухину в "молодые кубистки". Действительно, многое в ее театральных работах слишком уж походило на Экстер. Но есть и важные отклонения от заданного таировского курса: ее кубизм неизмеримо более скульптурен, она не столько рубит и режет форму, сколько лепит из подручного, то есть заданного эстетикой театра, материала. При этом видно, что столь же внимательно Мухина изучала живописные практики кубистов — и далеко не только осалонившую, опростившую кубизм для театра Экстер, но и парижских мэтров.
Понятно, что выбор тематики определен был не столько вкусом самой Мухиной, сколько режиссерской волей Таирова. Но вся эта неоромантическая с национальными акцентами материя оказалась для будущего советского скульптора отличной школой. Как и рисование эскизов к театральными костюмам — где постановка тела как бы диктует пластику будущему герою. Сама Мухина очень высоко оценивала работу Экстер для Таирова — по ее воспоминаниям, "это походило на извержение вулкана". Ничего вулканического в театральных вещах Мухиной мы не найдем, но вот уроки театральности как таковой ею были усвоены на отлично. В конце концов, вся ее будущая жизнь оказалась трагическим театром, в котором не было таировского высокого пафоса, а были мировая слава и воронежская ссылка, Сталинские премии и кромешный ад страха за близких, огромный талант и жесточайший прессинг самоцензуры.
ММСИ на Петровке, до 2 декабря