Руководитель балета Парижской оперы Брижит Лефевр заявила, что в 2014 году уйдет на пенсию. Об эпохе своего правления и о том, кто лучше всего справится с ее обязанностями, она рассказала корреспонденту "Власти" Марии Сидельниковой.
В Opera de Paris грядет смена высшего руководства. Имя директора главного французского театра уже известно: им стал нынешний глава La Scala Стефан Лисснер. Несмотря на то что официально он сменит на посту действующего руководителя Никола Жоэля лишь в сентябре 2015 года, постепенная передача власти уже началась. Теперь в Париже ждут раскрытия новой интриги: бессменная Брижит Лефевр, которая руководит балетом Парижской оперы с 1995 года, заявила, что в 2014-м уйдет на пенсию. Кто встанет во главе одной из лучших балетных трупп в мире, пока держится в секрете, но преемника обещали назвать не позднее марта будущего года, а вероятнее всего, сделают это и до конца этого.
Официально объявлено, что в 2014 году вы уходите на пенсию после почти 20 лет руководства балетом Парижской оперы. Это одно из самых долгих правлений в истории Оперы. Как вам это удалось?
Не знаю. Многие, в основном ретрограды, меня недолюбливают. Вообще сложно сказать, кто меня любит: таких, наверное, нет. Но я довольна, что моя работа приносит результаты. Сегодня у нас 350 000 зрителей и 150-170 спектаклей в сезон — артистическая сила труппы подтверждается зрительским и кассовым успехом. Но впереди еще два сезона, я пока не прощаюсь.
В чем вы видите свои главные достижения?
Я горжусь многими спектаклями, созданными по моему заказу. Для труппы ставили Иржи Килиан, Уильям Форсайт. Триша Браун доверила нам свой "Glacial Decoy" в оформлении Роберта Раушенберга. В репертуар вошли лучшие постановки Джона Ноймайера и Джона Крэнко — "Дама с камелиями" и "Евгений Онегин". Крайне важна для меня "Весна священная" Пины Бауш и то, что она согласилась,— полностью моя заслуга. Мы дружили, я много раз ездила в Вупперталь ее уговаривать. В конце концов Пина сказала "да", но с условием: "Пока ты директор — спектакль будет идти, тебя не будет — не будет и спектакля". Я сказала, что это невозможно. Но для меня это многое значило, я рассказываю об этом впервые.
Кроме этого я позволила многим своим артистам попробовать себя на балетмейстерском поприще. Так, Жан-Гийом Бар поставил "Ручей". Его балет не имеет никакого отношения к Петипа, хореография получилась в духе Баланчина, костюмы делал Кристиан Лакруа, сценографию — Эрик Руф.
Премьеру "Ручья" сильно критиковали в Париже.
Это не мои проблемы. Я не говорю, что меня не волнует критика: я читаю, что пишут. Но думаю, мы это переживем. "Ручей" пользовался успехом, мы транслировали его в кинотеатрах, и он будет идти в репертуаре. Я им довольна.
Среди хореографов-новобранцев — сплошь этуали Парижской оперы: Кадер Беларби, Никола Ле Риш, Жозе Мартинез... На каких условиях вы позволяете артистам ставить?
Есть еще Никола Поль — он "сюжет", простой танцовщик. Тем не менее премьера его спектакля шла в одной программе с балетами Мильпье и Макгрегора. Но я не могу позволить ставить всем подряд от корифея до этуали только для того, чтобы прослыть демократом. В искусстве нет демократии. Здесь действуют другие правила: работа, рассудок, проницательность. Все не могут быть этуалями, и не всем дано стать хореографами.
Есть ли что-то, о чем вы жалеете?
Я ни о чем не жалею и не ставлю под сомнение то, что я делаю, хотя никогда не остаюсь полностью удовлетворенной. Конечно, есть спектакли, которые вышли не так удачно, как я ожидала. Но риск при премьере — нормальное дело, я не переживаю по этому поводу. Самокритика присутствует, но не до такой степени, чтобы она меня останавливала. Достаточно людей, которые меня критикуют, чтобы я сама этим не занималась.
В репертуаре Парижской оперы много современной хореографии. Это обусловлено вашим личным вкусом или это результат работы в Министерстве культуры, где вы курировали танцевальное направление?
Я прошла хорошую школу: сначала балетное училище Парижской оперы, потом десять лет в труппе. Но я быстро поняла, насколько пагубным может оказаться постоянная оглядка на прошлое. В Парижской опере не должны идти спектакли для 25 балетоманов, которые считают, что знают обо всем лучше всех.
Скудость репертуара, одни и те же зрители в зале стали главными мотивами, заставившими меня уйти из Оперы в 1972 году.
Вместе с Жаком Гарнье мы основали компанию "Theatre du silence". Много ставили сами, ставили Мерса Каннингема, Мориса Бежара, многих американских хореографов, далеких от классики. За 12 лет существования "Theatre du silence" мы объездили десятки стран, побывали не только в крупных городах, но и в совсем маленьких, выступали на больших сценах, в школах, в больницах, на заводах. Тогда мы впервые узнали другую публику. Затем меня позвали в Министерство культуры, назначили куратором. Францию тогда захлестнул бум современного танца, появилось первое поколение хореографов. "Современники" считали, что правда на их стороне, "классики" открещивались от новых течений. Каждый отстаивал свою позицию. А я считаю, что в XXI веке эти направления должны быть неразрывно связаны, как на уровне образования, так и на уровне репертуара. Зрители должны видеть спектакли разных танцевальных и стилистических направлений.
В то же время практически вся классика в Парижской опере идет в хореографии Рудольфа Нуреева. Почему?
А в Большом театре классика идет в редакции Юрия Григоровича. И меня это только радует. Его могут критиковать, считать несовременным — все что угодно, но это связь эпох, преемственность поколений.
Когда Нуреев руководил балетом Парижской оперы, ситуация была далека от идеальной. Но он — легенда. Оберегать и поддерживать его легендарный образ — наш долг. Нуреев в своей хореографии обобщил накопленный за всю жизнь опыт: он много путешествовал, много видел. Плюс русская школа, плюс хороший сценический вкус; его постановки очень красивые, хотя их и чудовищно трудно танцевать. Для меня Нуреев — это Петипа, это академический танец, это тот тип хореографии, которая должна быть в репертуаре каждой большой труппы.
Почти одновременно с вашим уходом целое поколение артистов распростится со сценой. Никола Ле Риш, Изабель Сьяравола, Аньес Летестю, Орели Дюпон — эти имена сегодня олицетворяют балет Парижской оперы. А вот новое поколение этуалей чаще критикуют, чем восхищаются.
В Москве про русских артистов я слышала то же самое! Но нельзя же все время думать, что раньше было лучше. Помню, когда уходили великолепные балерины, в частности Элизабет Платель, все тоже говорили "боже, какой кошмар". Сегодня я вновь слышу эти причитания, и не сомневаюсь, что через -дцать лет услышу снова. Но это и называется сменой поколений, и такие сетования несправедливы по отношению к молодым.
Как бы вы определили свою роль в труппе?
Руководителей принято делить на диктаторов и либералов. И то и другое с негативным оттенком. Правда находится посередине. Когда мне говорят, что я диктатор, но в тоже время позволяю артистам делать все, что им угодно, значит, я на верном пути. Как и любому человеку, мне хотелось бы, чтобы меня любили, но когда ты руководишь, это невозможно. Труппа мне очень дорога, но сильная привязанность иногда приводит к разочарованиям. Меня это тоже коснулось.
Могли бы вы набросать в нескольких чертах портрет труппы?
Главный ее недостаток в том, что артисты приходят в труппу, когда им 18 лет, уходят в 42 года. И в какой-то момент, понимая, что они уже в штате, начинают остывать к профессии. Но вообще-то я горжусь труппой — большинство работает с невероятной отдачей. Помню, с какой жадностью артисты хватали каждый жест, каждое слово Пины Бауш. И я знаю, что хореографы любят работать с моими артистами, а это дорогого стоит.
В прессе появилась информация, что большая часть труппы написала письмо в Министерство культуры, которое якобы выражало недовольство. Что произошло?
Когда в начале года я объявила о своем уходе, артисты были сбиты с толку: многие никогда и не знали другого директора. Они написали письмо в Министерство культуры — не против меня, просто хотели узнать, кто будет следующим руководителем. Уже потом мы много раз обсуждали с ними эту ситуацию, и я им говорила, что они совершили ошибку по двум причинам. Во-первых, письмо было отправлено накануне президентских выборов, когда не было понятно, кто придет к власти. Во-вторых, директора балета назначает не министерство, а руководитель Оперы, но у артистов не возникло и мысли ему написать. И вообще, с чего они взяли, что имеют право голоса при назначении будущего директора? Возможно ли такое в Москве или Нью-Йорке? Решение должен принимать человек, который будет нести за него ответственность.
Таким человеком будет Стефан Лисснер, недавно назначенный на пост руководителя Парижской оперы?
Это не совсем верно. Я ухожу в 2014 году, сезон 2014-2015 во главе Оперы еще будет Никола Жоэль. Он и назовет моего преемника, но, безусловно, кандидатура должна устроить и его, и Стефана Лисснера.
Главным претендентом считается Лоран Илер. Называют также имена Манюэля Легри и Никола Ле Риша. А кого вы видите своим преемником?
Я буду счастлива, если назначат Лорана Илера — это идеальный вариант. Блистательный танцовщик, он прошел через все ступени иерархии. Сейчас он главный балетмейстер-репетитор, знает весь механизм работы Парижской оперы, знает труппу, что крайне важно. Я очень ценю Манюэля Легри, он добился больших успехов в Вене. Никола Ле Риш блестящий танцовщик, но у него нет опыта. Называют и другие имена. Например, Алексея Ратманского. Но сможет ли он подстроиться под привычки и особенности непростой парижской труппы? В версию Махарбека Вазиева я не верю. Считаю, что руководить балетом должен человек из Парижской оперы.
Чем вы планируете заняться через два года?
Пока не знаю, но, если мне удастся избежать руководящих постов, я это непременно сделаю. Я больше не хочу руководить.