Начинается с того, что популярный телеведущий Уилл Макэвой, известный своим нежеланием вмешиваться в политику и вообще подходом к новостям как к "инфотейнменту" (его играет Джефф Дэниелс, идиотничавший в "Тупом и еще тупее" братьев Фаррелли и раздваивавшийся в "Пурпурной розе Каира" Вуди Аллена), разражается неожиданной речью. Вернее, так: он отвечает на вопрос студентки Северо-Западного университета, куда он и его коллеги приехали с выступлениями. Вопрос такой: "Почему Америка — величайшая страна в мире?"
На этом месте надо сделать отступление. Реальность изображенная (неважно, что приукрашенная и скособоченная) в этом сериале вроде бы просто напрашивается на сравнение с нашей. C того дня, как первая серия, в которой этот самый Макэвой и его продюсерша (ее играет Эмили Мортимер — кстати, тоже засветившаяся когда-то у Аллена) рассказывают телезрителям правду о разливе нефти в Мексиканском заливе, появилась на торрентах, я часто слышу такие сравнения от своих коллег. Обычно они говорят об информационной открытости (там чиновники и прочие ответственные лица ощущают себя обязанными отвечать на вопросы прессы), о действенности по-настоящему прямых эфиров, в общем, обо всем, что в который раз всплыло во время здешнего освещения трагедии в Крымске.
Хотя если уж сравнивать — то все вместе. Начиная с этой — совершенно правдоподобной — открывающей сцены с вопросом.
Страшно даже представить себе, что бы началось в интернетах, фейсбуках, да и не только в них, если бы студент приличного университета задал сегодня знаменитому визитеру вопрос: "Почему Россия — величайшая страна в мире?" Без всякого издевательства, без всякой фиги в кармане, а, наоборот, с уверенностью, что да, величайшая, но только, пожалуйста, сформулируйте ваше виденье, почему конкретно.
Хотя, скорее всего, такого бы просто никогда не случилось — ни в приличном университете, ни даже на съезде нашистов. У современной постпостсоветской России нет языка, на котором такое можно сказать. (В России Советской, кстати, таких вопросов тоже не задавали — там с формулировкой ответа было все ясно.)
У современной постодиннадцатисентябрьской Америки с этим языком возникли некоторые проблемы. Сериал Аарона Соркина "The Newsroom" — про то, как эти проблемы преодолеть.
"Америка — не величайшая страна в мире,— отвечает Уилл Макэвой на вопрос студентки.— Мы седьмые в мире по грамотности, двадцать седьмые по знанию математики, сорок девятые по продолжительности жизни, третьи по среднему доходу на семью. Первые мы только в трех категориях: по количеству заключенных, по количеству взрослых, считающих, что ангелы существуют в реальности, и по затратам на оборону. Америка — не величайшая страна в мире". Все последующие серии посвящены доказательству, что нет, все-таки величайшая.
Оскароносного сценариста Аарона Соркина, создателя, как это сейчас принято называть, "The Newsroom", можно без преувеличения назвать одним из главных американских пропагандистов. Даже его лечение от кокаиновой зависимости, доведшей в 2001 до ареста, стало свидетельством не приверженности плохому, а стойкости на пути к исправлению. (Кстати, именно он сейчас пишет сценарий для байопика Стива Джобса, ставшего после смерти безусловным новым "американским героем".)
Но главное достижение Соркина в этом смысле — сериал "The West Wing" (Западное крыло — флигель Белого дома, где расположены офисы администрации, включая, например, Овальный кабинет), который шел с 1999-го по 2006-й, получил три "Золотых глобуса", двадцать шесть "Эмми" и был чрезвычайно популярен — особенно первые четыре сезона, которые почти полностью написал Соркин.
Про "The West Wing" принято считать, что этот сериал ввел моду на работу "в политике" — и отчасти из-за него в теперешних командах конгрессменов и сенаторов так много молодых людей около тридцати: они смотрели этот сериал подростками и, соответственно, им вдохновлялись. Об этих "Чадах West Wing" не так давно написал журнал Vanity Fair — среди прочего в этой статье цитируется юный сотрудник штаба Обамы, так описывающий впечатление от одной из самых ярких предвыборных речей своего патрона: "Это было совсем как в West Wing".
Грубо говоря, "The West Wing" разрушил представление о том, что политика — это нечто хоть и важное, но скучное и по определению грязное: телевизионные ребята из Западного крыла были круты, увлечены и идеалистически преданы родине.
Задачу своего нового сериала Соркин не поленился сформулировать для нас сам — устами своего героя, прозревшего под влиянием своей новой продюсерши (она же — вот романтическая линия — его бывшая невеста). Уилл Макэвой в эфире обещает зрителям, что впредь его программа будет основана не на "инсинуациях, спекуляциях и гиперболах", а исключительно на фактах, поданных в человеческом контексте. "Потому что нет ничего более важного для демократии, чем хорошо информированный электорат".
Американскую журналистику, особенно телевизионную, дежурно обвиняют в манипулировании общественным мнением, безоглядном служении рейтингам и потере профессионализма (в эфирной "клятве" Макэвоя эти обвинения перечислены: неверные отчеты о результатах выборов, взвинчивание страхов перед террористической угрозой, слепота и успокоенность накануне финансового кризиса, выгнавшего из домов тысячи американцев). В телефильме Соркина эту "больную" журналистику лечат прямо на наших глазах, возвращают к истинно американским истокам, к ценностям таких великих журналистов, как "победивший маккартизм" Эдвард Мэрроу и "прекративший войну во Вьетнаме" Уолтер Кронкайт (документальные кадры с ними для наглядности фигурируют в титрах).
В принципе, для того чтобы дать зрителям надежду, что дело делается и добро уже на марше, существующую тележурналистику со всеми ее пороками менять совсем не нужно — достаточно показать вот такой сериал. В понимании этого (и, разумеется, в умении исполнить) — сила Аарона Соркина и, отчасти, стоящей за ним американской медиаиндустрии. В принципе, Константину Эрнсту и Олегу Добродееву с их инкорпорированными во власть медиаимпериями и уже давно не вызывающими никакого доверия информационными программами можно было бы попытаться воспользоваться зарубежным опытом и сделать что-нибудь подобное. Хотя нет, у них точно не получится.