"Звери юга"
"Мне три годика, мое детство — южная готика". Хашпапи (Кувенжане Уоллис) родилась в нищей хибаре где-то на юге и свою мать помнит только как светящийся силуэт, который был, а потом исчез. Ее отец Винк (Дуайт Генри) — сам как ребенок, но может научить ее важным жизненным навыкам. Например, как поймать рыбу голыми руками и убить кулаком. И что делать, когда снаружи их барака бушует жуткий шторм — лучше самому устрашающе палить в темное небо из ружья. Когда в Луизиане разверзаются хляби небесные, Хашпапи воображает, как тают вечные льды и огромные черные кабаны вырываются на волю, чтобы затоптать весь мир. Это деревенская тетка, доморощенная учительница, рассказала детям про диких зверей и про то, как раньше люди прятались от них в пещерах. В отрезанном от цивилизации местечке Батуб все не сильно с тех пор изменилось: местные как пили всю жизнь в своих норах, так и продолжили пить в ураган, а что после потопа твердой земли под ногами больше не осталось — так ее и раньше почти не было. Цивилизация — дамба, которая не защитила Батуб от потопа, зато теперь не дает воде уйти. Цивилизация — сверкающая странной белизной больница, где в нос Винку вставляют какие-то трубки, которые не защитят его от смерти. Скоро шестилетняя Хашпапи останется одна против огромных черных кабанов.
Фильм Бена Зайтлина снят необычайно технично для дебютанта — диву даешься, как красиво он подает самую неприглядную фактуру, зарываясь в нее с головой так, что красота едва не становится самоцелью. Гран-при на "Санденсе", несколько призов в Канне, почетные сравнения от критиков, которым фильм напоминает то Гиллиама, то Малика, то Кустурицу. Только кроме киношных тут напрашиваются книжные аналогии, от Харпер Ли до Фланнери О'Коннор. И может, не напрасно Зайтлин так зациклен на красоте съемки: если обычно кино враждебно воображению, то его фильм работает скорее как текст — смутные образы отпечатываются где-то на внутренней стороне век и снова возникают из ниоткуда, когда закрываешь глаза.