"Пора вставать, все готово, чтобы провозгласить вас". Этими словами Алексея Орлова, прозвучавшими в петергофской спальне, началось утро 28 июня 1762 года для 33-летней принцессы Софии Августы Фридерики Ангальт-Цербстской, супруги герцога Гольштейн-Готторпского Карла Петера Ульриха. Его в России звали государем императором Петром Федоровичем. Ее — Екатериной Алексеевной. Когда несколькими часами позже несчастный Петр Федорович, страдая от похмелья, ехал в Петергоф праздновать собственные именины по православному календарю, генералитет, высшие чиновники и Синод, вдохновленные зрелищем гвардейских штыков, уже объявили его жену императрицей — Екатериной, стало быть, Второй.
Понятно, что делать по случаю 250-летия этих событий выставку, целящую в весь екатерининский век как в копеечку,— шапкозакидательство. Исторический музей поступил осмотрительнее, хронологические пределы устроенного им выставочного проекта начинаются ангальт-цербстским детством будущей императрицы и заканчиваются ее воцарением. Воцарением в окончательном, обрядово-формальном смысле — венчанием на царство в Москве. Благо новоявленная самодержица с ним поторопилась: уже через 10 дней после переворота, так внезапно овдовев, она назначила коронационную комиссию, а 22 сентября возложила на себя корону.
Должно быть интересно — в конце концов, даже само лето 1762 года и так предоставляет немало перспективных сюжетов: и подготовка переворота, и жалобная переписка свергнутого императора с супругой (она отправила мужу, вняв его просьбам, любимых слуг, любимую скрипку и любимую "мопсинку собаку", но непонятно, успели все они застать его живым или уже нет), и суматоха по поводу открывающих новое царствование ослепительных торжеств (балы, оперы, километры парадных шествий и триумфальных арок).
Но и в отчете о предыдущих 18 годах жизни Екатерины Алексеевны в России музею есть где развернуться — тем более что в дополнение к собственным раритетам ГИМ одолжил экспонаты у множества собраний, список которых выглядит интригующе: в нем и Музей музыкальной культуры имени Глинки, и Мемориальный музей Суворова. Мы представляем себе этот период прежде всего со слов самой императрицы, которая постаралась, чтобы самым очевидным и самым связным источником сведений об этом времени были ее записки. Но все-таки эти записки — в большей степени пропагандистское произведение, пусть и безукоризненное литературно и искуснейшее в смысле манипулирования чувствами читателя, который ну просто не может не сопереживать живейшим образом этой умнице, которая так уж натерпелась от сумасбродной "тетушки" (Елизаветы Петровны) и от имбецила-мужа, что утешиться могла только захватив трон, на который по большому счету не имела никаких прав вовсе. Документальная правда куда сложнее, и по материалу выставки это, по идее, должно чувствоваться.
Помимо документов, разумеется, обещана колоритная визуальность: редкие портреты, живописные и гравированные, драгоценные медали и оружие, парадные платья и мундиры, принадлежавшие основным действующим лицам рассказываемой драмы — когда политической, а когда и интимной. Продемонстрируют и основные вехи воспитания будущей царицы — чуть ли не на материале учебных тетрадей, и это тоже любопытно. О русскости Екатерины мы обычно думаем снисходительно, припоминая ей написание слова из трех букв с четырьмя ошибками — "исчо" вместо "еще". На самом деле даже куда как русская Анна Иоанновна писала несколько в духе современного интернет-арго "апробуэтца" вместо "опробуется", а вот Екатерина II в зрелые свои годы демонстрировала (если закрыть глаза на нерегулярные огрехи орфографии, которые и в родном немецком бывали) заразительно органичный русский язык. Причем во всех регистрах — от академичного высокого штиля с церковнославянской грамматикой до уютного домашнего тона ее записок к фаворитам. Архивно-музейной информацией о которых выставка тоже обещает поделиться — раз уж их существование сыграло свою роль не только в воспитании чувств "северной Минервы", но и в дальнейшей истории царствовавшей династии.
ГИМ, с 3 июля по 30 сентября