Несоединимая Россия

Елизавета Симбирская — о новом фильме Авдотьи Смирновой «Кококо»

После премьеры на "Кинотавре" новый фильм Авдотьи Смирновой "Кококо" выходит в российский прокат

Елизавета Симбирская

Коллекция интеллигентов — работники музея "Кунсткамера" города Санкт-Петербурга. Этнограф, кандидат наук Елизавета (Анна Михалкова) отличается от своих коллег любовью к безвозмездной помощи. Как-то раз она подобрала больного алеута, но от ее навязчивой любви тот сбежал, так и не вылечившись, теперь объектом помощи и заботы стала Вика (Яна Троянова) — "ебургская", из Екатеринбурга, значит. Оказавшись в одном купе, обе лишились сумок с деньгами и документами, обе написали заявления о краже в привокзальном отделении милиции, но только одну из них полицейские отпустили, а другую — в камеру, до выяснения обстоятельств. Основания известные — выглядит вызывающе, говор, ведет себя нагло, еще и в драку лезет. Елизавета, такой несправедливости не вынеся, забрала не только заявление, кражу поменяв на утерю, но и саму Вику. Теперь одинокой интеллигентке есть за кем наблюдать, кого воспитывать, кем восхищаться, от кого ужасаться, на кого злиться, за кого держаться, как за ниточку, связывающую две разные части современной России. И она эту ниточку из рук не выпустит.

Новый фильм Авдотьи Смирновой "Кококо" похож на предыдущий "Два дня", но намного лучше. Хотя бы потому, что в нем нет Федора Бондарчука в роли чиновника, изменившего своим чиновничьим идеалам. На этот раз все ближе к действительности. Сменив власть на народ, Смирнова продолжает рассказывать истории из жизни современной России. Стереотип стал ее творческим методом. Героине Михалковой бывший муж советует прекращать разговаривать фразами из школьной программы. Но она, как обобщающий образ интеллигенции всех эпох, до последнего держится за устойчивое, шаблонное представление о народе. Фразой, прописанной еще в "Анне Карениной", она вкрадчиво объясняет свою привязанность к Вике: "Мы ужасно относимся к нашему народу, разве они виноваты в том, что у них не было таких возможностей, как у нас?" Впрочем, чувство вины характерно не для всех представителей интеллектуальной элиты. Друзья Елизаветы в Вике видят хабалку, но мужчин она сексуально привлекает, а у женщин вызывает антропологический интерес. Друзья наперебой интересуются искренностью отношения Елизаветы к Вике.

Одна талантливая сценаристка учила, что люди не говорят, а проговариваются. Сценаристы Авдотья Смирнова и Анна Пармас это, видимо, знают. В диалогах и монологах герои то и дело сообщают основополагающие идеи фильма. Не услышать и не понять невозможно. Смирнова как режиссер не использует сложных метафор, отрекается от тонкой образности. Трагикомедия "Кококо" предполагает прямой удар по общему месту — соседство двух противоположностей на местности. Елизавета и Вика это в некоторой степени Дон Кихот и Санчо Панса. Елизавете страсть как нравится драться с ветряными мельницами и чувствовать себя на коне, даже если конь этот почти дохлый, то есть чувствовать себя нужной, ценной, героем, спасающим от безграмотности и прозябания простушку. Вика рада приносить пользу своей наставнице, как эмоциональную, так и практическую. Треть фильма она спасает такую нежную и наивную подругу от мужских нападок и моет полы в квартире. Героини жить друг без друга не могут, но и жить вместе им сложно и утомительно. Они и хотели бы друг о друге заботиться, но находит коса на камень в вопросах морально-нравственных. Оказывается, что камнем преткновения все-таки является вопрос даже не знаний, а воспитания. Елизавета, перечисляя Вике эпохи в искусстве: "Смотри, все просто: античность, эпоха Возрождения, барокко..." — не достигла результата. Этого оказалось недостаточно, чтобы сделать из замарашки принцессу. По крайней мере, принцессу в представлении Елизаветы. Ведь героиня Трояновой не принцесса, а Маленькая Разбойница. Она красивая, яркая, шумная, поет народные частушки, как не снилось рафинированным петербуржцам, умеет и себя защитить, и за других заступиться, она искренняя и незлобивая. Но она лишена такта, утонченности, скромности, чувства вкуса и чувства меры. Что ж, всему этому можно было бы научить, если бы такие, как Елизавета, не проговаривались случайно: "Тебе это не надо". В попытках наделить подругу знаниями она сразу устанавливает границы этих знаний. Хотя именно против этих границ ее либеральная душа выступала вначале.

Тип людей, который играет Михалкова,— снобы, никого не любящие, не ценящие и не уважающие, кроме самих себя. Такими и представляется интеллигенция музея "Кунсткамера". Про них Вика говорит: "Сидят на работе, на уродов в банках смотрят". Эффект камеры-обскуры, когда уродами становятся сами научные сотрудники. Антон Павлович Чехов, как известно, на что нередко ссылаются праворадикалы, не верил в отечественную интеллигенцию. Именно по причине ее фальшивости и истеричности. Каждый из работников музея имеет свои собственные виды на Вику, каждый готов отхватить от нее то, что ему больше всего надо. Мите (Евгений Муравич) не под силу бороться с начальством музея, поэтому идею Елизаветы сделать Вику менеджером в музее он принимает с восторгом и кричит: "Правильно, музею нужна строгая хозяйка!" Тут у зрителя, у меня, сжимается сердце. Понятно, о какой строгости и жесткой руке говорит режиссер. Идея эта у ученого не входит в клинч с походами на митинги в поддержку Ходорковского, где он готов "немножко пострадать" от жесткой руки омоновца. Ужасно смешно и страшно от того, что герои в теории все понимают. Елизавета может объяснить Вике после просмотра фильма, видимо, про взаимоотношения Кавказа и остальной России, что: "Это же мы к ним пришли, они нас не звали", при этом на практике ведет себя под стать отечественным главнокомандующим, а в результате складывается поразительно похожая на реальность ситуация. Однажды, придя домой, она уже не оказывается хозяйкой в нем, ее комната закрыта на ключ, а вокруг чужие люди. На этих аналогиях построен весь фильм. Каждый эпизод, как и ежедневные сводки новостей в интернете, вначале вызывают смех от недопонимания, а после волосы дыбом встают, если задуматься, к чему ведет каждая ситуация в отдельности. Но Смирнова не пугает, она как раз наоборот говорит, что все это уже было. Литература XIX века изобилует примерами дружбы двух противоположных по своей сути людей. Обломов и Штольц, Печорин и Максим Максимович, Базаров и Аркадий Кирсанов — прототипы Елизаветы и Вики. Но если вспомнить свои впечатления от героев классических романов, то и автор, и читатель зачастую выбирают сторону того самого утонченного интеллигента (в романе "Отцы и дети" больше всего хотелось встать на сторону Одинцовой). В холодности и надменности было больше прелести, чем в горячности и дружелюбии, леность и апатичность приятнее работоспособности и жизнелюбия.

Пожалуй, режиссер Авдотья Смирнова впервые позволяет понять, или мы наконец стали отчетливее видеть, что классический образ русского интеллигента, его посылки и умозаключения, его терзания так и не стали конструктивной моделью для развития общества. Теперь хочется встать на сторону "народа", потому что гораздо труднее выучиться быть открытым и честным человеком, чем запомнить отличия модерна от ар-деко. И в конце концов, чтобы люди жили в одной квартире (стране) и не ругались, начать надо, наверное, с создания единых правил жизни и сохранении свободы выбора в их рамках. Мысль эту Вика проговаривает, отгораживая шкафом себе уголок в квартире Лизы: "Ну, давай, раз мне тут жить, будем делать так, как мне удобно". Ведь не поспоришь.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...