На два дня, 12 и 13 апреля, в дом-музей Муравьева-Апостола в Москве на предаукционную выставку Christie`s приедет «Поясной портрет мужчины в нагруднике и шляпе» Рембрандта. Приедет, но, скорее всего, не задержится.
Учитывая, что работы Рембрандта появляются в продаже редко, а его вещей «караваджистского толка» на аукционы не выставляли уже 40 лет, интерес к этому лоту должен быть велик.
Рембрандт — это всегда здорово. С этим не поспоришь. А уж в Москве, где официально отмеченных рембрандтов всего шесть полотен (все в ГМИИ), каждая возможность увидеть что-то новое — большой подарок. Однако сюжет, который мог бы развернуться вокруг этого, приятного для Christie’s, но далеко не самого прибыльного лота, потенциально куда важнее простого зрительского любопытства.
И дело тут, как часто бывает, в цене вопроса. Эстимейт этой небольшой (39.8 x 29.4 см) работы составляет $12,7–19 млн — смешные вообще-то деньги по сравнению с ценами на московскую недвижимость, частную авиацию и на оглушительные покупки предметов изобразительного искусства вроде лидера всех времен и народов «Игроков в карты» Сезанна (ушел в прошлом году за $250 млн) или серебряного призера в этой гонке чемпионов — композиции Джексона Поллока 1948 года ($156,8 млн). Я совсем не против Сезанна и Поллока, но я очень-очень за Рембрандта. Да, «Блудный сын» или «Еврейская невеста» не продаются. Да, портретов Рембрандта сохранилось довольно много. Но во-первых, Рембрандта много не бывает, а, во-вторых, покупка такой вещи есть свидетельство не столько наличия больших денег, сколько отменного вкуса.
С чем мы имеем дело в данном случае? С картиной с отличным провенансом (в 20 веке ее часто перепродают, но все в хорошие руки — например, с 1930 по 1973 год она была в коллекции барона Тиссен-Борнемисса в Лугано, последние владельцы — именитое голландское торговое семейство Дреесманн), в хорошем состоянии (чему подмогой то, что написана она не на холсте, а на дубовой доске) и с отменно проработанным искусствоведческим бэкграундом. Она частый гость солидных выставок (из самых громких — «Рембрандт и Ливенс» 2001-го и «Рембрандт и Караваджо» 2006-го годов) и отлично описана рембрандтоведами.
Эта доска — первый из сохранившихся рембрандтовских «тронье» — фантазийных портретов, изображавших типажи или темпераменты. То есть это принципиально не портрет реального человека, хотя некто вполне мог быть для нее моделью. Сочинение такого «тронье» больше похоже на собирание паззла — здесь Рембрандт сочинил типаж «военный»: из металлического воротника, являющегося остатком рыцарского доспеха и торчащей из подмышки то ли рукоятки сабли, то ли навершия булавы (указание на профессию) и комического в 20-е годы XVII века пафосного прорезного берета с перьями, которые вот уже скоро век как не носили. Это сочетание воспринималось комическим настолько, что голландский искусствовед Де Вриз высказал предположение, что тут Рембрандт мог вдохновляться гравюрой Жака Калло «Capitano», на которой изображен персонаж комедии дель арте.
Этот портрет — подчеркнуто рембрандтовская вещь, здесь все словно подпись: игра с контрастами фактур материалов (кожа и металл, шелк и перо), цветастость, фирменная для автопортретов Рембрандта лейденского периода половинчатость — половина лица темная, половина светлая. При этом многое тут впервые — первый «тронье» и первая работа, в которой художник концентрируется на отдельной фигуре. И, конечно, — показательный караваджизм, не прямой (работ самого Караваджо Рембрандт не видел), но через утрехтских караваджистов, которые для 20-летнего амбициозного художника были значительным культурным шоком.
В общем — вещь достойная со всех сторон. И по смешной цене. То есть ровно то, что некогда покупали просвещенные русские купцы вроде Генриха Брокара, который купил схожее по времени (1626) и даже с таким же нагрудником на одном из персонажей «Изгнание торгующих из храма». Сейчас оно в ГМИИ, в музее, празднующем 100-летие и до сих пор не избалованном вещами первого ряда. Увы — сейчас у наших соотечественников такие покупки не в моде, наши новые «Рубенсы» все больше происходят из завалившихся под кровати красных командиров трофейных кладов, а деньги тратятся на современное или старое, но русское, искусство. «Поясной портрет», скорее всего, перейдет в очередную европейскую частную коллекцию, где будет некоторое время радовать глаз владельца фирменным рембрандтовским светом. Жаль, по уму-то как раз именно в России такой Рембрандт был бы куда параднее и высокочтимее.