Хроника событий 1937 года
13.02. Завершился рекордный пробег на паровозе Москва--Владивосток--Москва. Протяженность маршрута составила 20 860 км.
13.02. Принята новая Конституция Грузинской ССР, составленная на основе сталинской Конституции 1936 года.
13-15.02. Состоялась торжественная сессия Академии наук СССР, посвященная 100-летию со дня смерти А. С. Пушкина.
15-19.02. XII Всебелорусский чрезвычайный съезд Советов одобрил проект и принял новую Конституцию БССР.
16.02. В Государственном Историческом музее открылась Всесоюзная пушкинская выставка.
18.02. Ушел из жизни нарком тяжелой промышленности Г. К. (Серго) Орджоникидзе.
18.02. Арестован 1-й секретарь Нижнетагильского горкома ВКП(б) Шалва Окуджава, отец поэта Булата Окуджавы.
"Правда"
19 февраля 1937 года
Наша партия понесла тяжелую потерю: 18 февраля от паралича сердца скоропостижно скончался товарищ Григорий Константинович Орджоникидзе... Последние семь лет тов. Орджоникидзе стоял во главе тяжелой промышленности СССР. С его именем связаны величайшие победы социалистической экономики... Он любовно выращивал кадры талантливых деятелей тяжелой индустрии, до конца преданных делу социализма, сплоченных вокруг большевистской партии. И вот теперь тебя, дорогой товарищ Серго, нет с нами. Тяжесть этой утраты неизгладима...
Из воспоминаний А. И. Микояна
В 1937 г., в феврале, на Пленуме ЦК должен был обсуждаться вопрос о вредительстве в промышленности. Докладчиком от ЦК был назначен Орджоникидзе. Он должен был в своем докладе не только одобрить аресты, уже произведенные, но и шире обосновать их необходимость... Помню, в беседах со мной Орджоникидзе говорил, что не понимает, что происходит. Товарищи докладывают, что никакого вредительства нет. Арестовываются крупнейшие хозяйственные работники, которых он хорошо знает. Как же он будет докладывать на Пленуме ЦК о вредительстве, когда у него собраны совершенно противоположные материалы? За 3-4 дня до самоубийства мы с ним вдвоем ходили вокруг Кремля ночью перед сном и разговаривали. Мы не понимали, что со Сталиным происходит, как можно честных людей под флагом вредительства сажать в тюрьму и расстреливать. Серго сказал, что у него нет сил дальше так работать. "Сталин плохое дело начал. Я всегда был близким другом Сталину, доверял ему, и он мне доверял. А теперь не могу с ним работать, я покончу с собой"...
Из воспоминаний С. А. Микояна, сына А. И. Микояна
Как-то из-за закрытой двери спальни родителей я услышал резко, с болью произнесенные отцом слова: "Не верю, не верю!" Это было сразу после самоубийства Орджоникидзе, которого, как потом стало известно, Сталин хотел объявить "врагом народа" (позже возникли подозрения, что на самом деле его убили). Но, возможно, отец имел в виду кого-то другого из репрессированных... После 37-го года ответственные работники и руководители друг к другу заходить перестали, это, видимо, было небезопасно — могли заподозрить в сговоре, и как-то само собой стало "не принято". А тогда еще приезжали... Как-то отец взял нас с собой к Горькому на его дачу в "Горках-10". Он сохранился в моей памяти, а еще запомнилась на его даче обезьянка, которая очень смешно ела мандарины, аккуратно снимая кожуру...
Из дневника пенсионера Е. Н. Николаева, Москва
17 феврали 1937 г. Был В. Г. Б-н и рассказал ужасы. Он сегодня был на Главном почтамте и наблюдал массу серого степного народа; все они испитые, иссохшие, оборванные, грязные, изнуренные. Он их спросил, зачем они здесь и откуда. Был ответ: "Видишь, посылаем посылки — хлеб и крупяные продукты и все, чем можно питаться, да принимают-то только по 5 кг". А сами они Тамбовской губернии. "Вот он, например,— показывая на другого,— Борисоглебского уезда". На вопрос: "Разве у Вас там нет хлеба и вообще зерна, круп, пшена и другого?" ответ был такой: "Ничего нет". "Как же, ведь это была наша житница, где была масса мельниц, и оттуда все гналось в Москву и другие места вагонами и целыми поездами?" — "Да,— был ответ,— было, да сплыло, а теперь вот все едем к вам в Москву за хлебом и называем ее, Москву, теперь хлебородной стороной". Далее сказал, что "нам за наш непосильный без отдыха труд дали только по одному фунту на трудодень, а остальное все отобрали и все, что еще нам должно бы получить, то отобрали в семенной фонд". "У нас,— продолжал он,— прямо мор, люди пухнут и помирают, мы вот режем скот — коров, у кого, конечно, есть, и едем в Москву покупать хлеб, чтобы не помереть с голоду. Да и не знаем, как мы весной будем работать: кормов для скота совсем нет, и лошади валятся — дохнут от голода. Коровье мясо вот везем сюда, а кобылье едим там сами". На заданный вопрос: "Почему вы не едете в губернские ваши города, а в Москву?" последовал следующий жуткий ответ: "Да там тоже ничего нет, хлеба, например, дают только по фунту на человека, а очереди по несколько сот человек. И если до обеда не удастся получить этот фунт на одного черного хлеба, то уже после полудня его, т. е. этот фунт, и не получишь. Так в Тамбове, и были в Рязани, и одно и то же, а так как мясо у нас стоит 1 руб. 50 коп., и не дороже 1 руб. 70 коп. за кило, то, конечно, его есть расчет привезти в Москву, да, кстати, здесь можно купить и хлебца, мучки и каких-нибудь круп". "Где же вы ночуете?" — был задан вопрос. "А на вокзалах",— был ответ. "Да ведь там после 12 часов ночи всех выгоняют".— "Нет, нас не выгоняют,— последовал ответ,— ведь видят, что мы с мешками с продуктами, нас только перегоняют из зала в зал после уборки, так и коротаем бессонные ночи, потому что если уснешь, то и проспишь все то, что имеешь, украдут — что тогда делать". Я подумал, действительно, что тогда делать? Привез издалека и последнее, там дожидается голодная семья, а тут украли. Это кошмарно-жутко подумать, что может сделать тогда этот голодный, бедный, оборванный и обовшивевший несчастный человек. Плакать? Москва слезам не верит. На себя наложить руки? Боже правый! И так, как оказывается, всюду на периферии. Зачем же такая болтовня, как устная, так и газетная. Ведь все, поголовно все знают, что творится в России что-то кошмарное, жуткое, и все это исключительно от того, что Россией управляют люди — враги России и русского народа, не имеющие никакого понятия о государственном устройстве, придумавшие утопическую, бессмысленную систему какой-то "колхозной" жизни народа, и которая проводится исключительно одним только принуждением и террором.