"Громоздкий аппарат с сотней тысяч служащих состоит на иждивении государства"

85 лет назад, в 1927 году, Иосифа Сталина проинформировали о том, что ленинский план кооперирования крестьянства провален, поскольку возглавлявшая работу спаянная группа большевиков разбазарила выделенные на нее деньги. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов разбирался в этой предыстории насильственной коллективизации села.

"Заметно недоверие крестьян"

В СССР редко и не очень охотно вспоминали о том, что первые крестьянские коллективные хозяйства возникли отнюдь не в послереволюционной России, а во времена царизма. Причем в отличие от колхозов их создание проходило действительно на добровольных началах и по инициативе крестьян. Сначала появились кредитные кооперативы, обеспечивавшие своих членов кредитами, затем начали образовываться и товарищества по совместному приобретению новейшей для тех времен сельскохозяйственной техники, которую пайщики затем использовали сообща. А также кооперативы, занимающиеся переработкой и сбытом сельхозпродукции.

О темпах роста русской кооперации можно судить по тому, что в 1912 году кооперативы решили объединить свои средства и создали Московский народный банк. Сумма вкладов на кооперативных началах с 1894 по 1913 год выросла в восемь раз. А к 1917 году — в семнадцать. Так же стремительно росло и число кооперативов. Если до революции 1905 года в стране насчитывалось около 4 тыс. различных кооперативов, то к 1915 году было организовано еще около 30 тыс. А к 1 января 1917 года кооперативов всех типов — от кредитных до кустарных артелей — насчитывалось уже 63 тыс. с общим числом членов более 24 млн.

После большевистской революции 1917 года подавляющее большинство старорежимных кооперативов ушло в небытие вскоре после проведенной новой властью национализации банков. Ведь доступ вкладчиков к средствам в начале 1918 года резко ограничили, а затем и вовсе прекратили. Кроме того, руководство кооператоров выступало против новой власти: в феврале 1918 года I  Всероссийский кооперативный съезд принял резолюцию, которая требовала от большевистского правительства сложить с себя полномочия. Так что старые кооперативы, не закрывшиеся по финансовым причинам, ликвидировались чекистами.

На их месте возникли новые стихийные объединения крестьян, которые в условиях Гражданской войны начали сплачиваться для преодоления всевозможных трудностей. Но исчезали такие кооперативы так же легко и быстро, как и появлялись. А органы советской власти интересовала прежде всего потребительская кооперация, в рядах которой городские и сельские пайщики объединялись для совместного приобретения и распределения продуктов и товаров. Практически все распределяемые в городах продукты добывались простыми реквизициями в деревне, сменившимися затем изъятиями в порядке продразверстки, когда подлежащее сдаче количество зерна, мяса и всего прочего распределялось на каждое село и на каждый крестьянский двор.

После окончания войны и объявления в 1921 году новой экономической политики поборы с крестьянства должны были уменьшиться. Однако при этом резко снижались и поступления продуктов в госфонды. А потому возникла идея использовать для обеспечения всех нужд пролетариата и пролетарской диктатуры кооперативы нового типа. Схема представлялась довольно простой. Весной крестьяне получали от кооператива все необходимое для сельхозработ, а также обещание в течение года снабжать их остродефицитными в то время тканями и прочими промышленными товарами. Взамен от крестьян требовалось подписать договор о том, что все излишки продуктов, оставшиеся после уплаты продналога и не идущие на личное потребление семьи и будущий сев, будут проданы кооперативу по установленной весной цене. Это называлось "законтрактовать" урожай. Первоначально контрактовкой занимались главным образом потребительские кооперативы. Но вскоре к ним присоединились и организаторы сельскохозяйственных кооперативов всех типов — от кооперативов по совместной обработке земли до кредитных.

Идея выглядела здраво, но на пути ее осуществления возникло множество проблем. Прежде всего, финансовые органы и местные власти нередко обманывали крестьян и завышали размер продналога настолько, что на его уплату должно было уходить больше, чем крестьяне могли собрать. Проблемы крестьянства стали нарастать как снежный ком, и во многих районах страны начался голод (см. материал "Взял труп мальчика 7 лет, разрубил топором на мелкие части и сварил" во N3 "Власти" за этот год). А там, где дела обстояли не так плохо, развернулась ожесточенная борьба между госзаготовителями, именовавшими себя кооператорами, и частными торговцами. Мало того, начались бесконечные трения между представителями потребкооперации, за которыми стояла их головная организация — Центросоюз, и чиновниками от сельхозкооперации, подчинявшимися Сельскосоюзу. В результате из разных мест в Москву пошли похожие сообщения: "Заметно недоверие крестьян к строительству кооперативов".

Как чаще всего случалось в советские времена, проблему начали решать организационным путем — реформированием кооперативов и укреплением руководства кооперативных союзов. В том же 1921 году началась реорганизация сельских потребительских обществ. А главным исполнителем воли партии в Сельскосоюзе ЦК РКП(б) в 1922 году был назначен молодой, но успевший показать себя в качестве руководителя высокого уровня большевик Григорий Наумович Каминский.

Родился он в 1895 году, по одной версии, в семье простого кузнеца, по другой — в семье состоятельного купца. В 1913 году Каминский вступил в РСДРП, а два года спустя его приняли в число студентов медицинского факультета Московского императорского университета. Правда, окончить учебу ему так и не удалось. В 1917 году партия отправила его устанавливать советскую власть в Туле, где он вскоре занял оба высших поста — партийный (секретарь губернского комитета РКП(б)) и советский (председатель губернского исполнительного комитета).

"Эту руку пожимал Ленин"

"Полновластным хозяином в городе,— вспоминал приехавший в Тулу в 1918 году Валерий Кирпотин,— был Г. Н. Каминский, председатель Тульского губкома РКП(б)... У меня к тому времени был стаж редакторской работы. Весной и летом 1918 года я был секретарем редакции газеты "Борьба", органа Брянской группы отрядов. Меня на бюро губкома назначили редактором газеты "Коммунар". До этого в Туле выходили две газеты: "Пролетарская правда" и "Революционный вестник". Губком вместо них учредил объединенный партийный и советский орган. Основателем и первым ответственным редактором "Коммунара" был сам Г. Н. Каминский. Газету я получил из его рук и в свои двадцать лет стал ответственным редактором серьезного партийного издания. Правда, куратора мне все же назначили. Им стал Борис Кушнер, сведения о котором можно найти в старой Литературной энциклопедии. Кушнер в редакции ни разу не был, да и меня к себе ни разу не вызывал. В затруднительных случаях, когда нужен был совет или указание, я обращался непосредственно к Каминскому, иногда в его служебном кабинете, а иногда и на квартире... Жил Каминский, помнится, в том же здании, где помещался губком партии. Разделить его жизнь на частную и партийно-государственную было невозможно. Он всегда был дома и всегда был на работе. В среде рабочих председатель губкома не выделялся ничем: ни одеждой, ни бытовыми условиями. Он не любил модных в то время френчей и бекеш, носил пиджак и пальто. Каминский голодал, как все, и в квартире его было холодно, как в других тульских квартирах... Перед вождем революции Каминский благоговел. Выражалось это не в здравицах Ленину, не в формальных славословиях, а в работе, которой он занимался ежедневно, строя государство по чертежам книги Владимира Ильича "Государство и революция". Зимой 1918-1919 г. Каминский познакомился с Лениным лично. Он ездил в Москву с докладом и вернулся воодушевленный. С необыкновенной, какой-то трогательной гордостью брал левой рукой свою правую руку, покачивал ее и говорил: "Эту руку пожимал Ленин"".

Другим очевидцам тех событий Каминский запомнился несколько иначе — как безжалостный исполнитель любых решений ЦК и правительства, вплоть до самых жестоких. Дочь одного из видных тульских большевиков Сергея Ивановича Степанова позднее вспоминала:

"В 1918 г., особенно летом, почти каждую ночь в Туле производились массовые расстрелы. Они осуществлялись напротив тюрьмы, примерно в 40-50 метрах от домов по Полевой улице, где был и наш дом. Днем туда приходили родные расстрелянных, рыдали и причитали. Бывали случаи, когда подлежащие расстрелу разбегались, а по ним стреляли и, настигая их у калиток и окон домов, расстреливали. Я не помню, чтобы в то время отец высказывал возмущение. Но, конечно, он не мог не переживать все происходящее... Значительно позже я поняла, чего ему это стоило. Поняла я также и то, что отец никогда не был против красного террора, он был против такой формы его осуществления".

Из-за способа проведения красного террора в Туле даже возник конфликт между Каминским, руководителями местного ЧК и главой губернского наркомата юстиции Анной Розен с одной стороны и частью руководителей губкома и губисполкома — с другой. Для разрешения спора из Москвы прибыли представители ЦК, которые приняли сторону Каминского и его сторонников, подтвердив, что чем страшнее выглядят репрессии против врагов революции, тем лучше.

При этом ничто человеческое Каминскому, кровавому романтику, как назвал его один из биографов, было не чуждо. Он, к примеру, встретив на улице случайно попавшего в Тулу директора минской гимназии, явного недруга советской власти, не только пригласил своего старого учителя домой, но и помог ему устроиться на службу, позаботился о жилье и пайке. В те же годы он влюбился в одну из сестер губернского наркома юстиции Анны Розен — юную Ольгу и не стал, как тогда нередко случалось, откладывать брак до победы мировой революции.

Однако самым занимательным оказалось то, как Каминский обеспечивал питанием тульских рабочих, прежде всего Тульского оружейного завода, когда расстрелы крестьян уже не помогали реквизировать зерно. Один из его сотрудников Н. Ф. Шурдуков писал в 1927 году в "Воспоминаниях продработника":

"Рабочие требовали хлеба, а хлеба не было... Продовольственная диктатура по губернии лишь только организовывалась. Поэтому решили частично пробиваться посредством отцепок — реквизиции целых вагонов у проходящих поездов... Выгрузка и перевозка проходила независимо от времени дня или ночи, было все равно, лишь только достать и дать хлеба необходимое количество... Прихожу к помощнику начальника — дежурному по станции, который уже выдал свободный проход через Тулу (фамилию его позабыл, на вид высокий, худощавый); сообщает — я сделать теперь ничего не могу. В ответ на это заявление я сказал, что если поезд не будет остановлен — будешь расстрелян".

После Тулы Григорий Каминский успел побывать секретарем ЦК Компартии Азербайджана и председателем Бакинского совета. А в 1922 году его, как тогда говорилось, бросили на кооперацию.

Каминскому пришлось начинать новое дело практически с нуля. На протяжении всего 1922 года с мест сообщали, что отношение к кооперативам либо негативное, либо безразличное, поскольку у них нет ни товаров, ни денег для проведения работы. Там, где губернские власти все-таки добывали деньги для кооператоров, наблюдалась активизация и появлялись новые сельхозкооперативы. К примеру, из Саратовской губернии 26 октября 1922 года сообщали:

"Работа сельхозкооперативов удовлетворительная вследствие оказания помощи крестьянам долгосрочным кредитом. В некоторых уездах число сельхозкооперативных объединений достигает 50% (300 объединений). Есть волости целиком кооперированные".

Однако такие доклады выглядели редким исключением из общего правила.

"Потерпела крах, растратив все госфонды"

В начале 1923 года уже тяжело больной Ленин надиктовал заметки "О кооперации", где настаивал, что важнейший и главнейший путь к социализму лежит через кооперацию. Он подчеркивал, что кооперативы нуждаются в постоянной и серьезной материальной поддержке:

"Надо поставить кооперацию политически так, чтобы не только кооперация вообще и всегда имела известную льготу, но чтобы эта льгота была чисто имущественной льготой (высота банкового процента и т. п.). Надо ссужать кооперацию такими государственными средствами, которые хотя бы на немного, но превышали те средства, которые мы ссужаем частным предприятиям, вплоть хотя бы до тяжелой промышленности и т. д.".

Для кооперативов как потребительских, так и сельскохозяйственных выделили средства и товары для обмена на сельхозпродукцию. Но в сообщениях с мест повторялось одно и то же:

"Отношение крестьян к кооперативам в тех местах, где работа их налаживается, хорошее, там же, где они неработоспособны, отрицательно".

А вскоре появились и вовсе катастрофические сигналы. Из Крыма 1 февраля 1923 года докладывали: "Сельхозкооперация потерпела крах, растратив все госфонды, выданные им".

Еще более странная картина наблюдалась с промышленными товарами. Совнарком выделил их в избыточном количестве, а с мест жаловались, что в сельских кооперативах — пустые полки. Дело дошло до того, что вопросом занялся заместитель председателя Совнаркома Алексей Иванович Рыков. 18 ноября 1923 года он рассказывал на совещании красных директоров:

"Что касается кооперации, то здесь необходимо отметить, что нами допущена ошибка. Вместо того чтобы вся товарная масса была передана первичным кооперативам по пониженным ценам, она была перекачена вместе с кредитами в Центросоюз, Сельскосоюз и губсоюзы. Кооперация, так же, как и госорганы, столкнулась с неизученным рынком, ибо она строилась не снизу, а бюрократически — сверху".

Куда ушли товары, Рыков уточнять не стал. Но уже в марте 1924 года на заседании Политбюро ЦК Каминскому начали задавать неприятные вопросы о состоянии вверенных ему сельхозкооперативов. Каминский докладывал:

"Кооперация потребительская и сельскохозяйственная еще настолько слаба и организационно и материально, что всякого рода монополистские претензии не имеют под собой прежде всего никакого практического основания. Надо сказать, что мы только еще начинаем кооперативную работу. В отношении сельскохозяйственной кооперации я могу определенно заявить, что она только сейчас вплотную подходит к своим гигантским задачам. Она охватила до сих пор только 10-12% крестьянства, и если мы имеем ряд районов, уже сплошь охваченных кооперацией, то в общем и целом по всему Союзу Республик кооперация представлена в виде отдельных гнезд, разбросанных друг от друга на весьма большие расстояния".

А по поводу того, что частные торговцы лучше справляются с работой, чем кооперативы, дословно ответил так:

"Тов. Калинин спрашивал, каковы причины того, что нас бьет частный торговец. Между тем ведь это совершенно ничтожный частный торговец, и я прибавлю, что это не капиталист, а это человек, который еле-еле торгует для того, чтобы кое-что иметь на желудок. Далеко не капиталист: сплошь и рядом он еле торгует, едва перебиваясь, и, однако, этого жалкого торговца мы не можем побить, и он продолжает развиваться".

Каминский объяснял, что у частных торговцев минимальные накладные расходы, в то время как у сельхозкооперативов — огромные. Он настаивал, чтобы Сельскосоюзу выделялись не товары, а деньги. Видимо, имея в виду, что товары легче купить ближе к потребителю.

Деньги Сельскосоюзу выделили, а ситуация осталась прежней. В сводке ОГПУ о низовой сельской кооперации за время с 23 октября по 25 ноября 1925 года говорилось:

"Товарный голод. Острый недостаток в низовой потребительской и сельскохозяйственной кооперации товаров первой необходимости, как то: мануфактуры, махорки, железа, мыла, стекла, соли и отчасти сахару — самое болезненное явление, ощущаемое в сельской кооперации за отчетный период. С особенной остротой он отмечается на окраинах Союза (Сибирь, ДВО, Северный Кавказ)...

Дороговизна товаров. Товарный кризис в целом ряде губерний повлек за собой значительный рост цен на промтовары. Материалы за отчетный период показывают непомерное взвинчивание цен в низовой кооперативной сети Северо-Запада, Сибири и Северного Кавказа. В кооперации цены на товары часто выше, чем у частных торговцев. Отсутствие товаров и их дороговизна в некоторых районах имеют своим следствием отлив крестьянского населения от кооперации и рост частной торговли в деревне (Сибирь, Северный Кавказ и отчасти центральные губернии).

Растраты и злоупотребления. Материалы за отчетный период отмечают по-прежнему значительное число растрат в низовой кооперативной сети. Далеко не полные сведения за последний месяц (25 октября--25 ноября) дают по одной только первичной сельской кооперации до 500 случаев растрат на сумму 450 тыс. руб. Бестоварье значительно поспособствовало росту преступных действий в среде кооперативных работников, выражающихся в спекуляции кооперативной верхушки промтоварами, "сотрудничестве" кооперативных правлений с частными торговцами и т. п. Все это является причиной многочисленных отрицательных отзывов крестьянства о кооперации".

В том же документе описывались и другие злоупотребления в потребительской и сельскохозяйственной кооперации — продажа некачественного товара, сбыт дефицитной мануфактуры частным торговцам, выплата членам правления кооперативов завышенных зарплат и так далее.

"Имеют очень близкое прикосновение к кассе"

В следующий раз вопрос о сельскохозяйственной кооперации рассматривался на политбюро 28 июня 1926 года. Однако с прошлого заседания изменились лишь отдельные цифры. Теперь членами сельхозкооперативов числилось 26-28% крестьян. А в некоторых областях и сельхозотраслях, табаководстве например, охват достиг, как рассказывал Каминский, 80-90%. Докладывал он и о значительном — до 1 млрд руб.— росте оборотов сельхозкооперативов. Однако в остальном речь шла об одном и том же. Кооперативы задерживали возврат кредитов, денег не хватало. Дело дошло до полноценного финансового кризиса, для выхода из которого Совнарком в срочном порядке выделил Сельскосоюзу 9 млн руб. Правда, собравшиеся говорили о том, что деньги пошли на помощь самому аппарату Сельскосоюза, а не кооперативам, которые из-за отсутствия средств и долгов ликвидируются в значительном количестве.

Политбюро в очередной раз потребовало от руководства Сельскосоюза усилить борьбу с бесхозяйственностью и огромными накладными расходами. Кроме того, Сельскосоюзу предписали прекратить заниматься торговыми операциями и начать беспокоиться о производственной работе кооперативов.

Сообщения с мест, впрочем, продолжали оставаться такими же унылыми. А 19 марта 1927 года большая группа сотрудников низовых организаций сельской кооперации написала письмо Сталину с изложением своих взглядов на ситуацию в Сельскосоюзе:

"Цель и смысл сельскохозяйственной кооперации в советских условиях заключается, главное, в том, что она должна впитать в себя все хозяйственные ресурсы отдельных крестьянских дворов, все денежные накопления крестьян и всю их хозяйственную инициативу и направить все это, вместе взятое, на социалистическое строительство города и деревни. Однако фактически дело обстоит так, что именно в этом главнейшем моменте кооперация похвастаться абсолютно ничем не может. Больше того: весь ее громоздкий аппарат, с сотней тысяч служащих, до сего времени состоит на иждивении государства и живет за счет его дотаций. Этот факт получал неоднократные подтверждения в соответствующих партийных и советских учреждениях и зафиксирован в нескольких резолюциях и постановлениях ЦК, который давал многократные указания о необходимости упорной борьбы с указанным выше явлением. Однако воз и ныне там. Крестьяне-пайщики не только не несут в кооперацию своих сбережений, но даже не платят ей членских взносов. На 1-е января 1927 г. вся система сельскохозяйственной кооперации имеет своих собственных капиталов всего 7 миллионов, тогда как довоенная кооперация, количественно в два раза меньшая, имела свыше 200 миллионов только одних крестьянских вкладов".

Причину проблем авторы письма видели в неправильном подборе руководящих кадров Сельскосоюза:

"Вою систему сельскохозяйственной кооперации в партийном отношении сейчас возглавляет бюро комфракции совета центров кооперации в составе Каминского, Беленького, Кушнера, Краснова, Полякова и Месяцева, и за исключением последнего — все евреи. Мало того, Каминский, Беленький, Кушнер и Краснов являются между собой близкими родственниками, ибо они все женаты на дочерях Тульского гильдейского купца еврея Розена. Этот Розен до самого последнего времени делал большие "гешефты" на Московской черной бирже, и когда ГПУ намеревалось отправить его в Нарым, зятья-коммунисты приняли "всяческие меры", чтобы избавить своего тестя от угрожавшей ему неприятности. Сын этого Розена — тоже известный спекулянт, и тем не менее Каминский назначил его уполномоченным Сельскосоюза в Америке, а когда ЦКК (Центральная контрольная комиссия партии.— "Власть") предложила убрать его оттуда, он помог ему заключить ряд "выгодных" сделок с сырьевым отделом Сельскосоюза, причем сын Розен в данном случае представлял своей персоной уже якобы крупную американскую фирму".

Безбедное существование, сообщали авторы письма, руководителям кооперации обеспечивают высокие покровители:

"Живет эта теплая компания, как и надлежит родственникам-евреям, исключительно дружно. Лишь только случится какая-либо "беда" с кем-нибудь из них, так они незамедлительно организуют целые делегации к влиятельным лицам и дружно наседают в его защиту. Именно так обстояло дело, когда ЦКК исключала из партии Беленького и Кушнера, когда ГПУ посылало в Нарым Розена, когда Каминскому угрожала ревизия сельскохозяйственной инспекции РКИ (Гурова) и т. д. Ходят в таких случаях они всегда гурьбой и используют всяческие средства (до посылки на квартиру влиятельных лиц целых корзин с вином и фруктами включительно), чтобы "выручить" друг друга из неприятности или выдвинуть друг друга на более ответственную работу. Причем в ЦК и ЦКК у них имелись и имеются "свои люди", связанные с ними целым рядом "взаимных услуг": Каганович, Гей, Волынский, Яковлев. Это очень легко проверить, надо только вскрыть "порядок" прохождения в оргбюро ЦК протоколов ЦКК об исключении из партии Беленького и Кушнера, проверить способ "откомандирований" на работу в сельхозкооперацию хотя бы Южака и Краснова, а также заглянуть в материалы ревизии Гурова и поинтересоваться всерьез, почему они не увидели света".

Как утверждали авторы, немалая часть накладных расходов приходится на содержание руководства Сельскосоюза:

"Все эти "милые родственнички" имеют очень близкое прикосновение к кассе кооперации. Чтобы убедиться в этом, надо только деловитей просмотреть личные счета их и подсчитать там, сколько выдано им "командировочных" на заграничные и иные поездки, сколько уплачено за их квартиры, сколько, наконец, получено ими "по себе стоимости" (так в тексте.— "Власть") вина, фруктов, масла и проч. хотя бы только за последний год".

Конечно, многое в этом доносе строилось на слухах. К примеру, к тому времени семья Каминского и Ольги Розен уже распалась. Отталкивающе выглядел и антисемитский запал. Но сам Каминский на заседании Политбюро 5 июля 1926 года признавал, что из выделенных правительством средств до получателей сельхозкредитов доходит только половина денег, остальное "съедает" аппарат Сельскосоюза и банков. А о широких экономических возможностях Бориса Кушнера упоминал в письмах его давний друг — поэт Владимир Маяковский.

Очевидно, для Сталина все это не было новостью, и после прочтения он отправил письмо в свой архив. А Каминский продолжил руководить сельхозкооперацией. Причин для подобного решения, по всей видимости, оказалось немало. Любой верный соратник стоил того, чтобы тратить на него бюджетные средств, а Каминский безусловно относился к их числу: на различных заседаниях он ожесточенно спорил с противниками Сталина — Троцким и Каменевым. Каминский получал деньги на кооперацию. Другие соратники — на строительство заводов-гигантов и благоустройство городов. И там тоже немалые деньги утекали на накладные расходы.

Правда, условия работы в сельхозкооперативах и хроническое отсутствие у них финансов и товаров все больше раздражали крестьян. С мест все чаще докладывали о том, что начинается движение за кооперативы без коммунистов, и в иных местах такие "дикие", как их именовали тогда, кооперативы уже создают. Но и это было на руку Сталину. Ситуация доказывала, что Ленин ошибался, предлагая всячески развивать и поддерживать кооперативы.

Наконец, опыт устрашения масс, полученный Каминским в Туле, мог вполне пригодиться во время повальной коллективизации. А потому его назначили еще и руководителем Колхозцентра СССР. Пригодились и соратники Каминского. Марк Натанович Беленький, например, разрабатывал примерный устав сельскохозяйственной артели, который, по сути, стал юридической базой нового, советского крепостного права. Затем он работал заместителем наркома снабжения, потом заместителем наркома пищевой промышленности. Сам Каминский, поработав в ЦК, возглавил Наркомат здравоохранения РСФСР.

Все люди из окружения Каминского в Сельскосоюзе, как и он сам, были арестованы в 1936-1937 годах, а затем расстреляны. Ничего странного в этом не было: к этому моменту уже выросло новое поколение руководителей, беспрекословно послушных вождю и доставляющих гораздо меньше хлопот своими запросами и поведением. Так что произошла простая смена караула. Обычная логика власти, не более того.