Пока он едет — все счастливы
Ты выходишь из дома, которому уже лет сто. Выходишь во внутренний дворик — там на стульях сидят женщины, а под стульями — кошки. Они сидят так и летом и зимой — главное, чтобы солнышко пригревало. Они сидят так будто с самого дня основания Одессы. "У нас на Пересыпи много котиков,— объясняет тетя Клара.— Потому что у нас мищи-ии!" Никто никогда не видел тут ни одной мыши. Но, может, потому их и нет, что одесские котики и тети Клары всегда на страже? Они смотрят на тебя с абсолютно одинаковыми выражениями на лицах — кошки и женщины провожают взглядами до самой арки.
Ты идешь от улицы Московской прямо под мост. Мимо конечной остановки трамвая N 7, который идет через всю Пересыпь прямо до Лузановки. Тебе не нужна семерка, тебе нужна тройка, если ты хочешь доехать до Привоза. Поэтому ты идешь под мост, мимо загса, в котором когда-то расписывалась твоя тетя,— после торжественной церемонии все гости фотографировались на ступеньках, бабушка с дедушкой, еще живые, стояли внизу, а ты рядом, с гладиолусами, и ступеньки эти, маленькие, обшарпанные, казались тебе Эверестом.
И вот ты садишься в трамвай, и он такой же, каким был 30 лет назад. Разве что блестящих, будто лаковых сидений, красных и желтых, больше нет. Креслица выкрашены серой краской. И когда ты сидишь, твои ноги уже достают до пола.
На Советской армии кавалер лет 75 начинает флиртовать с дамой лет 60: "Когда я был таким же молодым, как и вы..." Процесса ухаживания никто не стыдится, и весь трамвай с удовольствием слушает громкие реплики мужчины и женщины. "А где вы едете, Светочка?" — "Да хочу сделать небольшой базар, тюлечки немного взять, картошечки, фрукты, туда-сюда". "Тюльки сейчас нет хорошей",— подает голос кондукторша. Она считает своим долгом сообщить, что мелкая черноморско-каспийская рыба семейства сельдевых теперь в наших водах не вылавливается, а завозится откуда-то из-за границы, замороженная, поэтому смака в ней нет. Трамвайный кавалер охотно подхватывает: "А какая была тюлечка в Одессе раньше, как на меня — так и мармеладу не надо". Остановки через три выясняется, что и все его жены тоже такие были аппетитные: "А что ваш муж, Светочка?.. Ах, вы вдова? Знаете, я, пожалуй, тоже на Привозе сойду".
И этот мужчина тоже, кажется, был в трамвае всегда — ты росла под его отработанные на сотнях женщин приемчики. Он всегда искал себе красотку помоложе. Женился и на время затихал, потом разводился и снова, держась за поручень, нависал над какой-нибудь дамой: "Я смотрю, вы неплохие персики везете. И почем брали?.. Да вы что — на варенье? Ой, я сам очень неровно дышу на персиковое варенье. А рецепт? Ой, мне выходить скоро, давайте я вам вечером позвоню, вы расскажете".
Так хочется, чтобы не кончалось. Эти женщины, эти мужчины, эти их разговоры, их персики, их кокетство. Хочется, чтобы трамвай всегда бежал по этим прямым улицам, и тебе всегда находилось в нем местечко.