Даже важные решения люди принимают, пользуясь незначительными, неважными или прямо недостоверными данными, написал Даниэль Канеман, знаменитый психолог-бихевиорист, в своей недавней книжке «Мышление, быстрое и медленное». Книжка вызвала живой и не слишком благожелательный отклик, поскольку Канеман крепко задел в ней не только людей в их обычной жизни, но и людей как экономических агентов. Больше того, из нее вполне можно уяснить, из-за чего мир, недавно побывавший в глубоком экономическом кризисе, направляется в него снова.
Рациональность, о которой только воспоминания остались
Классическая экономическая теория имеет в виду, что ничего нет лучше для хорошей и стабильной работы рынка, как оставить его в покое. Рынок, дескать, сам рассудит, почем выставленные на него ценности.
Потому что, считают классики, на рынке всякая отдельная торговая личность, добиваясь наивысшей стоимости для своего товара и стремясь к собственной выгоде, на самом деле работает на достижение выгоды всего общества — поскольку удовлетворяет спрос других его членов, выступающих в роли покупателей.
Торговые личности, или экономические агенты, для хорошего функционирования рынка, надо полагать, ведут себя рационально. Каждый из них, покупатель или продавец, руководствуется проверенными сведениями, назначая цену товару. Называется все это «невидимая рука рынка».
Должно быть, так оно и было во времена Адама Смита (того самого, которого читал еще Евгений Онегин), когда расстояние от монеты или ценной бумаги — банкноты или акции — до вещи, на которую она обменивалась, было минимальным. Экономическим агентам, может, тогда было не так сложно, как теперь, делать выводы о качестве вещей.
С тех пор рынок оторвался от объектов торговли. Вот, для примера, очень популярная ценная бумага под названием «нефтяной фьючерс». Это обязательство в определенный день поставить стандартное количество нефти определенного качества по текущей цене. Вроде бы речь идет о нефти — но подавляющее большинство (>90%) тех, кто торгует нефтяными фьючерсами, не только не нуждается в нефти, но и никогда ее не видело.
Проще говоря, брокеры торгуют, сами не зная чем.
То же, в общем-то, касается и акций: если акционеры Stora Kopparberget, шведского медного рудника, первой в мире акционерной компании, в 1347 году получали доли в ней в соответствии с тем, сколько у каждого было печей, то сегодняшние акционеры Stora Enso, наследницы Stora Kopparberget, могут запросто вообще не знать, чем компания занимается.
Канеман получил Нобелевскую премию в 2002 году за применение психологических методов в экономической науке — в основном за то, что исследовал, как формируются суждения и принимаются решения в условиях неопределенности. Это официальная формулировка, в реальности же, судя по книжке «Мышление, быстрое и медленное», под неопределенностью у Канемана следует главным образом понимать как минимум недостаток, а то и отсутствие достоверных сведений.
Разочарование, чувствовавшееся на Уолл-стрит
Канеман и его друг и постоянный напарник Амос Тверски, к сожалению, не доживший до Нобелевской премии, уже были знаменитыми бихевиористами, когда их впервые пригласили поработать в средоточии мировой экономической жизни — на Уолл-стрит, к тамошним брокерам. Эти, с позволения сказать, люди, озабоченные исключительно отдачей капитала (поскольку от этого зависит отдача денег им лично), с помощью психологов хотели исключить из своего бизнеса психологические риски, возникающие при инвестировании; как изящно называет это Канеман, «перекосы в суждениях».
Может, и зря брокеры позвали Канемана. Нет, поначалу-то он чувствовал глубокое уважение к людям, которые способны бестрепетно управлять чужими миллиардами, извлекая из этого гигантские прибыли для инвесторов и себя лично. Если говорить в терминах классической экономики, это люди, которые знают, как поведет себя невидимая рука рынка и умеют воспользоваться ее движениями себе на пользу. Но при более тесном знакомстве с предметом Канеман обнаружил, что среди профессиональных управляющих редко, если вообще когда-либо, встречаются те, чьи способности позволяют постоянно, год за годом опережать рынок. Понять это было несложно: взять и поглядеть, каковы показатели тех или иных паевых инвестиционных фондов, скажем, за пятьдесят лет. Если крупные заработки — следствие умений управляющего, то они будут относительно стабильными и опережать среднерыночные показатели; если же они — следствие удачи, то в целом показатель будет мало отличаться от среднерыночного. Так вот: два из трех паевых инвестиционных фондов, средства которых находятся в руках высокооплачиваемых и высокопрофессиональных управляющих, имеют показатели хуже среднерыночных в каждый отдельно взятый год. И что еще более важно, долгосрочный доход от их деятельности мало отличается от нуля. Это даже не покер, удивляется Канеман,— это орлянка. Имеем дело с иллюзией профессионализма, заключает он.
— Наш научный метод оказался чуть лучше, чем метод научного тыка и ляпа. Нам бы прекратить изображать экспертов — но куда там! Мы вели себя так, будто наши выводы полностью подтвердились. Ведь мы столько времени работали по этому своему методу. Поздней я назвал наше тогдашнее состояние «иллюзией надежности»
Правило невозвратной потери
Канеман и Тверски, конечно, далеко не ограничивались фондовым рынком — потому что это всего лишь частный случай. Вот три иллюстрации к обнаруженному ими правилу, что люди особенно не любят невозвратные потери.
Если человеку предлагается выбор: просто взять $800 или с вероятностью 85% получить $1000 — он почти наверняка выберет $800; если же конструкцию перевернуть и предложить ему выбор: просто потерять $800 или с вероятностью 85% потерять $1000, он попытается сыграть на 1000.
Ну хорошо, допустим, это сложный расчет. Но вот другой, более простой пример. Есть 600 человек, больных неизлечимой болезнью. Некий ученый предлагает два лекарства: лекарство А спасет ровно 200 больных, лекарство Б поможет всем, но с вероятностью одна треть. В этом случае большинство выбирает лекарство А. Меняем условие: есть лекарства В и Г. Если применить В, точно умрет 400 больных, если применить Г — с вероятностью одна треть,— все больные спасутся, но с вероятностью две трети — все умрут. Здесь большинство выбирает лекарство Г. В обоих случаях на самом деле заданы одинаковые условия, просто пересказаны они разными словами. А выбор оказывается противоположным.
Возможно, страх смерти мешает смотреть на ситуацию спокойно? Пожалуйста, третий пример. Некто идет в кино, собираясь купить билет за $10. Раскрыв у кассы кошелек, некто обнаруживает, что потерял $10, на которые собирался купить билет. 88% людей в этой ситуации все равно идут в кино, потратив сверхплановую десятку на билет. Вот такая же ситуация: некто идет с уже купленным билетом и у кинотеатра обнаруживает, что потерял его. Чтобы все-таки пойти в кино, ему, точно так же как и в первом случае, придется заплатить лишнюю десятку. И что же? На такое готовы только 46% людей.
— Самоуверенные специалисты всегда считают себя экспертами, действуют как эксперты и выглядят как эксперты же. Каждому из нас следует стараться убедить себя в том, что эти трижды эксперты могут находиться в плену какой-нибудь самой жалкой иллюзии
Советники не хотят верить собственным результатам
Через несколько лет после того как Канеман впервые познакомился с акулами Уолл-стрит, его пригласили выступить перед группой финансовых советников, чьими навыками пользуются самые обеспеченные люди мира. Чтобы приготовиться к выступлению, Канеман запросил и получил данные — анонимные — об эффективности работы 25 советников в течение последних восьми лет. На основе этих данных Канеман хотел посчитать, который из советников работает лучше прочих. Оказалось, что на длинном отрезке времени коэффициент, или корреляция, описывающая эффективность их советов, составляет 0,1. Иными словами, нуль. Или, если говорить совсем просто, их эффективность одинакова, а значит, не отличается от среднерыночной.
И не то чтобы это никому не было известно. Канеман вспоминает, как обедал с членами комитета по вознаграждениям совета директоров одной крупной брокерской компании — то есть с людьми, которые определяют размер годового бонуса некоторых из тех самых советников. Он не постеснялся спросить у них, как обстоит дело с коэффициентом сравнительной эффективности управляющих. Ему с улыбкой ответили, что коэффициент невелик и что эффективность обычно подвержена флуктуации. Сам Канеман сделал из этого вывод, что его подсчеты верны, но в компании с ним согласиться не хотели. Один из советников, с которым он поделился своими данными, просто обиделся и заявил, что уж его-то результаты всем известны и их у него отнять невозможно.
— Иллюзия профессионализма глубоко укоренилась в среде финансовых воротил. Они как-то не могут взять в ум, что весь их опыт и навыки очень часто ни на что не годятся,— и просто игнорируют неприятные факты. Зато сохраняют энергию и самоуважение
Частникам мешают ненужная решительность и внимание к новостям
В оправдание профессиональным управляющим можно сказать только, что частники, то есть обычные люди, взявшиеся инвестировать свободные деньги, действуют еще хуже. Канеман в доказательство приводит работу своего ученика, ныне профессора финансов в Калифорнийском университете Терри Одина. Он анализировал движение бумаг по 10 тысячам частных счетов на протяжении семи лет — адская работа! Оказалось, что когда частный инвестор решает продать бумаги А и вместо них купить бумаги Б, то в ближайший же год бумаги А растут в среднем на 3,3 процентных пункта выше, чем бумаги Б. То есть это что же выходит: просто держать ценные бумаги — куда более правильная инвестиционная стратегия, чем пытаться как-то ими управлять? Нет, отвечает Один: частные инвесторы, как правило, продают бумаги-чемпионы, о которых думают, что расти им дальше некуда, а покупают бумаги-аутсайдеры, которым, как кажется, ничего не остается делать, как расти. И еще одно, заключает Один: частные инвесторы больше обращают внимание на акции тех компаний, которые фигурируют в новостях,— несмотря на то что всем отлично известно, что лучше продается негативная информация.
— Уверенность — это просто такое чувство. Человеку, который буквально излучает уверенность, скорее всего, просто рассказали увлекательную историю о том, в чем он теперь так уверен. А история эта может быть правдивой, а может и не быть. Вот, например, моя книжка…
Общечеловеческие заблуждения и их неизбежность
Один ум — здравый, рассудительный, глубокий: он взвешивает, рассчитывает, продумывает. Другой и умом-то не назовешь: сборник банальных ассоциаций и стереотипных суждений (поэт? — Пушкин; фрукт? — яблоко); зато именно он способен уловить настораживающие интонации в голосе по телефону… Каким пользуются люди? — почти никогда первым, почти всегда — другим. Это, собственно, и хочет сказать своей книжкой Канеман, приводя в том числе примеры из жизни финансового рынка. Даже структура книжки устроена так, что «быстрому», интуитивному мышлению, которое господствует в сегодняшнем мире, посвящена значительно большая часть; «медленному» же остается довольствоваться малым.
Надо различать подлинную интуицию, то есть выводы, основанные на анализе множества ошибок, совершенных в повторяющихся ситуациях; и безответственные прогнозы, с которыми отваживаются выступать люди, мало что или вообще ничего не знающие и знать не могущие просто по причине своей людской природы. По малейшим изменениям тона в голосе жены опытный муж способен определить надвигающуюся грозу; хороший терапевт по походке пациента понимает, чем тот болен; гроссмейстеру достаточно взгляда на доску, чтобы увидеть острую комбинацию; но стоит ли полагаться на брокера?
Глубочайший финансовый кризис, начавшийся в 2007 году и до сих пор, по сути, не закончившийся, вполне можно считать следствием огромного числа безответственных интуитивных решений, вынесенных «быстрыми» умами. Аналитики с «медленным» мышлением повторяют, что кризис вызван исчерпанием самой модели развития,— но их пока не очень хотят слушать.
Thinking, Fast and Slow
Farrar, Straus and Giroux, 2011