 |
Наступил его последний год. Весь январь этот "смотритель премьеров" провел в глубоком пьянстве. Постоянная запись агентов: "Были гости до утра... пели песни".
10 января он отпраздновал свой день рождения. Ему стукнуло 47 лет, но 48 уже не будет...
И опять Распутина привезли под утро пьяным, и опять он рвался в чью-то квартиру, и опять его не пустили, и опять он пытался целовать сонную швейцаршу, лениво отбивавшуюся от него... Его квартира на Гороховой давно стала вертепом. Как написал в своем заключении следователь Симеон: "Здесь месяцами в перерывах между рейсами санитарного поезда жила сестра милосердия Лаптинская, эротические упражнения с которой вследствие отсутствия штор наблюдала улица... гостила красивая сибирячка Елена Патушинская... стараниями Распутина муж ее, нотариус, был переведен в Одессу и там застрелился... красивая крещеная еврейка Волынская, заплатившая собой и деньгами за мужа, помилованного стараниями Распутина; баронесса Кусова, желавшая получше устроить мужа, офицера крымского полка... цыганская певица Варварова, стоившая ему слишком много денег и по всякому его занимавшая; блудливая... жена присяжного поверенного Шейла Лунц... хозяин ресторана 'Вилла Родэ', у которого к услугам Распутина вино и дамы; эротоманка... Жуковская... князь Андроников; врач Бадмаев; агент многих разведок Манасевич-Мануйлов; инспектор народных училищ и его молодая жена Добровольские; сын экзарха Грузии Молчанов... устраивавший свои и отца дела... еврейка Трегубова... Симанович, скупщик бриллиантов и антрепренер игорных домов; красивая княгиня Шаховская..."
И в центре — постоянно пьяный мужик, запутавшийся в религиозных играх, которые все яснее превращались в болезненную похоть, в своеобразный наркотик...
В "Том Деле" его прежний близкий друг Сазонов описал поразительную сцену: "Распутин сознавал свое падение, и сознание этого заставляло его страдать... Помню, за полгода до своей смерти он приехал ко мне пьяный и, горько рыдая, рассказывал о том, что он целую ночь кутил у цыган и прокутил 2 тысячи, а в 6 часов ему нужно быть у царицы. Я увел его в комнату дочери, где Распутин... среди рыданий говорил: 'Я — дьявол... я — черт... я — грешный, а раньше был святым... я недостоин оставаться в этой чистой комнате...' Я видел, что его горе неподдельно"...
***
В конце 1915 года полковник Комиссаров доложил своим хозяевам, что влияние Манасевича в доме на Гороховой вдруг необычайно усилилось. Как отмечали агенты, он все чаще сопровождал мужика на служебном автомобиле в Царское Село...
Сначала Белецкий и Хвостов решили, что ловкий авантюрист попросту решил при помощи Распутина познакомиться с могущественной Подругой. И только позже они поймут, что пропустили главное: Манасевич нашел для страны будущего премьера.
Именно для обсуждения этой очень неожиданной кандидатуры Манасевич и Распутин поспешили в Царское...
Но кое-что Хвостову через свою агентуру выяснить все же удалось: в Царском Селе окончательно решили отказаться от премьера Горемыкина. И Толстопузый решил: наконец-то пробил его час!
Он так и не понял, как относился к нему мужик... "Распутин все время чувствовал его ненависть и не мог, несмотря на все услуги Хвостова, побороть свою",— справедливо отмечал Комиссаров.
Хвостов развил бешеную деятельность. Он задумал привлечь на свою сторону нового распутинского любимца Манасевича и через него спешно обработать Распутина. Казалось, сделать это совсем просто, ибо сам Рокамболь пожаловал к Хвостову с делом.
Манасевич жил с актрисой Лерма-Орловой. Полуфранцуженка, одна из дам петербургского полусвета вроде Шейлы Лунц, она совершенно вскружила ему голову. Однако на редкость уродливый Рокамболь узнал, что красотка, принимая деньги от него, совершенно бесплатно одаривала своими милостями молодого шведа Петца, дававшего ей уроки верховой езды. Уроки эти так увлекли актрису, что несчастный Манасевич никак не мог посетить ее вожделенную постель.
Хвостов с готовностью согласился помочь, и вскоре бедный Петц был обвинен в том, что продает через Швецию лошадей в германскую армию. Сначала шведа посадили в тюрьму, потом выслали из страны. Теперь Манасевич вновь начал посещать перепуганную актрису, а Хвостов стал ждать ответных шагов от счастливого любовника.
Наивный Толстопузый! Он забыл, что такие люди благодарными не бывают. Манасевич в это время вел свою большую игру — устраивал тайные встречи Распутина с кандидатом в премьеры, которого сам и нашел...
***
 |
| В начале 1916 года выяснилось, кого именно Распутин прочит в премьеры — 67-летнего члена Государственного совета Бориса Владимировича Штюрмера. Мужик уже успел дать ему прозвище Старикашка |
Встречи устраивала дочь коменданта крепости Никитина. Эта молодая фрейлина императрицы, по свидетельству Вырубовой, "пользовалась репутацией легкомысленной особы, и ее старались не принимать при дворе". И даже возраст Штюрмера не был "опровержением слухов, которые о них циркулировали"...
Однако после размышлений Белецкий был вынужден признать, что выбор совсем неплох. Да, у Штюрмера была "неудобная" немецкая фамилия, но таких и при дворе, и среди бюрократии было немало. Зато он был "человек испытанной верности трону, имеющий огромный круг знакомств в придворных кругах". В 1914 году в его доме собирался знаменитый политический салон, где, в отличие от повсеместной безудержной критики Распутина, господствовала критика "конструктивная", то есть рассматривались варианты, как спасти тонущую власть, не трогая "Нашего Друга".
Приходил туда и сам Белецкий. "В кружке Штюрмера,— показал он,— был цвет русской аристократии и влиятельной бюрократии... члены Государственного совета, сенаторы, потомки древнейших русских фамилий... губернаторы, церковные иерархи..."
И царица знала: штюрмеровский кружок никогда не требовал головы "Нашего Друга". Тем не менее все попытки Штюрмера вернуться к активной политической деятельности ни к чему не приводили. И вот пробил его час...
Вычислить автора идеи о Штюрмере для Белецкого было легко. Во времена могущественного министра внутренних дел Плеве Штюрмер служил в МВД директором департамента, и там же тогда работал Манасевич агентом спецслужбы. Белецкий вызвал к себе Рокамболя и "спросил его, почему он предал Хвостова... Тот, извинившись, выразительно сказал: 'Вам будет лучше при Штюрмере'"...
И Белецкий, пожелав наладить контакт с будущим премьером, решил утаить "смотрины" от Хвостова: "Я... через Манасевича заверил Штюрмера в моем к нему расположении и готовности сообщать ему известные мне сведения".
Затем неутомимый Рокамболь организовал встречу Штюрмера с митрополитом Питиримом. Впоследствии Манасевич показал, что владыка спросил его: "Не вызовет ли замена Горемыкина лицом с иностранной фамилией каких-нибудь разговоров?" Манасевич ответил, что "важен человек, а не фамилия", и добавил, что "Штюрмер — новый для Думы человек, оттого думцам будет неудобно сразу его забаллотировать". И осторожный Питирим, имея в своем тылу царицу и Распутина, составил благоприятную записку о деятельности Штюрмера для царя.
Изгнанному из спецслужб, запятнавшему себя множеством темных дел Манасевичу был обещан чин чиновника по особым поручениям при будущем премьер-министре. Таким образом, он становился агентом Распутина и "дамского кабинета" при Старикашке.
А Хвостов продолжал оставаться в неведении... И тогда Манасевич решил упредить события и сам отправился к Толстопузому. Он рассказал ему про будущее назначение Штюрмера и пояснил, что все это сделали Распутин и Питирим. Хвостов пришел в ярость. Он жаждал мести...
20 января в 3 часа дня вызванный к царю Штюрмер вышел от него премьер-министром России. А Горемыкин, встреча которого с государем была назначена на 5 часов, пришел с докладом и, к полному своему изумлению, ушел с отставкой.
Манасевич-Мануйлов получил должность чиновника по особым поручениям при премьере. И вскоре при его посредстве состоялась важнейшая встреча. Несмотря на все уверения Манасевича и разговоры со Старикашкой, Распутин своей звериной интуицией чувствовал угрюмую неприязнь Штюрмера и решил еще раз получить необходимые заверения в его верности...
Из донесений агентов наружного наблюдения: "21.1. Распутин с Гаер поехал к Книрше, а оттуда один — к артистке Орловой (содержанке Мануйлова), где были Мануйлов и Б. В. Штюрмер". После веселой попойки у Книрши мужик поехал на свидание с новым премьером. На сей раз место для свидания было выбрано не зловещее, а романтическое — любовное гнездышко, квартира Лерма-Орловой, злосчастной любовницы Манасевича.
Из протокола допроса Манасевича Чрезвычайной комиссией:
"-- Вы присутствовали при встрече?
— Нет, я был в другой комнате.
— А лицо, которому квартира принадлежала?
— Нет ее не было... Они (Распутин и Штюрмер.— Э. Р.), когда прощались, расцеловались. Я как раз был в столовой..."
Этот поцелуй как бы закрепил итог разговора. А Манасевич, продолжая играть излюбленную двойную роль... отправился к Хвостову сообщить подробности о секретной встрече. Он любил сталкивать людей...
Из показаний Хвостова: "Пришел Манасевич... сообщил, что свидание привело к хорошему результату и Распутин готов оказывать ему (Штюрмеру.— Э. Р.) поддержку перед царем... Штюрмер обещал, со своей стороны, советоваться с Распутиным по делам, имеющим важное значение для трона, и просил верить, что Распутин будет иметь в его лице друга. После чего они расцеловались".
И мужик сказал (имел право!): "Россия у меня в кулаке"...
***
 |
| После того как попытка скомпрометировать Распутина сорвалась, министру Хвостову (вверху) оставалось только смолчать. Он был унижен, осмеян и этого простить не мог... Именно тогда Хвостов впервые сказал: "Распутина надо убить" |
Между тем сам Хвостов уже приехал в лавру и сидел в покоях Питирима. Он мирно беседовал с митрополитом, когда тому тихо доложили о прибытии Распутина.
 |
Можно представить ужас иерарха! Тут же последовал мрачный вопрос Питирима: "Почему вы не в форме?" Комиссаров ответил, что носит ее только на службе. "Пришлось Питириму пригласить нас в ту комнату, где сидел Хвостов".
Весь Петроград говорил об этом розыгрыше. Престиж митрополита был уничтожен. Вырубова и императрица пылали гневом. Что касается Распутина, то он... был доволен. Ему не нравилось, что митрополит стесняется знакомства с ним: это унижало мужика. С другой стороны, он понимал — теперь с Хвостовым, которого он терпеть не мог, будет покончено: Мама не простит Толстопузому его розыгрыша!
Отомстив Питириму, Хвостов решил ударить по самому мужику — обезумевший министр задумал изгнать его из дворца. Он поверил, что сможет сделать то, чего не смог сам Столыпин! И придумал еще одно театральное представление — предстояло "вовлечь Распутина в массовую драку, довести его до крупного скандала с полицейским протоколом и оглаской, чтобы в Царском... пришлось согласиться на его удаление". Тогда Хвостов, пусть даже изгнанный за это из министров, мог бы триумфально вернуться в Думу — как человек, сваливший Распутина.
В своем новом спектакле Хвостов решил задействовать... Манасевича: так он ему доверял! Из средств департамента полиции Рокамболю были даны деньги на то, чтобы "устроить веселую вечеринку в доме его друга, репортера Михаила Снарского". По окончании вечеринки Снарский должен был задержать Распутина, а когда все гости разойдутся, выпустить его на улицу одного. И тогда агенты должны были схватить Распутина, увезти его и зверски избить — чтобы помнил свое место! А потом объявить все это результатом пьяной драки, устроенной... самим Распутиным.
Загримированный Хвостов сам приехал наблюдать за избиением ненавистного мужика. У дома репортера уже сидели в авто переодетые агенты. Но окна квартиры Снарского были почему-то странно темны... В то время, когда замерзший Хвостов в нетерпении разгуливал на морозе, поджидая мужика, Распутин, Манасевич и Снарский весело кутили в отдельном кабинете в "Палас-театре" — пропивали деньги, полученные... на избиение Распутина.
Хвостову оставалось только смолчать. Он был унижен, осмеян и этого простить не мог... Именно тогда, судя по показаниям Комиссарова, Хвостов впервые сказал ему: "Распутина надо убить".
При содействии издательства ВАГРИУС "Власть" представляет серию исторических материалов в рубрике АРХИВ