Этим летом у Олега Дерипаски появился первый партнер по En+ Group, которая владеет основными активами бизнесмена. В капитал группы вошел ВТБ. Новым миноритарием En+ может стать Российский фонд прямых инвестиций. Гендиректор En+ АРТЕМ ВОЛЫНЕЦ заверил "Ъ", что группой интересуются и многие другие инвесторы, в течение двух-трех лет она проведет IPO, а пока привлекает партнеров в отдельные проекты.
— После покупки ВТБ пакета En+ (4,5%) группа заявляла, что сделка является первым шагом к публичности. Когда может состояться IPO?
— Я думаю, в перспективе двух-трех лет мы разместимся.
— В Гонконге, как и "Русал"?
— Гонконг — одно из наиболее динамически развивающихся мест по поднятию иностранного капитала. Китай напрямую заинтересован в получении тех продуктов, которых у них не хватает, но которые есть у нас. Предположим, запасов угля у них всего на 30 лет, при этом примерно 70% китайской энергетики — 700 из примерно 1000 ГВт — работает на угле. И потом, я считаю, что те компании, которые заинтересованы в китайских деньгах, должны присутствовать в Гонконге.
Возможно, между ВТБ и IPO мы реализуем еще какой-нибудь инструмент. Один из возможных вариантов — выпуск конвертируемых облигаций. Примерно то, что делал Glencore. Им, в частности, это помогло правильно себя позиционировать.
— На этой неделе стало известно, что еще $500 млн в En+ готов вложить Российский фонд прямых инвестиций. На какой стадии переговоры по сделке?
— Я не могу комментировать эту тему.
— А другие потенциальные инвесторы есть?
— Безусловно. Но пока все на стадии переговоров — без комментариев.
— Из расчета стоимости приобретенного пакета En+ ВТБ заходил в капитал группы при оценке $11,5 млрд, тогда как только два ее крупнейших актива — "ЕвроСибЭнерго" и пакет "Русала" — стоили больше $15,5 млрд. Не опасаетесь, что такая оценка помешает успешному размещению?
— Кто заходит первым, тому скидка. Но если серьезно — ВТБ ведь купил небольшой пакет En+, для банка это стратегическая инвестиция. Для нас же важнее, сколько группа будет стоить на IPO и после него, нежели сейчас. Я думаю, оценка будет в два, а то и в три раза больше. Мы нацелены на увеличение капитализации группы и всех наших активов, а путь в тысячу лье начинается с первого шага. Мы считаем, что сделали правильный шаг, став партнерами с ВТБ. Теперь мы вместе будем заинтересованы, чтобы все наши следующие шаги были в том же направлении с постоянным повышением стоимости.
— ВТБ приобрел акции En+ у "Базэла" (владел 25% En+; пакет был заложен в банке по кредиту в августе 2010 года, по неофициальной информации, в $1 млрд) в счет долга. После сделки размер залога изменился?
— Залог, естественно, уменьшился, но насколько, сказать не могу.
— Какова сейчас задолженность En+?
— На самой En+ сейчас около $1 млрд, для нас это комфортный уровень задолженности.
— Финансовые показатели за прошлый год раскроете?
— Пока, к сожалению, это непубличная информация. Пока мы частная компания, а движение к раскрытию должно быть постепенным. Сейчас публична только выручка, за прошлый год по группе — около $14 млрд. На данный момент есть две компании, составляющие 80% нашей стоимости, "Русал" и "ЕвроСибЭнерго", которые раскрывают и чистую прибыль
— Инвесторы обычно закладывают дисконт при покупке многопрофильных компаний, таких как En+. Как думаете, рынок даст ожидаемую оценку холдингу при IPO?
— Сложны для понимания инвесторов компании, у которых нет единой структуры, стратегии и единого фокуса. Как показала сделка с ВТБ и последовавший за ней интерес потенциальных инвесторов, мы выгодно отличаемся тем, что у нас есть одна стратегия — четкая, простая, понятная. То есть есть фокус на сегменте индустрии, на географическом регионе, а также прозрачное понимание того, что внутри. Если посмотреть на структуру компании, то IPO En+ будет несильно отличаться от размещения, которое недавно провел Glencore. Есть большая инвестиция в крупную публичную компанию — у них в Xstrata (35% контролирует Glencore), у нас в "Русал". Есть много частных компаний, которые могут тоже стать публичными. Есть сервис, который их обслуживает. В случае с Glencore — это трейдинг, потому что они идут от клиента, у нас — это логистика, потому что мы идем с другой стороны — от производства. Конечно, наша логистика пока не так развита, как у них трейдинг, но тем не менее не такое уж большое структурное различие.
— То есть перед IPO структура меняться не будет?
— Будет, но только в связи с тем, у нас в работе уже есть много новых проектов: в угольном бизнесе, железной руде, редкоземельных металлах, металлургии. Все инвестиции мы планируем осуществлять преимущественно в Восточной Сибири. В ближайшие 15-20 лет — порядка $25 млрд.
— En+ и "ЕвроСибЭнерго" разворачивают сотрудничество с китайцами в энергетике, у вас уже есть СП, которое намерено строить новые электростанции под экспорт электроэнергии в КНР. Каковы дальнейшие планы?
— Есть замечательный пример канадской Quebec Hydro, которая снабжает Нью-Йорк энергией в моменты пиковых нагрузок. Расстояние между Квебеком и Нью-Йорком незначительно отличается от расстояния между Читой и Пекином, это около 1400 км по прямой. Значит, в принципе аналогичная конструкция и здесь вполне возможна. Но чтобы эта модель работала, необходимы инвестиции в инфраструктуру.
Провести эти инвестиции можно двумя способами. Можно ходить и просить у государства. А можно это сделать путем частно-государственного партнерства с привлечением иностранного капитала, как мы это делаем в рамках сотрудничества "ЕвроСибЭнерго" с China Yangtze Power Co (CYPC). Мы с CYPC создали совместное предприятие (50 на 50), и они обязуются привлечь финансирование для строительства новых проектов. Мы собираемся построить 10 ГВт новых мощностей в Сибири, чтобы обслуживать новых потребителей в Сибири, а также экспортировать энергию в Китай.
При этом мы хотим экспортировать в первую очередь пиковую нагрузку. Уникальность ГЭС в том, что гидроагрегаты можно включить или выключить за восемь минут. А 70% энергетики Китая — это угольные ТЭС, чтобы вывести такую станцию в рабочее состояние из холодного резерва, ее нужно разогревать до 36 часов. При этом разница между базовым и пиковым потреблением составляет 50%. Это означает, что у Китая просто не хватает энергетики, чтобы покрывать пиковые нагрузки, когда, например, утром полмиллиарда китайцев просыпаются и включают чайники перед тем, как идти на работу, или приходят вечером домой и смотрят телевизоры.
Пиковую энергию можно продавать совсем по другим ценам, чем базовую. Например, та же Quebec Hydro продает в Нью-Йорк свои пики по $0,12 за 1 кВт ч. С одной стороны, для нас это выгодно, так как мы дорого продаем продукт, производство которого стоит дешево. С другой стороны, это выгодно и китайцам, потому что они замещают угольную генерацию, сокращают выбросы в атмосферу и, по большому счету, меньше инвестируют в свои угольные станции. Раньше мы с ними вели переговоры о проектировании ЛЭП на северо-запад Китая, но сейчас уже начали говорить о том, что хорошо бы построить линию в Пекин. Понятно, что мы сможем обеспечить небольшой процент потребления электроэнергии в Пекине, но это достаточно символично.
— В чем была причина многократного переноса сроков IPO "ЕвроСибЭнерго"?
— Учитывая широкое освещение в прессе, я, наверное, не раскрою секрет, если скажу, что у нас очень хорошо продвигается диалог с нашими коллегами из "РусГидро", связанный с обменом активами. Потенциальная сделка с "РусГидро" — это возможность консолидировать операционные активы на балансе "ЕвроСибЭнерго" (речь идет об обмене 40% "Иркутскэнерго" и его плотин, 25% Красноярской ГЭС, принадлежащих ОАО "РусГидро", на долю в капитале "ЕвроСибЭнерго".— "Ъ"). И для основных акционеров, и для миноритариев будет гораздо выгоднее, если IPO "ЕвроСибЭнерго" будет проведено в тот момент, когда компания будет владеть полностью (или почти полностью) этими активами. Компания будет стоить значительно больше.
— Когда ожидаете согласования сделки с "РусГидро"?
— Мы ведем переговоры, и я надеюсь, что мы сможем вывести на рынок новую компанию с "РусГидро" в роли владельца более блокирующего пакета в середине или во второй половине 2012 года.
— А китайцы не возражают против появления в компании нового акционера?
— Наши китайские партнеры всегда вели переговоры как с нами, так и с нашими коллегами. Для них и "РусГидро", и мы являемся естественными партнерами, потому что и мы, и они работаем в гидроэнергетике, что по большому счету упрощает ситуацию. Если появится объединенный фронт с российской стороны, будет легче договориться с крупнейшей гидрокомпанией с китайской стороны о возможных совместных проектах.
— Ключевым элементом бизнеса "ЕвроСибЭнерго" являются долгосрочные договоры с заводами "Русала" на поставку электроэнергии, привязанные к цене на алюминий на мировых рынках. Но гендиректор "ЕвроСибЭнерго" Евгений Федоров в июне рассказывал, что в последние месяцы в силу конъюнктуры рынка договоры стали более выгодны для энергетиков, чем для "Русала". Цена алюминия пошла вверх, и электроэнергия стала обходиться заводам довольно дорого.
— Вы общались с Евгением в июне, но с тех пор цена на алюминий упала на $250. В этом и есть смысл долгосрочных договоров: в конечной перспективе они снимают волатильность и связывают интересы двух компаний. Если в мире все хорошо и цена алюминия идет вверх, то "Русал" делится своей прибылью. Если становится плохо, то "Русал" знает, что он будет покупать электроэнергию по более выгодным ставкам. Весь рынок энергетики сейчас двигается в сторону двухсторонних договоров.
— Ваших будущих партнеров из "РусГидро" такая схема устраивает? Они не настаивали на изменениях контрактов?
— Коммерческие контракты подписаны самостоятельными компаниями, раскрыты в проспекте IPO "Русала", будут раскрыты в проспекте IPO "ЕвроСибЭнерго", это данность. Одна сторона не вправе по своему желанию их изменить. Только если обе компании сядут и передоговорятся. В "Русале" есть большое количество других акционеров, есть совет директоров, есть очень жесткие правила по одобрению сделок со связанными сторонами, по которым директора от En+, как представители заинтересованной стороны, не могут голосовать. Изменения должны утверждаться членами совета директоров, выдвинутыми другими акционерами.
— Недавно En+ заявила о планах создания угольного дивизиона. Это значит, что в будущем "Востсибуголь" будет выведен из состава "Иркутскэнерго"?
— Пока мы заявили, что для угольного направления нужен самостоятельный менеджмент, чтобы развить сторонние продажи, развить экспорт в Китай, Азию. Мы считаем, что на уже имеющихся ресурсах "Востсибугля" (1,2 млрд тонн) можно производить значительно больше угля — до 40 млн тонн в год (сейчас 15 млн тонн). В перспективе трех лет планируем увеличить добычу до 25 млн тонн. Сейчас задача увеличить количество сторонних клиентов хотя бы до 50%, продолжая снабжать "ЕвроСибЭнерго", сделать из "Востсибугля" не сырьевой придаток, а нормально работающий отдельный бизнес. Будет ли "Востсибуголь" выводиться в самостоятельную структуру — сказать пока сложно. Мы смотрим на разные варианты.
Угольная отрасль достаточно фрагментирована, здесь размер имеет значение. Но для нас в то же время важно не разрушить сырьевую безопасность "ЕвроСибЭнерго". Если она сохранится и будет создана стоимость путем поиска новых клиентов, в долгосрочной перспективе, наверное, правильно было бы консолидировать все наши угольные проекты в одном месте, создать большую компанию, которую затем вывести на рынок.
Не менее перспективным с точки зрения расширения объемов добычи можно назвать и Тувинскую горнорудную компанию. Ее запасы сейчас составляют около 100 млн тонн с возможностью увеличения до 350 млн тонн. Думаю, через полгода мы поставим их на баланс. Запасы же угольного бассейна (Улуг-Хемский.— "Ъ"), в котором добывает компания, оцениваются в 20 млрд тонн коксующегося угля. В регионе представлены пока четыре компании, но только две из них добывают. Наша — самая крупная с точки зрения объемов добычи, несмотря на то что речь идет пока только об 1 млн тонн угля в год. Но развитие этого проекта опять же зависит от инфраструктуры. Как известно, есть план построить дорогу Кызыл--Курагино.
— Но ведь без расширения пропускной способности Транссиба строить планы по освоению тувинских месторождений бессмысленно.
— Совершенно верно. Поэтом, зная наш азиатский фокус, мы считаем, что интересным дополнительным вариантом было бы строительство дороги из Кызыла в Урумчи (провинция Китая). Вместо того чтобы толкаться в Транссибе, мы хотим пойти вниз. Сначала мы думали, что руководители провинции не будут сильно заинтересованы нашим сырьем, так как сами богаты углем. Но не тут-то было. Когда мы приехали обсудить эту идею, они ухватились за нее с огромным интересом.
— Вы говорите только об одной точке перехода. Как в целом будет решаться вопрос логистики?
— Пока наш логистический бизнес не очень большой. У нас есть блокирующий пакет в порту Ванино, две стивидорные компании, железная дорога в Хакасии. Мы внимательно смотрим на проекты терминалов как в дальневосточных портах, так и с другой стороны страны, а также на любые возможности увеличить пропускную способность в переходах в Китай. Бизнес очень интересный — кто будет контролировать переходы, тот будет владеть ситуацией.
— Тема с IPO SMR больше неактуальна?
— SMR технически готов к размещению, но, на наш взгляд, компания недостаточно большая, чтобы получить правильную оценку. И потом, ликвидность акций небольшой компании рано или поздно падает. Инвесторам, которые вошли в такую компанию, потом сложно из нее выйти, а привлечь новых будет непросто. Поэтому правильное стратегическое решение для этого бизнеса на данном этапе — укрупнение, за счет как органического, так и неорганического развития. Позже можно будет подумать и о публичных размещениях.
— Другие металлы, кроме молибдена, SMR интересуют?
— Помимо основного бизнеса у компании уже есть Чинейское месторождение, это железная руда и медь.
— En+ договорилась с консорциумом китайских и корейских инвесторов совместно разрабатывать Чинейское месторождение. Новых партнеров под него ищете?
— Сейчас занимаемся поиском компании, для которой этот проект будет исполнять роль стратегического поставщика. Есть несколько потенциальных партнеров, но пока мы на стадии переговоров. Одновременно делаем ТЭО проекта, по меди будет готово в этом году, по железной руде — в первом квартале следующего года. Далее мы приступим к подготовке банковского ТЭО. Кроме того, нашим соседом по географии является Удоканское месторождение (лицензия принадлежит "Металлоинвесту" Алишера Усманова). Сейчас мы активно ведем переговоры на тему строительства железной дороги и энергетических мощностей. Удокану нужно 400 МВт, и нам — 200 МВт. В общем, возможны интересные варианты сотрудничества.
— "ЕвроСибЭнерго" планирует еще какие-нибудь приобретения в энергетике?
— Мы обсуждаем новые проекты практически на каждом совете директоров. Сейчас происходит завершение передела всей энергетической отрасли. Как в любой классической приватизации, сначала все было разрублено, но потом активы постепенно собираются в боеспособные единицы. "ЕвроСибЭнерго" — одна из наиболее активных компаний с хорошим денежным потоком и небольшим долгом. У нее есть возможность как строительства новых мощностей, так и покупки активов.
— Недавно начала работу Гонконгская товарно-сырьевая биржа, 10% которой принадлежит En+. Этот проект вас не разочаровал?
— Сейчас там пока торгуется только золотой и серебряный контракт, но в 2012 году планируется старт торговли базовыми металлами. И это очень интересная тема. Сейчас центр производства и потребления металлов находится в Азии. Например, только Китай производит 40% мирового алюминия и столько же потребляет, а также никеля, меди, цинка и т. д. Но при этом место, где устанавливается цена на базовые металлы, Лондонская биржа металлов (LME), находится на восемь часов от центра потребления. Долго это продолжаться не может. Разница цен между Лондонской и Шанхайской биржей часто достаточно большая, к тому же люди хотят покупать товары по котировкам в реальном времени. Мы намерены сделать аналог LME рядом с Китаем.
— Планируете увеличивать долю?
— Пока нет. Пока мы с интересом следим за этим проектом, для нас он важен как некий инфраструктурный элемент, нежели инвестиция, где мы хотели бы владеть большим процентом.
— Вы упоминали об интересе группы к добыче редкоземельных металлов. Но при этом, насколько известно, подавляющее большинство месторождений в России не разведаны. Куда конкретно вы смотрите?
— Есть несколько конкретных идей. Наверное, правильнее их будет довести до практической реализации, прежде чем называть какие-то имена. Относительно недоразведки абсолютно согласен, последние 20 лет она почти не велась. Но именно это и дает повод для оптимизма. Я ведь и сам немножко геолог. Мой папа был вулканолог, и в детстве я много раз участвовал в геологических экспедициях, знаю, что это такое. С помощью новых геофизических методов разведки можно много чего нового открыть.
— Недавно интерес к редкоземельным металлам проявило государство в лице "Атомредметзолота" (АРМЗ). Они смотрят в основном на существующие проекты. У вас с ним были контакты на эту тему?
— У нас с АРМЗ достаточно хорошие отношения. Мы вместе изучали потенциальные возможности в урановой теме. В редкоземельных металлах довольно большая индустрия, несмотря на то что разведанных проектов мало. 90% ее сосредоточено в Китае. Думаю, что Россия будет только рада, если появятся несколько компаний, которые будут заниматься такими проектами. Я к тому, что делить там особо нечего. Синергия может быть. С АРМЗ мы общаемся, но пирог достаточно большой, у всех будет возможность его попробовать. И потом, чтобы искать партнера, нужно сначала оценить проект, понять капиталовложения. На данном этапе мы достаточно комфортабельно себя чувствуем самостоятельно.
— Какой из бизнесов сейчас имеет наибольшие перспективы роста?
— С точки зрения органического роста — однозначно угольный. Не говоря о наших проектах в начальной стадии в других секторах, которые при реализации покажут бурный рост. В первую очередь я говорю о Чинейском проекте с запасами около 1 млрд тонн руды. Мы очень внимательно сейчас смотрим на железную руду плюс медь. Далее, есть интересный проект у SMR — недавно мы купили Агаскырское месторождение молибдена, которое увеличит запасы компании в два раза. Есть и другие лицензии. Интересный проект по созданию на базе Красноярского металлургического завода крупнейшего в России прокатного комплекса с инвестициями порядка $500 млн. С точки зрения неорганического роста — M&A — мы всегда смотрим на новые возможности.