Фотохудожник выставил оригиналы
В галерее Государственного музейно-выставочного центра РОСИЗО на Петровке открылась выставка работ фотохудожника Владислава Ефимова "Оригиналы". Она демонстрирует стабильную приверженность государственного выставочного зала к демонстрации проектов московского современного искусства.
Владислав Ефимов — молчащий и непишущий художник, что для современного артиста, обычно сопровождающего свои работы развернутыми комментариями, редкость. Однако он настоящий homo faber ("человек производящий") и одновременно homo ludens ("человек играющий"). В этом случае старые добротные латинские определения кажутся вполне уместными. Владислав Ефимов напоминает средневекового или ренессансного художника, изобретателя технических ухищрений, коллекционера диковинок, мистика и одновременно веселого алхимика, с озорством скрещивающего органику с механикой, анатомию с инженерией. До последнего времени вход в его лабораторию был заповедан. О результатах ефимовских экспериментов зрители могли судить лишь по появлявшимся время от времени фотографиям, на которых были запечатлены странные создания — раковины-челюсти, птичьи протезы, диковинные травянистые имплантанты, а также много других занятных творений (или тварей?) — к радости хранителя кунсткамеры, но не бионика.
Верить или не верить в реальность этих монстриков — каждый зритель волен был решать сам. Впрочем, это было не столь важно, поскольку известно, что фотография не только документальное свидетельство, но и средство мистификации. Ныне Владислав Ефимов настаивает: в существование его объектов должно верить — и демонстрирует в галерее паноптикум своих фотомоделей ("оригиналов", как он их называет), заключенных в специально замутненные музейные витрины. Однако "фокус с разоблачением" оборачивается подвохом. Выставленные объекты при всей, казалось бы, их материальности — обманки, мнимости. Серый, гипсовый цвет "оригиналов" подсказывает, что перед нами копии, правда, объемные. Но копии чего? Фотографий или...? На этом "или" (которое так любит современное искусство) и играет художник, увлекая зрителя интригой: "Где подлинность?" — в отчетливых ли фотоснимках, которые, в сущности, не более чем репродукции, или же в трехмерных "оригиналах", правда, плохо различимых из-за мутных стекол и скудной подсветки. И наконец, можно ли с уверенностью сказать, что перед нами материальные объекты, а не искусно выполненные голограммы? Сам художник воздерживается от комментариев, он ведь — молчащий и непишущий.
МИХАИЛ Ъ-БОДЕ