В Петербурге завершился I Международный фестиваль балета "Мариинский". Главным событием монументального 12-дневного марафона оказался не спектакль, а танцовщик Американского балетного театра Итан Стифел (Ethan Stiefel).
Финальный гала-концерт растянулся почти на пять часов, реализовав давнишнюю склонность Мариинки к монументализму. Программа должна была утешить любого зрителя. Интеллектуальный "Аполлон" Баланчина столкнули с набором виртуозных шлягеров, привозные отрывки из балетов Ханса ван Манена (Hans van Manen) и Джона Ноймайера (John Neumeyer) — с местным Grand pas "Пахиты". Зрители вскрикивали, охали, возбужденно вскакивали с мест и взрывались аплодисментами на каждый трюк. Правда, так принимали только парад приглашенных звезд в третьем отделении. "Аполлону" выпали слабые аплодисменты, ван Манена и Ноймайера проводили вежливым недоумением, с "Пахиты" часть зрителей сбежала вовсе. Посреди всеобщих воплей большинство балетных критиков стояли с сумрачным челом и, судя по всему, тяжко раздумывали о том, как трагически далеки от народа.
Зрителей радовал, например, миниатюрный акробат Раста Томас (Rasta Tomas). Уморительное существо с подвижной мимикой и мультипликационной пластикой изображало муки мальчишки, проглотившего шмеля. Тема вызывала известное сочувствие и у меня. Но не столь глубокое, как надо бы по общему настроению зала.
Событием же был как раз не получивший должного "Аполлон" Итана Стифела. Он станцевал Баланчина раскованно, как сверстника,— такого Баланчина в России еще не видели. Не великого классика, с олимпийским равнодушием перебирающего игольчатые классические па, но хореографа, соединявшего озорное чувство юмора с жестким отношением к жизни, умевшего без пафоса говорить о том, как вечное и объективное искусство вытесняет в человеке сиюминутное и личное. Стифел, как предписано каноном, полностью подчинил себя точной геометрии па, но в том, что на сцене великий танцовщик (а не только великая хореография), не сомневаешься ни мгновения.
ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА, Санкт-Петербург