Место Василия Вайнонена в истории определено — столп советского драмбалета сталинских времен. Тогда на всех музыкальных сценах выращивали образы "наших современников — рабочих и колхозников" или хотя бы "героического народа" в целом. Василий Вайнонен был единственным, кому это удалось. Правда, был он не столько создателем, сколько жертвой стиля.
Поставленный в 1932 году в Театре имени Кирова спектакль "Пламя Парижа" многократно возобновляли, в качестве эталона переносили на сцену Большого и даже отправляли на экспорт. "Пламя Парижа" высоко оценил Сталин, оделив всех участников московской премьеры Сталинской премией. Балет обожали и артисты — всемогущие примы, внезапно затанцевавшие премьеры и солисты всех категорий, получившие целую россыпь разноплановых ярких ролей. "Пламя Парижа" ценили и теоретики драмбалета как художественный продукт, подтверждающий верность их учения.
Парадокс в том, что столп драмбалета Василий Вайнонен таковым вовсе не являлся. Совсем наоборот — драмбалетная догма, в которую балетмейстер истово веровал, изувечила его редчайший природный дар сочинителя танцев. Сын ювелира-чухонца и "простой русской женщины" Матрены Трофимовны поступил в 1919 году в кордебалет Кировского театра. Недостатки фигуры обрекли его на роли арапов, паяцев, сатиров и шутов. Зато он мог ставить запойно и все что угодно: балеты и миниатюры, классику и чечетку, соло и ансамбли. Интеллектуалом назвать его было трудно. Вспыльчивый, наивный и неуверенный в себе, он нуждался в опеке. Теоретики драмбалета опекали и просвещали его охотно — и охотно втягивали в свои самые рискованные проекты.
Проекты почти всегда терпели крах. "Золотой век" Шостаковича — агитка с чудовищным либретто — был стерт в порошок за "политический дальтонизм" ("разложение буржуазии" оказалось убедительнее "советского пляса"). По настоянию искусствоведа Слонимского Вайнонен основательно перелопатил "Раймонду" Петипа — благородный рыцарь стал коварным феодалом, а злодей Абдерахман оказался угнетенным арабом. Балет был жестоко раскритикован, но новые танцы в этой "Раймонде" оказались совершенно замечательными. Разумеется, за неудачи балетмейстер расплачивался первым — его неизменно увольняли. Потом опального Вайнонена призывали вновь: все равно никто, кроме него, не справился бы с "освободительной борьбой югославского народа" ("Милица") или партизанским движением в годы гражданской войны ("Партизанские дни").
Сам Вайнонен — без подсказки и приказаний сверху — любил ставить комедии. Его "Мирандолина" по пьесе Гольдони стала лучшим и самым популярным послевоенным детищем Большого. Балет шел под несмолкаемые аплодисменты, а ермолаевского кавалера Рипафратта и Мирандолину Лепешинской балетоманы вспоминают сразу за улановской Джульеттой. Однако не повезло и "Мирандолине" — канула в Лету вместе с филиалом Большого. Теперь от спектаклей Вайнонена не осталось почти ничего — только изуродованное па-де-де из "Пламени Парижа" гоняют на балетных конкурсах, да сохранившийся в Петербурге 65-летний "Щелкунчик" еще показывают на утренниках.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА