Концерт классика
Московский пасхальный фестиваль провел благотворительный концерт, посвященный пострадавшим от землетрясения и цунами в Японии. На сцене Зала имени Чайковского оркестр, хор и солисты Мариинского театра исполнили под управлением Валерия Гергиева "Реквием" Джузеппе Верди. Рассказывает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
"Реквиему" предпослали исполнение "Траурной музыки" здравствующего композитора Феликса Кругликова, анонсированное как мировая премьера и по своему названию как нельзя лучше подходившее к случаю. Но от премьеры впечатления оказались траурными скорее уж в художественном смысле — вещь оказалась растянутым на десять минут общим местом, осторожно стилизованным под Шостаковича и оркестрованным для струнных, и было как-то всерьез жаль, что превосходному концертмейстеру оркестра доставались настолько банальные скрипичные соло.
Уж где-где, а в "Реквиеме" Верди с соло (вокальными, разумеется) все в порядке. Четверка приглашенных Валерием Гергиевым солистов на редкость хорошо провела ансамбли, но порознь впечатления были неоднородны. Тенор Сергей Семишкур как будто бы попытался спеть свою партию в чуть архаизирующей белькантовой стилистике — попытка интересная, хотя и не совсем удачно реализованная. Сопрановая партия Виктории Ястребовой больше запоминалась тем, как с последним отчаянием утопающего певица сражалась и с верхами партии, и с безжалостным натиском оркестра. В качестве меццо и баса выступали мировые знаменитости с мариинским бэкграундом, Ольга Бородина и Ильдар Абдразаков — именно они, кстати сказать, пели и в недавней записи все того же "Реквиема" с Риккардо Мути, получившей "Грэмми". Опыт, вокальная стать, мощный звук и отчетливый контроль — всего этого у Ольги Бородиной было не отнять и сейчас, хотя по общему впечатлению сравнение с тем, как она звучит в той записи, не совсем к чести теперешнего исполнения (а вот для Ильдара Абдразакова, напротив, подобные сравнения ничуть не страшны).
У Пасхального фестиваля, как известно, есть хоровая программа, так что у слушателя ежегодно имеется возможность сопоставлять самые разные хоровые традиции, от капелл мейнстримного толка до экзотических коллективов, скажем, с Балканского полуострова. В основной, симфонической программе они почти не появляются, но вот в прошлом году было приметное исключение — вместе с оркестром Валерия Гергиева хор Шведского радио пел тоже прославленный реквием, только другой, "Немецкий реквием" Брамса. Это был не камерный ансамбль в модном аутентичном духе, нет, нормальный, если угодно, хор — но тогда, год назад, с первого вступления этот хор обезоруживал не просто силой, но чистотой, компактностью и огранкой звука, так подходившего к исполнявшейся музыке.
Теперь уже другой грандиозный позднеромантический духовный опус звучал в исполнении "родного" Мариинского хора. Нет спора, что это один из лучших, если не лучший театральный хор страны, но все равно его рыхлое в самые громогласные моменты звучание наводило на не слишком соответствующие поводу мысли: так ли уж справедливы наши представления о том, что у нас "хоровая держава" не просто с великими традициями, а еще и с великим потенциалом? Не стоит ли как-то серьезно пересматривать отношения с хоровой культурой, если уж отношения с культурой оперного пения все пересмотреть давно уже согласились?
Оркестранты Мариинского театра перед теперешним московским концертом вместе со своим шефом несколько дней провели в разъездах по азиатской части России и СНГ, а теперь отправились западнее, и всюду концерт за концертом, и уставать они как будто бы разучились — потому что в смысле тонуса и собранности между самыми первыми московскими концертами фестиваля и теперешним выступлением как будто бы не было вовсе. То есть ничто не помешало "Реквиему", в насмешку над его формальным статусом музыки для заупокойной мессы прозванному "лучшей оперой Верди", прозвучать именно оперой, почти избыточной по своему великолепному театральному накалу. Только это была опера с драматургией, найденной и прочитанной словно по наитию,— пестро, броско и стихийно.