Муамар Каддафи. Бегство в ад

Перевод Григория Дашевского

Как жесток бывает народ, когда восстает,— сокрушительный поток, не щадящий ничего на своем пути. Народ не слушает ничьих криков о помощи, не помогает тому, кто в беде. От всякого человека народ отмахнется небрежно, в сторону отбросит его. Тирания одного человека — самый легкий вид тирании, ведь в конечном счете один человек — всего лишь человек. Группа людей избавится от него, как только пожелает; человека может устранить и другой такой же человек, сам по себе незначительный и ничтожный. Но тирания масс — самая суровая тирания, ибо кто противостанет сокрушительному потоку, слепой неодолимой силе?

Я люблю свободу народных масс, их вольное движение, без всякого господина над ними. Разбив оковы, они поют и ликуют, празднуя освобождение от боли и горя. Но как же я их боюсь! Я люблю массы так же, как люблю отца, но и боюсь их точно так же, как его. В бедуинском обществе, не знающем верховной власти, кто помешает отцу наказать своего ребенка? О, дети любят его, но они же его и боятся. И точно так же я люблю народные массы и боюсь их, как люблю и боюсь моего отца.

Когда счастливы, массы бывают такими добрыми и носят тогда своих сыновей на руках. Так носили они Ганнибала, Барклая, Савонаролу, Дантона, Робеспьера, Муссолини и Никсона, но какими жестокими они становятся, когда разозлятся! Они отравили Ганнибала, сожгли Савонаролу, отправили Дантона на гильотину. Робеспьера погубила его любимая невеста, и народ таскал по улицам труп Муссолини и плевал в лицо Никсону, навсегда покидавшему Белый дом, а за несколько лет перед тем рукоплескал его приходу!

Как страшно! Кто воззовет к бесчувственной душе масс и наделит ее чувствами? Кто заговорит с коллективным разумом, не воплощенном ни в одном отдельном человеке? Кто возьмет за руку миллионы? Кто услышит миллионы слов из миллионов уст? В этом бесконечном реве и грохоте кто будет услышан и понят? Кто кого обвинит?

Народные массы — это те, кто отравил Ганнибала, кто сжег Савонаролу, уничтожил Робеспьера, те, кто вас любил, но забывал занять для вас даже место в кино, даже столик в кафе, кто вас любил, но не проявлял этого никак, никогда, ни в чем…

Вот что массы сделали и по-прежнему делают с такими личностями. Так на что же надеяться мне, бедному бедуину, в современном безумном городе? Завидев меня, люди кидаются ко мне — построй нам хороший дом! Проведи хорошую телефонную линию! Построй дорогу к морю! Открой публичный парк! Налови нам рыбы! Напиши заклинание, которое бы нас защитило! Стань посаженым отцом для моей дочери! Убей эту собаку и купи нам кошку! А у бедного, растерянного бедуина с посохом на плече нет даже свидетельства о рождении. Он не остановится на красный свет и не испугается, когда его остановит полицейский.

Я чувствую кожей, как массы, не знающие жалости даже к своему спасителю, толпятся вокруг, обжигая меня своими взглядами. Даже когда они мне рукоплещут, они меня словно колют и щиплют. Я неграмотный бедуин, я ничего не знаю ни о покраске домов, ни о водопроводе. Я пью дождевую или колодезную воду прямо с ладони, отцеживая головастиков полой бурнуса. Я не умею плавать — ни на спине, ни на животе. Я не знаю, как выглядят деньги. Но кого я ни встречу, все просят меня об этих, неведомых мне, вещах. У меня самого их нету — я отобрал их у воров, вырвал из мышиных зубок, из собачьих клыков. Я раздавал богатства жителям города, как благодетель, явившийся из пустыни, как освободитель от оков и цепей. Чтобы вернуть украденное, нужно время и нужны усилия не одного человека. Но безумные жители города неотступно просят меня. Я был единственным, у кого нет ничего в собственности, кто ничем не владеет, и поэтому, в отличие от них, я не просил об услугах водопроводчика, парикмахера и т. п. А раз я один ни о чем не просил, то мое положение стало совершенно уникальным и даже неестественным. Поэтому меня по-прежнему обступают с просьбами и жалобами, хотя, должен признать, тут есть и моя вина.

Одним словом, не на радость явился я в город. Поэтому отпустите меня, позвольте пасти мое стадо, которое я оставил в долине под присмотром матери. Но моя мать мертва, и старшая сестра мертва. Мне говорили, что у меня были и другие братья и сестры, но их убили американские самолеты. Так оставьте меня в покое. Зачем вы меня преследуете, зачем показываете на меня вашим детям? Даже они теперь бегут за мной и кричат: «Точно, это он!» Почему не оставите меня в покое, не позволите спокойно ходить по вашим улицам? Я человек, подобно вам; я люблю вкус плодов, но отчего же вы не пускаете меня на свой рынок? И кстати, почему не выдаете мне паспорт? Впрочем, зачем он мне, раз мне запрещено путешествовать — и как туристу, и ради лечения. Только как официальное лицо я могу выезжать, вот почему я решил сбежать в ад.

Дорога в ад — не такая, как вы думаете, и не похожа на выдумки ваших лжепророков. Я расскажу вам, какая она,— я, дважды прошедший по этой дороге. Мне удалось передохнуть и поспать в аду, и могу вам сказать, что эти две ночи — из самых прекраснейших в моей жизни, эти две ночи в аду, когда я был совсем один. Мне было в тысячу раз лучше, чем когда я жил среди вас. Вы гнали меня и лишали меня покоя, и мне пришлось спасаться бегством в ад.

Перевод осуществлен по изданию:
Qaddafi, Muammar
Escape to Hell and Other Stories
1998 Stanke, Montreal, New York

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...