"Культура" 24 октября, 23.15
Событие недели — фильм, снятый для французского телевидения Орсоном Уэллсом, неприкаянным реформатором киноязыка, изгнанным из Голливуда, нищим и царственным гением, которого сравнивали с титанами Возрождения. Средств и времени на съемки у Уэллса было ничтожно мало: заказ фактически был актом благотворительности со стороны телевидения. Конечно, это не "Гражданин Кейн" (1941) и не "Леди из Шанхая" (1947): "История" — скорее сон Уэллса, тень его шедевров, мастерский набросок, но тем он и интересен. Так, любовная сцена, снятая в рассеянном свете, словно растворяющаяся в белизне,— это, конечно, не сцена секса, а видение секса. Да и экзотический город Макао, португальская колония в Китае,— это сон Уэллса об экзотическом крае света, оказывающемся полусонной деревней, каковой, впрочем, Макао и было в начале ХХ века, когда разворачивается действие "Истории". Сам Уэллс сыграл мистера Клея, архетипичного для его творчества мощного старика-тирана с темным прошлым, страшащегося смерти, манипулирующего окружающими и, несмотря на свое богатство, одинокого и несчастного. Клей рассказывает своему клеврету Левински (Роже Коджио) историю о бездетном богаче, некогда заплатившем пять гиней нищему моряку, чтобы тот сделал ребенка его жене. Левински уверяет Клея, что это легенда, бродящая по всем портам мира, а вовсе не случай из жизни. Клей же требует, чтобы Левински нашел пару, которая переспит за деньги. Что ж, находятся и моряк Поль (Норман Эшли), и красавица Виржини (Жанна Моро), дочь бывшего компаньона Клея, некогда доведенного им до банкротства и самоубийства. Эту коллизию можно воспринимать не только как притчу о старости и молодости, но и как метафору творчества: Клей — такой же режиссер, как и Уэллс, только режиссирует он не фильмы, а жизнь, и эта режиссура его убивает.
"Во имя отца" (In the Name of the Father) — 1993
"Первый канал" 20 октября, 1.50
Как и все фильмы ирландца Джима Шеридана, это образцово правозащитное, пылающее гневом против британского империализма и столь же образцово механистическое и скучное кино. Золото Берлинского фестиваля получил не столько Шеридан, сколько его герои — четверо парней, под пытками признавшиеся в том, что они по заданию ИРА взорвали два паба в лондонском пригороде Гилдфорд 5 октября 1974 года (пять убитых, около ста раненых); их реабилитировали после многолетнего заключения. Самая мрачная подробность дела "гилдфордской четверки" — то, что один из несчастных, Джерри Конлон (Дэниел Дей-Льюис), сидел в одной камере со своим отцом, который из тюрьмы живым так и не вышел. Джерри вообще, судя по фильму,— классический ирландский неудачник. Безработный и мелкий правонарушитель, он, спасая себя, в Белфасте случайно навел английских солдат на конспиративную квартиру ИРА и, спасаясь от разъяренных боевиков, бежал в Лондон. В Лондоне же опять оказался с другом не в то время и не в том месте. Можно было бы сказать, что Шеридан в меру своих сил пытался продолжить традиции великого политического кино начала 1970-х годов, но есть нюансы. Политическое кино было сильно пафосом борьбы и скорее приветствовало бы террористов, а в 1990-х годах на экране воцарился постный пафос страдания.
"Джо Кидд" (Joe Kidd) — 1972
"Первый канал" 23 октября, 2.50
Фильм Джона Стерджеса похож сразу на все спагетти-вестерны, в которых во второй половине 1960-х и начале 1970-х годов играли Клинт Иствуд и его бесчисленные клоны. Неразговорчивый и небритый охотник за головами Джо (Иствуд), отошедший от дел и попавший в тюрьму за злоупотребление спиртным, спасает судью городка Синола, что в штате Нью-Мексико, от гнева пеонов. Местный латифундист Харлан (Роберт Дюваль) отбирает у мексиканцев землю, и они бунтуют под предводительством харизматичного Луиса Чама (Джон Саксон). Харлан мечтает о том, чтобы Джо добыл ему голову повстанческого вожака, и пускает в ход не только пряник, но и кнут, похищая лошадей героя, терроризируя его друзей. Как и положено "арлекину — слуге двух господ", к образу которого восходило большинство героев спагетти-вестерна, Джо оказывается то в одном лагере, то в другом, невзначай восстанавливая справедливость.
Все бы ничего, и смотрелся бы этот фильм как продукт не первой свежести, несравнимый с шедеврами Леоне, если бы не имя режиссера. Джон Стерджес — последний в классическом Голливуде постановщик образцовых, великих вестернов, прежде всего "Великолепной семерки" (1960). Спагетти-вестерны, разрушавшие моральную однозначность классического жанра, были категорически противопоказаны его режиссерскому темпераменту. Но, как и многие старые, но еще находившиеся в отличной творческой форме мастера, он растерялся, попытался соответствовать духу времени и принес свой дар в жертву моде. И даже попытался переиграть молодых конкурентов по части эффектных гэгов: не мелочась Джо въезжает в дом, где засели плохие люди, прямо на паровозе. Печальное зрелище.