"На 356 раненых имеется 12 ложек"

70 лет назад, в 1940 году, в СССР началась усиленная подготовка системы здравоохранения и военной медицины к грядущей войне. Однако, как выяснил обозреватель "Власти" Евгений Жирнов, на протяжении всех четырех военных лет ее недостатки имели массовый характер.

"Формирование госпиталей недопустимо затягивается"

Вера существовала и существует всегда, даже во времена воинствующего атеизма и подавляющей все и вся идеологии большевизма. Именно так, свято и беззаветно, наши соотечественники верили и верят в то, что забота о раненых во время Великой Отечественной войны была одной из главных задач партии и правительства и их органов в республиках, областях и городах. И что героические врачи и медсестры под бомбами, не отходя от пациентов сутками, спасали их жизни и возвращали их в строй. А весь народ помогал в этом важнейшем деле как мог, ухаживая за ранеными, отдавая им последние крохи и сдавая для них кровь. Вера подкреплялась тем, что существует огромное множество реальных, а не литературных примеров самоотверженной помощи раненым.

Может быть, поэтому документ, обнаруженный в архиве, вызвал сильное удивление. В ноябре 1943 года в записке с грифом "Секретно" нарком здравоохранения СССР Георгий Митерев сообщал заместителю председателя Государственного комитета обороны (ГКО) СССР Вячеславу Михайловичу Молотову:

"Наркомздрав Союза ССР отмечает, что за последнее время со стороны Советов народных комиссаров некоторых союзных республик, край и облисполкомов имеет место ослабление внимания к делу организации лечения раненых и больных бойцов и офицеров Красной армии.

В ряде союзных республик и областей (Грузинская, Узбекская ССР, Дагестанская, Башкирская АССР, Горьковская, Ивановская, Ярославская обл.) часть эвакогоспиталей плохо подготовлены к зиме, здания не отремонтированы, не утеплены, не остеклены, не имеют запасов топлива.

Формирование новых госпиталей недопустимо затягивается (Куйбышевская, Молотовская, Пензенская, Свердловская обл. и др.) вследствие неподготовленности зданий, несвоевременного обеспечения их кроватями, топчанами, транспортом, столовой и кухонной посудой.

При перегрузке отдельных госпиталей допускается вредная практика размещения раненых на полу вместо выделения в этих случаях дополнительных помещений.

Городские прачечные не обеспечивают потребности эвакогоспиталей в стирке белья. Эвакогоспитали имеют совершенно неудовлетворительный конный транспорт, лошадьми не укомплектованы, а местные исполкомы вместо помощи нередко в ущерб делу госпиталя используют его для нужд коммунального хозяйства.

Для заготовки овощей выделяются глубинные районы, в силу чего командование эвакогоспиталей при плохом состоянии транспорта лишено возможности своевременно заготовлять, сохранять и вывозить овощи.

Шефские организации в сравнении с прошлым заметно снизили свою активность в оказании помощи госпиталям по обслуживанию раненых и больных".

Митерев хотел исправить положение, используя авторитет Молотова:

"Для устранения указанных недочетов прошу Вас дать телеграфное указание председателям совнаркомов союзных республик и председателям край-облисполкомов".

Однако реакция на записку наркома оказалась еще удивительнее, чем ее содержание. Помощник Молотова написал: "С т. Митеревым условлено, что телеграмм посылать не следует". И документ отправили в архив.

"Вносят в руководство госпиталями путаницу"

В воспоминаниях двух главных руководителей советской медицины военной поры — наркома Митерева и начальника Главного военно-санитарного управления Красной армии Ефима Смирнова много говорилось о трудностях, которые приходилось преодолевать в те годы. Причем не только в лечении раненых, подборе и подготовке медицинских кадров, но и в делах организационных. Как оказалось, два руководителя не могли разделить сферы ответственности. Медицинские учреждения, прежде всего эвакогоспитали, куда с фронта эвакуировали раненых, порой получали взаимоисключающие указания, что явно не шло на пользу лечению бойцов и командиров.

"Нашу санитарную службу,— писал Митерев,— приходилось непрерывно совершенствовать... Нужна была большая четкость в деятельности всей сети эвакогоспиталей, чем та, которая существовала. Но что именно требовалось сделать? Прежде всего передать их в руки одного хозяина, покончить, если можно воспользоваться термином мирного времени, с обезличкой. Или по крайней мере ясно разграничить, какие госпитали находятся в компетенции Главного военно-медицинского управления и какие — Наркомздрава СССР и подчиненных ему ведомств. Мы встретились с Е. И. Смирновым. "Что же нам предпринять?" — поставили мы себе вопрос. Тщательно оценили опыт, взвесили, так сказать, факты. Не помню в деталях разговоров, которые мы тогда вели, но в конце концов договорились о следующем: систему эвакогоспиталей, включая фронтовые и расположенные в прилегающих к фронту районах, считать за Главным военно-медицинским управлением, а все тыловые — за органами народного здравоохранения, но под определенным контролем и при помощи санитарных отделов местных военных организаций. Довольно быстро схема координации нашей работы стала вполне ясной, и ее можно было представлять на рассмотрение Совнаркома и Государственного Комитета Обороны".

В постановлении ГКО, принятом в сентябре 1941 года, граница проводилась довольно точно:

"Медицинское обслуживание раненых и больных бойцов и командиров в тыловых районах страны возложить на Народный комиссариат здравоохранения Союза ССР, а в армейских и фронтовых районах — на Главное военно-санитарное управление Красной Армии".

Наркомату обороны тем же постановлением вменялось в обязанность:

"а) снабжение эвакогоспиталей Наркомздрава Союза ССР продовольствием, фуражом, денежным довольствием, проездными документами раненых и больных военнослужащих и обменным фондом белья по нормам и в порядке, установленном в Красной Армии;

б) организацию эвакуации раненых и больных в тыловые районы;

в) распределение по эвакогоспиталям Наркомздрава Союза ССР раненых и больных бойцов и командиров через эвакопункты".

Как вспоминал Митерев, схема помощи раненым получилась простой и логичной:

"В ротах и на линии боя первую помощь раненым обыкновенно оказывали сам раненый или его товарищ, санитарный инструктор или фельдшер. Далее следовали полковые перевязочные пункты, где определялась тяжесть ранения, корригировалась первоначально оказанная помощь, обеспечивалась последующая эвакуация. Затем следовали главный перевязочный пункт, медико-санитарный батальон, откуда раненые следовали в военно-полевые и эвакуационные госпитали. В этой схеме объединялись два принципа: медицинская помощь приближалась к бойцу и обеспечивалась нормальная эвакуация раненого по этапам".

Однако Митерев писал и о том, что даже после постановления ГКО разграничить права и обязанности между ведомствами удалось далеко не сразу. И это подтверждала справка ЦК ВКП(б) "О ненормальных взаимоотношениях на местах между органами Наркомздрава и Главвоенсанупра Красной Армии", составленная для секретаря ЦК Андрея Андреева в июне 1942 года, через девять месяцев после принятия постановления ГКО:

"За последнее время на Ваше имя поступил ряд материалов, свидетельствующих о ненормальных взаимоотношениях в работе между представителями Наркомздрава Союза ССР, Главвоенсанупра Красной Армии и их местными органами. Проверкой установлено, что, несмотря на имеющееся постановление ГКО от 22.IX.41 г. N 701сс, которое четко разграничивает обязанности между органами Наркомздрава и Главсанупра в области лечебно-эвакуационного обслуживания раненых, имеются факты, когда начальники отделов эвакогоспиталей в областях, краях и республиках и начальники санотделов военных округов или эвакопунктов вносят в руководство госпиталями путаницу и свою работу проводят несогласованно, чем наносят вред делу руководства лечением раненых".

Примеров приводилось множество, и среди них выделялась скандальная история о лечении сердоликом по методу биолога Бадигиной. Она вставляла камень в устройство, напоминающее современные фены, и направляла горячий воздух на раны.

"Нач.санотдела Сибирского военного округа,— говорилось в справке ЦК,— было отдано распоряжение провести с врачами госпиталей курсы по изучению лечебного метода Бадигиной (лечение "излучением" сердолика), рассмотренного в свое время Ученым медицинским советом Наркомздрава СССР, признанного необоснованным, в силу чего он не был утвержден".

Кроме того, на республиканском, областном и городском уровнях продолжалось ведомственное противостояние военных и гражданских медиков:

"Нач.санитарного отдела Средне-Азиатского военного округа т. Павловский систематически созывает начальников эвакогоспиталей и отдает им распоряжения, даже не ставя об этом в известность Наркомздрав Узбекской ССР...

Нач.отдела эвакогоспиталей Читинского облздравотдела т. Рыбкин наложил дисциплинарные взыскания на начальников эвакогоспиталей N 9 и N 32 за допуск к обследованию госпиталей представителей эвакопункта".

Трения, как свидетельствовал тот же документ, продолжались и в Москве:

"Несогласованность в работе наблюдается даже между Наркомздравом СССР и Главвоенсанупром Красной Армии. 6-8 мая в Москве Наркомздрав СССР проводил совещание Госпитального Совета. В эти же дни состоялось совещание начальников эвакопунктов, созванное Главоенсанупром. По всем этим вопросам мы вызвали в ЦК ВКП (б) Наркомздрава СССР т. Митерева, его заместителя т. Миловидова и нач. Главвоенсанупра т. Смирнова о необходимости положить конец фактам неправильных отношений в центральных аппаратах и о необходимости издания совместного приказа Наркомздрава и Главвоенсанупра, устраняющего такие пороки, как параллелизм, а иногда противопоставления в работе, трения между СО (санитарными отделами.— "Власть") округов и эвакопунктами, с одной стороны, и Наркоздравами и управлениями эвакогоспиталей — с другой. Совместный приказ Наркомздрава СССР и Главвоенсанупра Красной Армии предупреждает, что впредь виновные в нарушении постановления ГКО N 701сс, превышающие свои служебные права, вносящие в дело руководства лечением раненых путаницу, будут сниматься с работы и предаваться суду".

"В эвакогоспитале установлены вопиющие безобразия"

На протяжении целого года с начала войны межведомственные дрязги действительно мешали работе госпиталей. Каждое ведомство, к примеру, стремилось заполучить врачей, которых остро не хватало.

"В июле 1941 года,— вспоминал генерал-полковник медслужбы Смирнов,— началось дополнительное формирование эвакогоспиталей на 750 000 коек. Это составляло примерно 1600 госпиталей. Кроме того, с начала войны по 1 декабря 1941 года были сформированы 291 дивизия с медсанбатами, 94 стрелковые бригады с медико-санитарными ротами и другими медучреждениями усиления. В 1941 году, если не считать медико-санитарных рот стрелковых полков и семидесяти шести отдельных танковых бригад, их было сформировано более 3750, каждое из которых должно было иметь минимум от двух до трех хирургов. Если взять минимально среднюю цифру — четыре хирурга на учреждение, нам потребовалось бы их 15 000. В связи с этим для нас было недопустимой роскошью иметь даже по три хирурга на учреждение, так как они нужны были еще и для проводившегося в 1942 году формирования медицинских учреждений... Призванные на войну из запаса и составляющие основную массу медицинского состава действующей армии либо совершенно не были знакомы с военно-полевой хирургией, либо знали ее очень слабо, не имели опыта. Да что говорить о них, если с некоторыми тонкостями этой дисциплины были мало знакомы даже военные врачи. В Военно-медицинской академии на это не обращалось должного внимания".

Но военные, имевшие право призывать всех, кроме стариков и многодетных матерей, пользовались этим преимуществом. Эвакогоспиталям Наркомздрава доставались те, кого не призвали. В "Справке о состоянии госпиталей в Горьковской области", присланной в Москву в январе 1942 года, говорилось:

"В Горьковской области 88 госпиталей, рассчитанных на 34 435 коек (без госпиталей НКО). 34 из них, на 15 440 коек, дислоцированы в гор. Горьком, 54 — с коечностью 18 895 — в районах и городах области... 19 госпиталей в области совершенно не имеют хирургов, а в некоторых крупных госпиталях имеется по 1-2 хирурга. Например, в госпитале N 2817 на 1100 коек всего один хирург. Затруднения в обеспечении госпиталей хирургами увеличиваются из-за недостаточной квалификации врачей. Из 83 хирургов области квалифицированных — 26, средней квалификации — 29 и малой квалификации — 28".

"Лечебная работа во многих госпиталях,— докладывали тогда же из Куйбышевской области,— организована неудовлетворительно. Недостаток хирургов, слабая их квалификация, отсутствие квалифицированной консультации приводит к неправильному лечению больных и длительной задержке раненых в госпиталях. В Тимашевском госпитале 3277 вовсе нет хирурга, поэтому нет возможности своевременно производить операции в тех случаях, когда это необходимо, а приходится ожидать приезжего хирурга. В Кинельском госпитале 1653 нет ведущего хирурга, и врачи не знают современных методов лечения огнестрельных переломов конечностей".

Не меньшей проблемой, чем хирурги, оказались и начальники госпиталей. Для управления большим медицинским учреждением требовались навыки и опыт. Поэтому сразу же начались проблемы в обслуживании больных. Причем даже в тех условиях, где из-за удаленности от фронта их, казалось, не могло быть.

"Антисанитарное состояние ряда госпиталей (грязное белье),— в ноябре докладывал ЦК ВЛКСМ в ЦК ВКП(б) о состоянии дел в Сталинграде,— отчасти объяснялось большой перегрузкой госпиталей, но в основном плохой работой руководящего состава госпиталей. Люди рассчитывали отдавать стирать белье в коммунальные городские прачечные, а общественные прачечные не могли обслужить госпитали. Надо было организовать свою собственную прачечную, а некоторые руководители госпиталей не хотели утруждать себя этой работой. В результате ряд госпиталей был в антисанитарном состоянии".

Из-за ведомственной несогласованности и дрязг во многих случаях госпитали оставались то без топлива, то без продуктов, то без медикаментов. Из-за несвоевременного подвоза обмундирования и обуви выздоровевших красноармейцев и командиров месяцами не выписывали.

Однако существовали проблемы и другой природы. В огромном количестве госпиталей отсутствовал самый простой инвентарь, от кроватей до посуды. Из-за дефицита тарелок и ложек, как докладывали из многих госпиталей, процесс кормления раненых превращается в настоящую пытку. Комиссар Военно-санитарного управления Брянского фронта полковой комиссар Семенов летом 1942 года докладывал командованию о результатах проверки госпиталей в Тамбове:

"В эвакогоспитале НКЗ 2663 при проверке мной установлены вопиющие безобразия. Лечебный процесс организован совершенно неудовлетворительно. Врачебным составом госпитали не укомплектованы, организация питания поставлена отвратительно плохо: массовые жалобы больных на плохое приготовление пищи и несвоевременную ее выдачу. Завтрак начинается с 8 часов утра и продолжается до 12 часов дня, обед начинается с 16 час. дня, продолжается до 21 часа, ужин начинается в 21 час и продолжается до 2 ночи. Такое положение вызывает массовое возмущение раненых. На 356 чел. раненых, находящихся в госпитале, имеется 12 ложек, нет чашек, тарелок, ножей, вилок, кружек и пр. посуды".

Все это выглядело чудовищно. В предвоенных документах Политбюро много говорилось о создании мобилизационных запасов. В том числе запасов медико-санитарного имущества, необходимого для развертывания госпитальной сети. Но, как свидетельствовал в мемуарах Митерев, к моменту развертывания имущества не оказалось:

"Эти запасы были сосредоточены на складах в западных и дальневосточных районах страны. Многое оказалось израсходованным в период военного конфликта с Финляндией и, к сожалению, не восполнено. Быстрое в первые недели продвижение гитлеровских полчищ в глубь нашей территории привело к тому, что значительная часть медицинских мобилизационных запасов оказалась для нас потерянной. Оно и понятно: на восток в первую очередь эвакуировались промышленные предприятия и трудовые коллективы... Ну а что касается коек, носилок, больничного белья, то до них просто ни у кого руки не доходили. Поэтому-то в течение всей войны койками и бельем для эвакогоспиталей потребности на девять десятых обеспечивались населением. В заботе о раненых жители тыловых районов страны видели свой высокий патриотический долг и выполняли этот долг свято... Мы связывались с руководителями тех или иных республиканских, краевых, областных партийных и советских организаций, объясняли им положение дел. Это было необходимо, чтобы они могли вовремя обеспечить новые лечебные учреждения за счет дополнительной мобилизации внутренних ресурсов, так как в централизованном порядке мы могли покрыть самую незначительную часть потребностей госпиталей. Правда, редко, но все же случалось в ответ слышать: "Но мы же исчерпали все свои возможности! Подкиньте в централизованном порядке побольше". "Сейчас заводы, как известно, выпускают оружие, а не кровати",— возражал я и прекращал ненужный спор. И не было случая, чтобы население не обеспечило госпитали из своих средств. Отдавали каждую вторую кровать и подушку, простыню и наволочку, полотенце и занавеску. Несли стаканы и графины, шторы и стулья".

Правда, документы показывают, что случаи отказа все же бывали, и не так уж редко. Там, где население не агитировали, а иногда и не подстегивали местные власти, о необходимости помощи раненым забывали и местные руководители, и простые граждане. Куйбышевский обком ВКП(б) в январе 1942 года в ответ на обвинения ЦК в недостаточной помощи госпиталям в докладе в Москву полностью признавал свою вину:

"Шефство над госпиталями почти везде в лучшем случае сводится к оказанию подшефным той или иной материальной помощи. По большинству же госпиталей шефство существует только на бумаге. Шефство над госпиталем 1653 в Кинели, например, выразилось только в том, что шефы к Октябрьским дням принесли бойцам подарки, и то после напоминаний. Шефов над госпиталем 3277 в Тимашеве много по счету, но в госпитале они не бывают. Нет живого общения шефов с ранеными, они не принимают участия в организации политмассовой работы, не оказывают никакой заботы о трудовом устройстве выписываемых бойцов... Госпитали не имели приспособленного к зимним условиям транспорта для перевозки больных. Кинельский госпиталь 1653, расположенный от станции в 7 километрах, не озаботился приобретением даже простых саней, не говоря уже об утепленных кибитках. На все 4 Сызранских госпиталя имеется только одна санитарная машина. Это приводит к тому, что раненым приходится долго ожидать на станции отправки в госпиталь. Не все госпитали озаботились приобретением теплых вещей для укутывания раненых при их перевозке. В госпитале 1643 больных при перевозке укрывают легким одеялом, а на ноги в лучшем случае тапочки".

"Имелись случаи воровства продуктов от раненых"

Как свидетельствуют архивы, множество случаев вопиющих безобразий нельзя объяснить ни ведомственными неурядицами, ни потерей мобилизационных запасов, ни трудностями снабжения в военное время. В докладе полкового комиссара Семенова о тамбовском эвакогоспитале N 2663 говорилось:

"Территория госпиталя и служебные помещения находятся в антисанитарном состоянии, во дворе валяются окровавленные бинты, вата, различные отбросы с кухни, кости, тряпки и т. д. Двор загрязнен до невозможности, раненые возмущаются, но никто из работников госпиталя и руководителей облздравотдела не принимает никаких мер. Антисанитарное состояние пищевых блоков, служебных помещений и дворов является угрозой для вспышки желудочно-кишечных заболеваний и различных эпидемических заболеваний.

Красноармеец 1-ой гвардейской с. д. т. Кудаев П. М. заявил мне: "Я прибыл в этот госпиталь 2663 16.7.42 г., сегодня 23.7.42 г., но мне тут не могут сделать перевязку и сменить бинт. Я разбинтовал свою руку сам и вижу, что завелись черви. Я обращался к врачу этого госпиталя еще 20.7.42 г., мне обещались оказать медицинскую помощь, но до сих пор никто не обращает никакого внимания"".

Случаи наплевательского отношения к раненым наблюдались и в других госпиталях. В докладе Кировского обкома в ЦК, подготовленном в 1942 году, приводился следующий факт:

"Красноармеец Арипанов Н. И. ранен 12 января, умер 17 февраля 1942 г. с диагнозом осколочное ранение височной области. В истории болезни отмечено: "Больной сильно бузит, кричит, просит убить его, по-видимому, испытывает боли в животе, живот напрягает, исследовать трудно, была рвота". Консультация невропатолога: "Параличей, парезов нет, рефлексы в норме, патологических рефлексов нет. Диагноз: состояние острого психического возбуждения — перевести раненого в психиатрическую больницу". 11 февраля в истории болезни в психбольнице врач отметил: "Больной метался в постели, ударялся головой в кровать, зажимал себе руками покровы живота". 15/II у больного рвота, слабость сердечной деятельности и больной умирает. Патологоанатом. диагноз: инвагинация и омертвение подвздошной кишки, разлитой фиброзно-гнойный перитонит. Больной умер от гнойного разлитого перитонита как следствие имевшей место инвагинации кишки. Больному требовалась хирургическая оперативная помощь, но врач-невропатолог концентрировал внимание на состоянии нервной системы, врач-психиатр обращал внимание на психику больного, а о раненом человеке в целом забыли, что и привело к смерти. Больной находился в хирургическом госпитале, однако ответственному хирургу не был показан, а был переведен в психбольницу".

Во многом похожая картина наблюдалась и в столице. Акт обследования Боткинской больницы, проведенного 11 февраля 1942 года комиссаром ГВСУ РККА Редькиным, гласил:

"На день проверки в больнице находилось 2200 раненых и больных бойцов, командиров и политработников Красной Армии. Больница подчиняется Горздравотделу и в политическом отношении, согласно постановлению ЦК ВКП (б), обслуживается Ленинградским райкомом ВКП (б). При обходе и беседах с большим количеством раненых поступило много жалоб и установлено следующее. Шефы больницы (завод N 30, фабрика "Большевичка") явно недостаточно помогают больнице и даже не выделили дружинниц по уходу за тяжелоранеными... Поступило большое количество жалоб на плохое питание по качеству и количеству... С 7 февраля раненым сахар не подается. В больнице имелись случаи воровства продуктов от раненых, за что три санитарки уволены с работы. Уход за ранеными неудовлетворительный. Долго не приходят санитарки на зов больных (в части палат нет звонков, и раненым приходится криком звать санитарок). Лежачих раненых подолгу не моют и не обтирают. Красноармейцы Гуков и Самарин три дня лежали без нижних рубашек, и Гукову не заменяли испачканную им испражнениями простыню. У тяжелораненого Лысенко 5 дней тому назад были вши, его вымыли, сменили белье, а матрац и одеяло через дезинфекцию не пропустили. Не хватает некоторых предметов ухода, например, в отделении врача Дмитриевой на 70 человек имеется 2 утки, в то время как на складе больницы их больше 300 штук. В ряде случаев выявлена недостаточная иммобилизация гипсовыми повязками при огнестрельных переломах конечностей: мягкие, разболтанные, плохо фиксирующие гипсовые лонгеты при огнестрельных переломах плеча и предплечий; надломанные в паховых сгибах без фиксации голеностопных суставов и стоп гипсовые повязки при переломах бедер; плохо фиксирующие гипсовые повязки при тяжелых повреждениях коленных суставов".

Очень хотелось верить, что все эти случаи все-таки объясняются трудностями первого этапа войны и что потом лечение раненых значительно улучшилось.

(Окончание следует.)