 |
Анатолий Лукьянов, депутат Госдумы, в 1991 году председатель Верховного совета СССР. Даже вспоминать не хочу. И поздравлять его не буду. Воспоминания от работы с ним самые неприятные. Я с ним всегда воевал. И только.
Сергей Кириенко, полномочный представитель президента России в Приволжском федеральном округе, с апреля по август 1998 года председатель правительства. С ним было трудно, но интересно. Ельцин — человек исторического масштаба. И я рад, что мне довелось поработать с ним.
Сергей Шахрай, заместитель руководителя аппарата Счетной палаты России, в 1991-1994 годах (с перерывами) зампред правительства России. Нормально. При его неоднозначном характере он все же прислушивался к мнению профессионалов. Я бы даже сказал, что иногда он их даже побаивался. Несмотря на то, что причин обижаться на него у многих было предостаточно, я обид на него не держу. Именно Ельцин дал мне возможность профессионально реализоваться.
Дмитрий Якушкин, советник главы администрации президента России, в 1998-1999 годах пресс-секретарь президента России. В определенном смысле мне было проще — я ведь помимо прочего представлял в Кремле интересы прессы, а журналистов Ельцин ценил, многих знал лично и вообще выделял как класс. Борис Николаевич ценил юмор и терпеть не мог угрюмых. Большую роль могло играть его настроение, самочувствие, но я не раз убеждался, что Ельцин обладает почти космическим свойством улавливать внутреннее состояние собеседника, его душевную волну, распознать распространяемые им флюиды, поэтому ключ к общению с ним был один — быть естественным. И он ценил, если от него не скрывали нормальную реакцию, которая бывает у каждого из нас, по любому поводу.
Руслан Хасбулатов, член-корреспондент РАН, в 1991-1993 годах председатель Верховного совета России. В начале 90-х у нас были неплохие отношения. А потом некоторые люди стали вбивать клин между нами. Ельцин был мощнейшим политиком, но одновременно и человеком со слабостями. Он был сильно подвержен влиянию со стороны, что умело использовали некоторые представители Межрегиональной депутатской группы. Я всегда старался помочь Борису Николаевичу, защитить его от ошибок и неправильных действий.
Евгений Шапошников, помощник президента России, в 1991 году министр обороны СССР, в 1993 году секретарь Совета безопасности России. Несмотря на могучесть, он был очень тонким и культурным президентом. Я никогда не слышал от него грубого, матерного слова, с подчиненными он общался только на "вы". Самым запоминающимся эпизодом стало заседание в декабре 1991 года президентов стран СНГ в Минске. Президенты хотели оставить России войска стратегического назначения, а остальное разбазарить. Я тогда был главнокомандующим Объединенными вооруженными силами СНГ и выступил категорически против. Даже подал рапорт об отставке со всех постов. И Ельцин 40 минут убеждал меня забрать рапорт. Убедил.
Егор Лигачев, депутат Госдумы, бывший секретарь ЦК КПСС. Я вообще с ним не работал и не хотел работать. От него всегда было только одно разрушение. Ничего хорошего не могу вспомнить.
Владимир Шумейко, лидер движения "Реформы — новый курс", в 1991 году зампред Верховного совета России, в 1992 году первый зампред правительства России, в 1994 году председатель Совета федерации. А у нас всегда отличные были отношения. Павел Глоба объяснил: это потому, что мы с Ельциным оба Водолеи. Борис Николаевич — политик от Бога. Как-то Ельцину на меня наябедничали, мол, Шумейко не с теми дружит. Борис Николаевич вызвал меня и стал говорить о том, с кем мне общаться, а с кем — нет. Я жестко сказал, что есть только два человека, которые могут мне это указывать. "И кто же это?" — спросил Ельцин. "Я и вы".
Геннадий Меликьян зампред Сбербанка России, в 1992 году министр труда, в 1996 году министр труда и социального развития. Первая встреча с Ельциным произошла через полгода после моего назначения министром труда. Обсуждали оплату труда бюджетников — упорядочение, повышение ставок. Вопросы Борис Николаевич задавал такие профессиональные, что я удивился.
 |
Борис Немцов, руководитель фракции СПС в Госдуме, с 1991 года губернатор Нижегородской области, в 1997-1998 годах вице-премьер правительства России. С Ельциным работать было интересно. Помню, как мы подписывали у Ельцина указ о снятии Березовского с поста секретаря Совбеза. Указ, как и положено, был подготовлен заранее. Ельцин назначил мне встречу во время чаепития. Когда я передал ему подготовленный указ, то Юмашев с Татьяной тут же стали уговаривать Бориса Николаевича не подписывать его. Приводили доводы и аргументы. Ельцин выслушал, взял свою большую фирменную ручку, зачеркнул слово "указ", написав сверху "постановление". И громко сказал: "Указа ему будет много, хватит и постановления. Выполняйте!"
Андрей Нечаев, президент Российской финансовой корпорации, в 1992 году министр экономики России. Ельцин — человек очень обаятельный, и все мы относились к нему с искренним почтением, зачастую переходившим в восторженное обожание.
Александр Шохин, председатель комитета Госдумы по кредитным организациям и финансовым рынкам, в 1991-1993 годах зампред правительства. Ельцин был чрезвычайным аккуратистом. Если отводил на встречу 30 минут, то ровно через 29 минут и 59 секунд вставал, жал руку и уходил. Если ты за это время чего-то не успевал, увы. Убедить Ельцина можно было, только рискуя должностью. В 1992 году для подготовки визита Коля в Москву прибыл г-н Келлер. На переговоры Ельцин вызвал меня с Авеном. Келлер стал жаловаться на нас, что мы тормозим подписание соглашения по Парижскому и Лондонскому клубам. На самом деле мы пытались сэкономить $1,5 млрд. Стали Ельцину объяснять, но он вспылил: "Даю месяц, не договоритесь — уволю!" И это при г-не Келлере. Представьте, как сильно такое заявление президента ослабило наши позиции на переговорах.
Петр Авен, президент Альфа-банка, в 1991 году председатель комитета внешнеэкономических связей, 1992 году министр внешнеэкономических связей. Борис Николаевич для меня был хорошим начальником. Он умел руководить так, что подчиненным не требовалось его вмешательство. И никаких обид на него у меня не осталось.
Юрий Скуратов, в 1995-1999 годах генпрокурор России. Тяжело было. Да, у него опыт, колоссальная интуиция, чутье и умение схватывать суть проблемы. Но ведь он был больным человеком, неадекватным своей должности. Чем больше я узнавал Ельцина, тем сильнее в нем разочаровывался. Хотя в нем иногда всплески хорошего появлялись. Например, когда я не прекращал уголовное дело по "коробке из-под ксерокса", то Татьяна с Юмашевым без конца накручивали Ельцина. Меня они вообще три месяца не допускали "к телу". Наконец, когда встреча произошла, то мне показалось — Ельцину стало стыдно за такое отношение к Генпрокуратуре. К тому времени меня уже ничего в его поведении не удивляло, а вот подобное стыдливое чувство немного удивило.
Геннадий Бурбулис, вице-губернатор Новгородской области, в 1991-1992 годах госсекретарь России.В роли президента Ельцин первое время чувствовал себя неуютно. Он был очень разным, часто непредсказуемым. После окончания рабочего дня любил устраивать розыгрыши и забавы, вовлекая в них большое количество людей. Это было всегда необычно и интересно, учитывая тот факт, что он являлся президентом огромной страны. Он не был строгим, грозным и беспощадным руководителем, каким его пытаются представить.
Артем Тарасов, президент компании FIDE Commerse Ltd. (Великобритания), в 1989-1991 годах президент внешнеэкономической ассоциации "Исток", в 1990-1991 годах народный депутат РСФСР. От встреч с Ельциным у меня осталось странное и несерьезное впечатление. В первый раз я попал на прием в 1990 году как народный депутат. И почти 20 минут я не мог начать разговор из-за того, что Ельцин расспрашивал помощников о том, как он выглядит на одной из первых своих фотографий в иностранной прессе. Позже я пытался попасть к нему с планом получения на очень выгодных для России условиях $35 млрд. Мне объяснили, что это, конечно, важно, но шеф не примет, у него болит голова. И на следующий прием я не попал по той же причине — больная голова.
Владимир Рыжков, депутат Госдумы, в 1991-1992 годах вице-губернатор Алтая. С Ельциным мне было иногда весело, иногда страшно, а иногда просто тошно. Но определенно — свободно.