Корреспондент Ъ обнаружил богатое наследство давно, скандально и, как казалось, окончательно рухнувшего фонда "Нефть-Алмаз-Инвест". Наследство с успехом продается. Фонд ведет активную финансовую жизнь. Акционеры об этом не знают.
Чара-банк и "Властилина" — два исключения из общего правила. Интерес, неожиданно к ним возникший, можно считать чисто человеческим, обусловленным личными драмами их создательниц. Аналогичные финансовые институты постигло незаслуженное посмертное забвение. Хотя слухи о смерти, как водится, могут быть сильно преувеличены.
Месяц назад мне позвонил создатель фонда "Нефть-Алмаз-Инвест" Синтайе Тэсфайе и попросил "помочь возбудить уголовное дело": дескать, его богатое имущество самым наглым образом разворовывается. Я засомневалась, что мне удастся не то что возбудить дело, а хотя бы написать сколько-нибудь убедительную заметку. Ведь Сам Синтайе в 1994 году был заподозрен в разворовывании фонда, отстранен от его дел, арестован и лишь недавно вышел из тюрьмы. Я подумала, что Синтайе хочет просто поворошить прошлое и свести с кем-то счеты. Но решила, как честный журналист, проверить "сигнал". Оказалось, новейшая история фонда не менее увлекательна, чем дела трехлетней давности. Действительно, богатое наследство фонда до сих пор распродается. Причем делает это человек, находящийся в федеральном розыске, — Вячеслав Стрекалов. И свою последнюю сделку он провел совсем недавно, 9 апреля.
Чековый инвестиционный фонд "Нефть-Алмаз-Инвест" (сначала он назывался "Акции — Ценные бумаги") был создан весной 1993 года 20-летним эфиопом Синтайе Тэсфайе. В середине 1994 года фонд выпустил собственные акции на 25 млрд рублей ($25 млн по тем временам) и начал менять их на ваучеры и деньги населения. К весне 1994-го фонд аккумулировал свыше 2,2 млн ваучеров и около 800 млн рублей. На них активно покупались акции российских предприятий.
Юрьев день
Весной 1994 года Синтайе Тэсфайе был арестован. Причем не по делам фонда, а по предшествовавшему им бизнесу (торговле сахаром). Между тем проверка ГКИ России выявила в фонде недостачу свыше 700 тыс. ваучеров и 1 млрд рублей. Действие лицензии было приостановлено, пресса все это подробно описала, и создалось впечатление, что фонд разворован и его история закончена.
На самом деле приостановка лицензии не означает смерти фонда. Это значит лишь то, что ГКИ выявила недостатки в работе, которые надо исправить и продолжать продавать и покупать акции. Таким образом, в 1994 году история "Нефть-Алмаз-Инвеста" только началась. Предстоял раздел богатейшего имущества фонда, который к тому времени владел акциями 84 российский предприятий, которые даже в то время по биржевому курсу стоили не менее $50 млн.
Акционеры кинулись искать инициативных людей, которые смогут восстановить лицензию и наладить нормальную работу фонда. Тогда-то впервые и появился Вячеслав Стрекалов, директор оборонного завода "Кристалл" в городе Железногорске Курской области. В декабре 1994 года его избрали председателем совета директоров фонда. Но никаким наследством он тогда не распоряжался, потому что не сумел восстановить лицензию.
Это смог сделать гораздо более влиятельный Михаил Юрьев (ныне вице-спикер Госдумы России). В то время он руководил компанией "Интерпром", а в 1993-1994 годах был председателем совета по промышленности и предпринимательству при правительстве России. В марте 1995 года он восстановил лицензию фонда и вскоре был избран председателем совета директоров.
Стрекалов не признал этих выборов и до сих пор считает себя шефом фонда. Однако в 1995 году он был отстранен от всех его дел и фактически первым продавцом наследства "Нефть-Алмаз-Инвеста" стал Юрьев. Правда, он был осторожен и сам не подписывал никаких документов. В разговоре со мной Юрьев заявил, что руководил фондом не в одиночку, а вместе со своими тогдашними партнерами — президентом Супримэксбанка Андреем Дробининым и генеральным директором фирмы "Брок-Инвест-Сервис" Сергеем Сафаряном. Первый выполнял функции реестродержателя фонда и владел его счетом, а второй по договору с Юрьевым управлял активами фонда. Правда, Дробинин отрицает, что руководил фондом.
При участии партнеров в 1995 году были проданы акции Челябинского металлургического комбината, Новокуйбышевского нефтеперерабатывающего завода, АО "Кондпетролеум", АО "Варьеганнефтегаз". Юрьев объяснил мне необходимость распродажи акций тем, что они якобы малоликвидны. Поэтому Юрьев с партнерами хотели вместо акций вложиться в ГКО.
Однако в итоге в ГКО никто не вложился. А на счет фонда в Супримэксбанке в 1995 году поступило 26 млрд рублей (около $6,5 млн по тем временам). Там они числятся и по сей день. Хотя по биржевым ценам акции стоили тогда намного больше — порядка $20 млн. Но более подробно в судьбу вырученных тогда денег я вдаваться не стала, потому что это дела давно минувших дней, а нас интересуют нынешние события в фонде и роль в них разыскиваемого следствием Стрекалова.
В 1995 году сам Стрекалов выступал в роли нынешнего Тэсфайе и пытался разоблачать "преступную распродажу" имущества фонда командой Юрьева. Например, его очень возмущала продажа 11% акций Челябинского металлургического комбината "Инвестиционно-финансовой группе 'Рабиком'" за $3,52 млн (по $10 за акцию), хотя ее биржевая цена была в 1,6 раза выше. Более того, в то время на комбинате шла борьба за власть и большой пакет акций можно было продать даже дороже биржевой цены. Поэтому в интервью газете "Коммерсантъ-Daily" Стрекалов заявил, что эта сделка нанесла фонду ущерб в размере $10 млн.
Невидимые миру деньги
Несмотря на недовольство Стрекалова, другие акционеры фонда чувствовали себя относительно спокойно. Выручка от сделок поступала на счет в Супримэксбанке, обсуждались перспективы вложений этих денег в ГКО или какие-либо другие бумаги. Положение фонда выглядело достаточно стабильным, граждане-акционеры не митинговали и не устраивали ажиотажа вокруг наследства фонда.
Но с 1996 года все изменилось. Потому что к власти наконец пришел Стрекалов. Юрьев объясняет это тем, что он стал депутатом Госдумы и отошел от дел фонда. А его партнеры в Супримэксбанке заявили мне, что больше не держались за власть и не стали возражать против того, чтобы теперь всем имуществом фонда распоряжался Стрекалов. Впрочем, важнейшим атрибутом власти в фонде всегда являлась поддержка Госкомимущества. До ухода Юрьева ГКИ в своих письмах считал законным шефом "Нефть-Алмаз-Инвеста" именно его, а с 1996 года почему-то стал считать Стрекалова. Мнение ГКИ насчет фонда — это отдельная глава в его истории, и она последует далее. А криминальная история самого Стрекалова достойна отдельной хроники, которая приводится здесь же.
Итак, с начала 1996 года Стрекалов распродает имущество фонда, о чем акционеры узнали только в декабре. Распродажа продолжается, но на банковском счете фонда не прибавилось ни рубля.
На Стрекалова уже год работает АО "Олд Койн", которое он назначил управляющей компанией фонда. АО и совершает сделки по поручению Стрекалова. Все они одинаковы — это распродажа имущества фонда, то есть акций. Работа с этими акциями облегчается тем, что они чаще всего нематериальны и существуют в виде записей в реестрах предприятий. Поэтому для продажи их АО "Олд Койн" необходимо лишь представить реестродержателю договор купли-продажи (он называется передаточным распоряжением) и документы, подтверждающие полномочия продавца. Этой работой занимается гендиректор АО "Олд Койн" Сергей Коновалов. При каждой сделке его сотрудники посещают фирму-реестродержатель и предъявляют подписанный Стрекаловым договор о том, что "Нефть-Алмаз-Инвест" передает права на продаваемые акции АО "Олд Койн". Кроме того, приносят ворох бумаг (в том числе из разных судов) о том, что именно Стрекалов является председателем совета директоров фонда.
Выяснилось, что криминальный статус председателя делу не вредил. Адвокат АО "Олд Койн" Андрей Бортич сказал мне, что факт федерального розыска (с весны 1996 года) вовсе не лишает Стрекалова полномочий руководителя фонда. За подтверждение этих полномочий адвокаты Стрекалова бьются в нескольких судах. При этом сделки совершаются "без суда и следствия". За редким исключением.
Например, в декабре 1996 года Кузбасхимбанк (реестродержатель) отказался зарегистрировать сделку Стрекалова. Тогда по его поручению АО "Олд Койн" пыталось обменять 10% акций кемеровского "Азота" (принадлежащих "Нефть-Алмаз-Инвесту") на акции американской фирмы Russian Group found Ltd. (которыми, в свою очередь, владела американская фирма Sam Global). Начальник отдела ценных бумаг Кузбасхимбанка Александр Ена рассказал мне, что обнаружил массу противоречий в документах многочисленных советов директоров и управляющих компаний фонда.
Но это была единственная неудача. В остальных случаях, как рассказали опрошенные мной реестродержатели, они соглашались признать сделку, потому что АО "Олд Койн" представляло им специальные письма от заместителя начальника управления структурной политики, приватизации, финансовых учреждений и фондового рынка Госкомимущества России Татьяны Блохиной, которая подтверждала полномочия Стрекалова как руководителя фонда. Аналогичным письмом Блохина помогла провести и самую последнюю сделку "Нефть-Алмаз-Инвеста" 9 апреля этого года. Тогда АО "Олд Койн" продало 8,6% акций АО "Родники-Текстиль" текстильному холдингу "Яковлевский". Директор по развитию "Яковлевского" Владимир Медведев сказал мне, что, покупая акции, руководство холдинга не знало о том, что Стрекалов находится в розыске, а в законности операции его убедило письмо Блохиной. Не знал Медведев (до разговора со мной) и еще одного любопытного факта. Со 2 декабря 1996 года у "Нефть-Алмаз-Инвеста" была снова приостановлена лицензия. И это выставляет в совершенно новом свете отношения фонда с г-жой Блохиной.
Контрольная работа
Целую неделю я пыталась встретиться с самой Татьяной Блохиной. Но она явно избегала меня. Пришлось выйти на ее начальство — начальника управления Николая Моисеенко и зампреда ГКИ Сергея Моложавого. Я прислала им грозные письма, из которых следовало, что заметка в Ъ будет посвящена тому, что ГКИ покрывает разворовывание фонда человеком, находящимся в федеральном розыске. В результате г-жа Блохина любезно согласилась пообщаться с нами по факсу. В ответ на наши вопросы она прислала факс с ответами такого рода:
Ъ: "Почему ГКИ снова приостановил лицензию фонда?"
Блохина: "На основании п. 10 Положения о порядке контроля..." и т. д.
Однако даже этот лаконичный ответ свидетельствует против его автора. В нем Блохина призналась, что в случае приостановки лицензии фонд имеет право совершать сделки только "по письменному разрешению лицензирующего органа на строго определенные цели, в том числе на уплату налогов". Этот текст надо сопоставить еще с двумя интересными письмами Блохиной, которыми я располагаю. 17 декабря 1996 года в своем письме на имя Коновалова она "не возражала против" продажи акций АО "Краснодартабакпром", принадлежащих фонду, ТОО "ИФГ 'Рабиком'". Акции продавались якобы "для обеспечения своевременной уплаты налоговых платежей по итогам года и осуществления финансово-хозяйственной деятельности".
Как я выяснила в московской налоговой инспекции #5, никаких налогов после этой сделки фонд не заплатил. Но не это главное. Главное, как правильно заметила Блохина в своем сухом факсе, что только лицензирующий орган мог дать разрешение на сделку в условиях приостановки лицензии. А вот другое письмо Блохиной подтверждает, что ГКИ в конце 1996 года уже не был "лицензирующим органом" для "Нефть-Алмаз-Инвеста". А именно: 16 ноября 1995 года г-жа Блохина в очередном письме реестродержателям АО "Олд Койн" сообщила, что "в связи с преобразованием чекового инвестиционного фонда 'Нефть-Алмаз-Инвест' в инвестиционный фонд контроль за его деятельностью и его лицензирование с 25 октября 1995 года осуществляется только финансовыми органами. С этого времени Госкомимущество России к деятельности этого фонда отношения не имеет".
Таким образом, из всех этих документов следует, что ГКИ и лично г-жа Блохина не имели права разрешать продажу акций "Краснодартабакпрома" в декабре 1996 года. Как не имеют на это права и сейчас. Кстати, начальник г-жи Блохиной Николай Моисеенко раздраженно сказал мне, что ГКИ давно уже не имеет отношения к делам "Нефть-Алмаз-Инвеста" и передает их в ФКЦБ России. Увы. Если бы это было так, возможно, находящийся в бегах г-н Стрекалов не смог бы спокойно распродавать богатое наследство.
У недобитого корыта
В итоге по объему продаж Вячеслав Стрекалов обошел своих предшественников: с конца 1995-го по апрель 1997 года он продал акции девяти предприятий. Среди них АО "Оренбургнефть", АО "Орский завод по обработке цветных металлов", АО "Магнезит", АО "Сильвенит", АО "Краснодарская табачная фабрика", АО "Кузнецкий металлургический завод", АО "Московский нефтеперерабатывающий завод". На сегодняшний день биржевая стоимость этих акций составляет 141,5 млрд рублей.
Я попыталась выяснить, куда делась выручка от продажи акций. На счет фонда в Супримэксбанке они не поступали. По сведениям от реестродержателей, покупатели акций переводили деньги на счета АО "Олд Койн" сначала в Тверьуниверсалбанке, а сейчас — в Мосэксимбанке.
Акционеры и вышедший из тюрьмы Синтайе Тэсфайе сказали мне, что "Олд Койн" от них скрывается и, разумеется, этой фирмы нет по ее юридическому адресу. Адвокат Андрей Бортич подтвердил, что АО "Олд Койн" действительно вынуждено скрываться, поскольку акционеры фонда угрожают его сотрудникам по телефону. Но я нашла телефон и адрес фирмы. Оказалось, она арендовала номер в гостинице "Золотое кольцо" на улице Смоленской. Генеральный директор АО "Олд Койн" Сергей Коновалов по телефону пообещал встретиться со мной. Однако с тех пор в фирме никто не берет трубку. А руководство гостиницы поясняет, что "Золотое кольцо" давно на реконструкции и ни одного номера в ней якобы никто не снимал.
Синтайе Тэсфайе надеется, что, узнав о распродаже фонда Стрекаловым, правоохранительные органы этим заинтересуются и сами найдут фирму "Олд Койн" и ее шефа Коновалова. Поэтому он уже обратился в МВД и ФСБ России.
Однако очевидно, что приостановить распродажу акций фонда давно могло и Госкомимущество. Для этого г-же Блохиной достаточно было в своих письмах реестродержателям сообщать, что действие лицензии фонда давно приостановлено, а его руководитель Стрекалов находится в федеральном розыске. После этого ни один реестродержатель не решился бы утвердить сделку.
Деятельность Стрекалова в итоге нанесла ущерб акционерам фонда. Их около миллиона. Наиболее активная их часть (около пятидесяти человек) по выходным встречается в московском парке имени Горького, обсуждает судьбу своих ваучеров и митингует. В делах фонда эти люди практически не участвуют. Еще около двадцати бывших членов совета директоров и сотрудников фонда участвуют, но эпистолярно. Переписываются с заводами, чьими акциями владеет фонд, пытаясь доказать, что нынешний председатель незаконный. А законный, по их мнению, — отсидевший свое Синтайе Тэсфайе.
Но это надо еще доказать. Чем, впрочем, эфиоп и занимается — сразу в нескольких судах. Народ его поддерживает. Больше некого.
ЕЛЕНА ВРАНЦЕВА
--------------------------------------------------------
Из уголовного прошлого Вячеслава Стрекалова
Вячеслав Стрекалов в 1990 году приехал в Железногорск и занял должность генерального директора оборонного завода "Кристалл". В одной из своих поездок в США он познакомился с эмигрантами из России Майком Цейтиным, Борисом Коганом и Ленни Поллаком — учредителями фирмы MBL, дистрибутора американского производителя кондиционеров фирмы "Фридрих" — и якобы договорился о сборке кондиционеров на "Кристалле". В 1993-1994 годах Стрекалов заключил несколько договоров с MBL на поставку "Кристаллу" комплектующих для сборки кондиционеров на $11 млн. Эти деньги Стрекалов взял в кредит в Мост-банке, "Столичном", Курскпромбанке и Промстройбанке (в последнем около $5,5 млн, причем под гарантии правительства, которое распорядилось выдать заводу кредит на его развитие).
Банки по распоряжению Стрекалова перечислили все эти кредиты на счет MBL. Однако в 1994 году "Кристалл" получил от нее комплектующих лишь на $2 млн (причем позже выяснилось, что цены на некоторые из них была завышены в 30 раз). Еще столько же вернулось на счет завода. $7 млн не вернулись до сих пор.
В 1993 году комиссия Центрально-Черноземного регионального центра службы валютно-экспортного контроля России вскрыла недостачу в $7 млн. К тому же выяснилось, что Стрекалов оформил поставленные из США комплектующие как медоборудование, на которое распространяются таможенные льготы. По всем этим фактам весной 1995 года УФСБ Курской области возбудило уголовное дело о хищении.
Сначала Стрекалов был лишь свидетелем по делу. Начальник следственного отдела УФСБ Курской области Александр Григорьев рассказал Ъ, что на допросах Стрекалов обещал, что комплектующие "вот-вот поступят". Наконец следствие решило привлечь его в качестве обвиняемого. Но Стрекалов уехал в Москву, а затем — как предполагает следствие — в США. При обыске в сейфе директора "Кристалла" обнаружили только его диссертацию (он очень гордился своим званием кандидата технических наук).
Александр Григорьев рассказал Ъ, что Вячеслав Стрекалов получал на заводе около 800 тыс. рублей. Зато ездил на новой Volvo и купил четырехкомнатную квартиру (117 кв. м) на Ленинском проспекте в Москве. По мнению следователей, это может быть косвенными признаками того, что от пропавших $7 млн Стрекалов кое-что получил.
В апреле 1996 года Стрекалов был объявлен в федеральный розыск. Следствию известно, что он осел в США и даже зарегистрировал в городе Сикокус штата Нью-Джерси свою офшорную фирму Advance Cristal Technology Inc. В 1995 году Генпрокуратура России направила в министерство юстиции США международное поручение о проверке учредителей этой фирмы. Но ответа до сих пор не получила.
--------------------------------------------------------
Что еще осталось от фонда "Нефть-Алмаз-Инвест"
Сейчас имущество фонда "Нефть-Алмаз-Инвест" — это акции 65 российских предприятий. Среди них Владивостокский морской порт (фонду принадлежит 5% его акций), Михайловский ГОК (4,5%), Кузнецкий завод ферросплавов (2%), Медногорский медносерный комбинат (14%), АО "Жирикенский молибден" (40%).
Цена этого имущества толком не подсчитана, потому что многие акции не котируются. Однако по биржевому курсу акций на сегодняшний день только пакеты пяти перечисленных нами предприятий стоят свыше 18 млрд рублей ($3,2 млн).