// ТЕ ЖЕ ГРАБЛИ
Во вторник рухнули очередные амбициозные планы российского правительства по сближению отечественной и западной экономик — General Motors отказался продавать Opel консорциуму Сбербанка и Magna.
"Что касается приобретения Opel — части пакета, сразу хочу сказать, что правительство РФ не принимает в этом прямого участия, но мы приветствуем работу нашего банка с государственным участием — Сбербанка — в этой сделке. Прежде всего потому, что Сбербанк является одним из крупнейших кредиторов российского автопрома и давно работает с этой отраслью экономики... Российское правительство имеет свою стратегию развития автопрома. Та сделка, о которой мы сегодня говорим, должна быть вписана в эту стратегию развития автомобильной промышленности",— заявил Владимир Путин вскоре после того, как в конце мая Сбербанк и канадский производитель автокомпонентов Magna официально подтвердили намерение купить у GM 55% акций Opel за €500 млн.
Таким образом, правительство рассчитывало вместе с акциями Opel получить и его технологии. Однако GM оказался крайне неуступчивым продавцом, и к концу переговоров идеология сделки изменилась до неузнаваемости: технологии, существующие и будущие, остаются у американцев, они продолжат определять маркетинговую и сбытовую политику Opel и будут получать лицензионные отчисления за право продажи машин (3-5% с оборота), концерн также сохраняет право преимущественного выкупа акций Opel, если Сбербанк и Magna решат его продать. Эксперты заявили, что такой Opel России не нужен, однако власти не унывали — пропагандистский эффект от сделки по-прежнему был велик. Поэтому, когда 10 сентября GM объявил о своем окончательном, как тогда всем казалось, решении продать актив российско-канадскому консорциуму, Путин назвал это первым серьезным шагом к реальной интеграции с европейской экономикой.
Отказ GM (компания объяснила свою позицию тем, что дела у нее пошли на лад, в Европе деловой климат улучшается, и теперь Opel можно спасти и самостоятельно), судя по реакции российских властей, стал для них полной неожиданностью. В среду Путин дал понять, что так просто он не сдастся: через своего пресс-секретаря премьер сообщил, что удивлен решением GM, но Сбербанк и Magna еще "проведут глубокий юридический анализ сложившейся ситуации". А в четверг уже высказался в духе "ну и не надо": по его словам, срыв сделки "не ущемляет наших интересов, но говорит о своеобразном отношении американских партнеров со своими контрагентами". Magna заявила, что с пониманием относится к решению GM, а Сбербанк на момент подписания этого номера в печать так и не высказал своей позиции.
В точно такой же неприятной ситуации российские власти оказались в 2006 году, когда сорвалось всячески поддерживаемое ими слияние "Северстали" с люксембургской Arcelor. В результате должна была появиться крупнейшая в мире сталелитейная компания, поэтому, как и в случае с Opel, той сделке придавалось не только экономическое, но и важнейшее политическое значение. Когда уже обо всем было договорившаяся с "Северсталью" Arcelor неожиданно решила уйти к британской Mittal, на Западе заговорили, что связано это в первую очередь с плохой международной репутацией России. Поэтому Путину пришлось не просто делать вид, что срыв сделки его не очень волнует, но еще и оправдываться за негативный имидж страны: "Это дело прежде всего акционеров. Говорить о каком-то имидже России здесь не следует. Речь просто о бизнес-интересах. А правильно поступил Arcelor или неправильно, это акционеры, я думаю, поймут спустя несколько лет".
Таким образом, в истории с Opel власти наступили на те же грабли, что и с Arcelor, и вместо экономических выгод и пиара получили только антипиар.