премьера / театр
На сцене Театральной гостиной Театра на Подоле сыграли премьеру спектакля "Количество, или Баллада об искусственном оплодотворении" по пьесе современного британского драматурга Кэрил Черчилл. В режиссерской версии Виталия Малахова клонирование и его последствия оказались стары как мир и к научному прогрессу отношения не имеющие, с уверенностью констатирует ЮЛИЯ БЕНТЯ.
Английская писательница и драматург Кэрил Черчилл начиная с 1970-х годов на родине снискала славу социалистки, постмодернистки, феминистки и убежденной сторонницы нереалистических методов в искусстве. В возрасте 66 лет она написала "A Number", которая принесла ей мировую известность и титул лучшего театрального драматурга Великобритании,— пьесу о клонировании людей, в которой нет не только женских ролей, но и самого слова "клонирование". Правда, не на шутку озаботившись последствиями научно-технического прогресса и спроецировав его на практику стационарных театров, госпожа Черчилл категорически потребовала, чтобы любая постановка по ее произведению шла не больше года.
Впервые режиссер Виталий Малахов обратился к этому тексту в 2005 году, поставив на сцене Национального академического театра русской драмы им. Леси Украинки спектакль для семейного тандема Анатолия и Георгия Хостикоевых. В новой работе, теперь уже в крохотном помещении Театральной гостиной Театра на Подоле, остался Хостикоев-младший, но сразу в трех ролях — настоящего сына и двух "копий" (в связи с этим Георгий Хостикоев сменил основное место работы, перебравшись из Театра русской драмы в подольский театр господина Малахова). Роль Анатолия Хостикоева досталась Сергею Бойко, и таким образом извечная проблема отцов и детей лишилась пикантной буквальности, однако прибавила в универсальности, что пошло на пользу постановке.
Спектакль Виталия Малахова получился о чем угодно, только не о клонировании, искусственном оплодотворении и прочей научной полуфантастике. Скорее о том, что прогресс не решает, а только усугубляет вечные проблемы. Герой Сергея Бойко Солтэр, поначалу разгильдяй и пьяница, довел до отчаяния жену, которая бросилась под поезд в метро, и малолетнего сына Бернара, по вине отца ставшего моральным и физическим калекой. В какой-то момент горемычный родитель опомнился и решил начать все сначала: испорченного сына сдал на попечение государства, заказав себе в специализированной клинике Бернара-второго, для которого решил стать любящим отцом.
Все бы хорошо, но из-за какого-то производственного сбоя вместо одной копии с конвейера сошли целых 20. Это становится завязкой непростой драмы о невозможности понять и полюбить 21 сына как 1. В результате в спектакле история закольцовывается, а оба ключевых персонажа проходят три стадии превращений, соответственно числу "вариантов" сыновей — оригинал, первая копия и серийный экземпляр. На этой смене сыновьих ипостасей построена и лаконичная, как всегда у Малахова, сценография постановки: среди прочего, пространство сцены-гостинной украшают фотографии Георгия Хостикоева во всех трех образах, и время от времени герой Сергея Бойко обращается к какому-нибудь из них (в зависимости от того, какой из сыновей актуален в данный момент).
В компании воспитанного на хороших сказках сына Сергей Бойко поначалу очень долго и назидательно вещает в стиле лучшего из отцов, эдакого всемогущего доброго волшебника или Деда Мороза. Уже на десятой минуте спектакля это начинает раздражать, хотя такое решение роли вполне ожидаемо и объяснимо: довольно долго ведущий актер Театра на Подоле вел на УТ-1 "Вечернюю сказку" и детскую передачу "День варенья" (вместе с актером и режиссером этого же театра Игорем Славинским), а вытравить из себя такой опыт, очевидно, непросто. Однако по мере смены сыновей от хорошего к худшему и просто чужому Сергей Бойко возвращается в свое подлинное состояние — мудрого пьяницы, шаркающего по сцене из стороны в сторону с ящиком пустых бутылок.
Георгию Хостикоеву клонирование самого себя удается блестяще — просто не верится, что роли выхолощенного оксбриджского парня, затурканного семьей и детьми учителя математики и заикающегося калеки играет один человек. И, что особенно приятно, ни в одной из этих ролей невозможно представить его знаменитого отца. Жизнь определенно продолжается.