Деньги ручной вязки
Вязать платки в Оренбуржье детей учат с семи лет. Так они постепенно и учатся зарабатывать — на футбольные мячи, телевизоры, автомобили...
Старшеклассница Алина Зиянова делится своими планами: "Вот платок свяжу, на рынке продам, куплю колбасы и к сестре поеду. Нехорошо в гости без гостинцев ездить-то, да?"
Небольшое татарское село Желтое, где родилась и выросла Алина, во всех справочниках и путеводителях называют "старинным центром ажурного пуховязания". Это родина тех самых знаменитых оренбургских платков, классических "паутинок" из козьего пуха, которые легко проходят сквозь женское колечко. Вязать тут, похоже, умеют все. С семи лет детей начинают обучать главному местному мастерству, так что подростки уже вовсю торгуют своими изделиями, переходя на полное финансовое самообеспечение.
"Мне мама так и говорит: "Денег не проси. Надо тебе — бери пряжу и вперед"",— объясняет Алина. А когда семье нужно срочно перекрыть крышу или купить, к примеру, корм гусям, девушка берется за спицы вместе с родственниками. "Отвязались — вот тебе и живые деньги",— Алина знает, как пополняется семейный бюджет даже во времена безработицы. "А я только пять платков продала,— вздыхает ее подружка Милана Абдулкадырова.— Зато приоделась: платье купила себе, туфли, футболку с ремешком".
"На платках" в Желтом зарабатывают и мужчины. Семикласснику Рустаму Дельмухаметову, к примеру, нужен футбольный мяч, поэтому сидит Рустам на уроке пуховязания смирно, работает над орнаментом по точно заданной схеме. Рядом перебирает спицами еще один молодой человек, Эльвир Ишмухаметов, 13-летний потомственный вязальщик. Если дело так и дальше пойдет, то выйдут ребята на рынок очень скоро. А там, глядишь, и до широкого признания недолго. Вон сын учительницы, Роман Гумеров, на выставке во Франции со своими работами участвовал, на областном фестивале пухового платка даже вопреки названию "От матери — дочери" стал лауреатом. А ведь солидный человек, между прочим, бизнесмен. Но любимое дело не забывает: нет-нет да и свяжет "паутинку" перед телевизором, под боевик какой-нибудь.
--А я под сериалы вяжу,— признается и учительница пуховязания, самая, пожалуй, знаменитая ажурница Желтого, Роза Гумерова.— Под "Кармелиту" и "Однажды будет любовь", они подряд идут, очень удобно, как раз после коров". Роза Сахабовна — мастер экстра-класса. Именно к ней посылают гонцов из Оренбурга, когда нужен подарок для какого-нибудь именитого гостя области. Она и с логотипами компаний платки вязала, и с инициалами, и с политическими медведями в центре.
"Черномырдину недавно с двумя кольцами сделала палантин: у них с женой как раз годовщина супружеской жизни была". Работа эта Розе Сахабовне понятна и привычна: ее мама еще в 1938 году связала знаменитое полотно с надписью "Да здравствует Сталинская Конституция!", но не любима. "Мне нравятся традиционные изделия, строгие, с геометрическим орнаментом,— говорит мастерица.— Но любой каприз за их деньги". Все ж, как ни крути, именно благодаря этим заказам мастерица не бедствует: "Жаловаться не на что, это правда. Я прошлым летом ВАЗ-14 на свои платки купила".
"Нам нужны морозы"
"Распиарили этих желтинцев слишком, распиарили",— женщины, торгующие на рынке пуховых платков в районном центре Саракташ, прямо-таки неистовствуют. Почтенные дамы, замотанные своими платками в несколько слоев а-ля "кочан капусты", они стоят на небольшом пятачке возле магазина и кидаются на каждого, кто входит в их ряды с "голыми" плечами. "Шаль нужна? "Паутинка"? Палантин?" — они окружают свою жертву плотным кольцом, и спастись от их напора помогает лишь фраза "Мы журналисты". После этих слов дамы отступают и начинают ругать Желтое. Точнее, желтинских элитных мастеров: "Много воображают из себя, цены безбожные ломят. Гумерова, слышали, меньше чем за 7 тысяч рублей свои платки не продает. Они у ей из золота, что ли?" Здесь, на рынке, можно купить толстую шаль за полторы тысячи, тонкую "паутинку" — от тысячи. А то и дешевле. Но чаще всего это подделки, "контрафаг" как честно признается одна из продавщиц, поняв, что столичные гости тоже кое в чем уже научились разбираться.
Все дело в технологии. И в Саракташе, и вообще по всей стране под видом оренбургского платка чаще всего продают изделия из "запрядной пряжи" — это когда пух по-быстрому одновременно прядется с шелковой или хлопчатобумажной нитью. Такой платок выглядит очень пушистым, торговки его еще специальными щетками изо всех сил начесывают: "Гляди, доча, как эхфектно!". Клочья от такой красоты летят во все стороны, не пройдет и нескольких месяцев, как пух "скатится по ниточке", оставшись на одежде или "в тазу". А хороший платок вяжут из незапрядной пряжи: мастерица сначала прядет плотную нить из пуха, а затем обматывает ее сверху, в обратном направлении ниточкой шелковой. Это долгая кропотливая работа, и такой платок изначально не выглядит пушистым. Только в процессе носки он распушается, но не нагло и вызывающе как подделки, а деликатно, словно покрывается нежной дымкой. К тому же настоящий оренбургский изготавливают из шерсти только местной породы особых коз, а "рыночный вариант" мастерят из более дешевой, но менее качественной ангорки, волгоградской шерсти, мохера и бог знает еще из чего.
Но покупают ведь. Поэтому дамы стоят. Стоят и жалуются на кризис. "Пухартель у нас закрыли давно,— перечисляет свои беды Антонина Галяпа, крест-накрест замотанная своими изделиями, как француз под Москвой.— Теперь сами на себя работаем, да вот тут прямо и продаем. Бумажная нить дорогая, а еще пряжа, 700 рублей почитай на одно только сырье уходит, а покупатель кочевряжится уже год как. Это все мировой экономический и глобальное потепление, я вам говорю как оно есть". Коллеги Антонины Илларионовны согласно кивают: "Морозы, морозы нам нужны. Ну и покупателей побольше. Мы ж тут нищие все. Недавно человек приехал с купюрой в пять тысяч, так весь рынок сбежался на нее смотреть". На вопрос: "Почему чем-то другим не займетесь, если платки не продаются?" — женщины не знают, что ответить. "А чем? — наконец вскрикивает Галяпа.— Научили нас в детстве вязать, больше мы и не знаем, что делать!"
Светлана Петровна Иванникова считает, что товарки ее по большей части прибедняются. Сама она в этом месяце продала четыре платка и считает, что это удачно: "С платка доход максимум 500 рублей. Считай, моя получка в октябре как у сына, он у меня разнорабочий в больнице. Но у него ж еще алименты! У нас в районе средняя зарплата — тысячи три-четыре. Но люди кажен день на работу выходят, а я раз в неделю, как барыня".
Рынок пуховых платков в Саракташе работает только по четвергам — сюда съезжаются оптовые закупщики со всей области и даже из соседнего Казахстана. Сделки серьезные, одна из таких, бизнесвумен, полчаса торговалась с бабушкой, разложившей свои три платка на старой детской коляске. Бились за каждый рубль. "Акула",— наконец выдохнула бабушка и сдалась. "У меня пенсия не больше твоей",— парировала "акула".
Предприниматель Людмила Дмитрачкова приехала из Оренбурга, чтобы приобрести несколько изделий для сувенирных лавок: "У меня и в Москве, в Кремле точка есть, куда я сдаю платочки". Людмила Николаевна, бывший инженер, запатентовала специальную упаковку для платков в виде гусиного яйца, ведь по старинным правилам настоящая "паутинка" должна не только проходить сквозь кольцо, но и помещаться в гусином яйце. Поместиться-то она поместится, но вот будет ли она изготовлена по всем правилам? "Я и сама вяжу!" — неопределенно отвечает Людмила Николаевна.
"Ландышей не вяжем"
Конечно, и в Желтом есть некоторые вязальщицы, которые не брезгуют фабричными или запрядными нитями. И на рынке в районе они с "контрафагом" стоят, и шанхайского барса за местную губерлинскую козу выдают, и вместо традиционного узора цветочки да лебедей по платку пускают. Но все же большинство мастеров отказываются нарушать старинную технологию пуховязания, с гордостью повторяя присказку: "Желтинцы ландышей не вяжут". Венера Масимова — главный конкурент Розы Гумеровой. Живут платошницы в соседних домах, друг с другом предельно вежливы, но дистанцию держат. Хотя и разделили, как могли, сферу влияния. Если Роза Сахабовна больше специализируется на представительских подарках, то Венера Рашидовна в основном выставляется в музее Оренбурга. Но и там в последний год ее платки продаются плохо. "Не знаю почему,— разводит руками Венера.— Раньше мы ни в чем не нуждались, а сейчас муж нас всех кормит". Фермеру Ахмату Масимову приходится содержать четыре поколения своих вязальщиц: бабушку, тещу, жену и дочь. Женщины приносят стопки своих грамот и благодарностей, показывают альбомы с работами, затем вчетвером — Гульзиган, Минзаган, Венера, Эльвира — берутся за четыре угла самого большого своего платка, растягивают его возле окна, на свету, и сами наслаждаются своей работой: "Да, такой на рынке не продашь. Там не понимают".
Спасением уникального народного промысла отчасти занимается Комбинат оренбургских пуховых платков. Его директор Нина Елманова как раз все понимает, но признает, что рынок сейчас заполонен изделиями фабричной вязки: "Шерсти они нашей добавляют совсем чуть-чуть, потому что короткая она, машина такую не захватывает, вот на ангоре и шуруют" и совсем уж откровенными фальшивками: "Ногой связано, в палец толщиной, вот такие вот дыры", а настоящий "ручной" платок знают немногие. "Ко мне на выставках в разных городах подходят люди, смотрят на наш товар и удивляются: "Ой, так вот как, оказывается, выглядит оренбургский платок. А что же мы тогда покупали?" И я понимаю их удивление, мы же таких красавцев навязываем". Но даже эти красавцы от комбината, который, по сути, просто распространяет уникальные изделия своих мастеров,— капля в море. Если раньше, в советские годы, комбинат состоял из 8 тысяч надомниц, то сейчас, дай бог, две сотни наберется. Да и они часто простаивают. А тоже ведь все профессионалы. Людмила Чиненкова, автор платка для Зыкиной, 70-летний мастер, буквально рвется в бой, а больших заказов нет. Мужчины из села Донское со своими шикарными палантинами практически простаивают. Из Медногорска победитель всероссийского конкурса "Молодые дарования" такие искусные кардиганы из пуха вяжет, а кто об этом знает, кроме специалистов?
Легендарная марка оренбургского платка, увы, плохо раскручена, хотя даже местный совет женщин борется за то, чтобы включить "паутинку" в список официальных подарков для высоких гостей. Да и обычный турист не всегда сообразит, что ему продают — настоящий платок или нет. Сертификатов-то нет. "Я тут в Петергофе как-то пыталась наладить отношения с сувенирными магазинами,— говорит Нина Ивановна.— Так мне сказали, что у них уже есть оренбургские платки в продаже. Грузины какие-то наладили там производство жутких тряпок из мохера и торгуют вовсю. Нам места там нет".
"Коза пропадает!"
Страдают от плохого сбыта и местные козозаводческие хозяйства. Всего уникальных козочек осталось в Оренбуржье около 7 тысяч. Причем в других природных условиях структура пуха этих животных мгновенно меняется. Так что если козы исчезнут с Губерлинских гор, то совершенно непонятно, из чего будут вязать платки те настоящие мастера, которые еще не перешли на дешевые и более простые в обработке "пуховые суррогаты". "А ведь исчезнут козы, ой исчезнут",— хором жалуются заводчики. У Валерия Стуколова, руководителя козоплемхоза "Губерлинский" на складе пуха на пару миллионов лежит, никому и дела нет. Раньше товар в больших количествах закупала Оренбургская фабрика пуховых платков. Сейчас и объемы у предприятий не те, и опять же добавками бизнесмены балуются. Поэтому руководителям козозаводческих хозяйств вслед за пуховницами и ажурницами приходится только горевать, глядя на более удачливых дельцов, торгующих лжеоренбургскими платками: "Они, туды их в качель, разве товар дают!"
"Надо что-то делать,— искусствовед Ирина Бушухина, уже много лет изучающая пуховязание, настроена решительно.— Надо бренд у них отобрать!" У кого? Да у всех, кто не по правилам работает. Например, у фабрик. Машинное производство — это разве оренбургский платок? Стоят у них там японские машины и из алтайского сырья гонят эти платки километрами. Платки получаются красивые, ничего не скажешь, но не те. "Да что мы тут говорим,— Ирина Владимировна достает из музейного архива несколько тонких ажурных шедевров.— Возьмите хотя бы один просто в руки... Чувствуется, а? Это из Желтого. Наш". Они еще что-то говорят тревожными голосами: и Ирина Владимировна из музея изобразительных искусств, и Ольга Анатольевна Максимова, из областного совета женщин. Говорят что-то важное, что-то о сохранении народного промысла, который единственный так широко известен в мире, произносят даже нечто поэтическое о пуховой оренбургской ниточке, "которая, сплетая в узор события страны и судьбы людей, не должна оборваться"... А он просто легким облаком лежит на ладонях, и не любоваться им действительно невозможно. Чувствуется.