На прошлой неделе в Европе вспоминали начало Второй мировой войны. Ведущие европейские политики, дипломаты, ветераны войны ровно в 4:45 утра собрались возле монумента близ Гданьска. 1 сентября 1939 года именно здесь немецкий броненосец "Шлезвиг-Гольштейн" атаковал польскую военную базу. Это и считается началом самой кровопролитной войны в мировой истории.
Накануне премьер-министр России опубликовал в самой влиятельной польской "Газете Выборчей" свою статью об уроках Второй мировой войны. Это своеобразное обращение к гражданам Польши. Эксперты его так и называют: статья-обращение. Владимир Путин призвал поляков "избавиться от недоверия и предвзятости в отношениях между Россией и Польшей", "закрыть эту главу в польско-российских отношениях и начать писать новую".
Статья вызвала ажиотаж в Польше. Дело в том, что по данным последнего социологического опроса, проведенного исследовательским центром GfK Polonia, 76 процентов поляков считают, что Путин должен извиниться за ввод Советской армии на территорию Польши. Извинений ждали, российский премьер извиняться не стал, но его слова произвели на поляков сильное впечатление. По крайней мере, так считает выдающийся польский публицист, главный редактор "Газеты Выборчей" Адам Михник. В интервью "Огоньку" он рассказал, почему российский премьер затмил во время приезда в Польшу канцлера Германии.
— Господин редактор, как польское общество отреагировало на статью Владимира Путина в вашей газете и на его выступление в Гданьске?
— Реакция разная, неоднозначная. Конечно, статья вызвала огромный интерес. Статья наиболее влиятельного российского политика в польской газете — это уже сенсация. Реакция на нее была разной: от положительной и объективистской до критической и даже негативной — польское общественное мнение отнюдь не монолитно. Это примерно так же, как в России: и у нас есть такие публицисты, как, например, Проханов. Стереотипы сознания в Польше тоже чем-то напоминают российские: язык другой, но структуры шовинистического, ксенофобского мышления в наших странах довольно похожи.
У Путина в статье есть очень важные зацепки. Он говорит об истории, что является очень горячей темой в нашей стране. Особенно после недавних исторических публикаций в российской прессе о том, что Польша была лучшим союзником Гитлера. На этом фоне мы слышим Путина — совсем другой тон, другие слова. И это отметили все, кто читал статью непредвзято. Второй момент — рассуждения о примирении, в которых расставлены очень значимые акценты по отношению к немцам. И наконец, размышления о будущем российско-польских отношений, предложение отложить исторические споры в сторону и начать приграничное экономическое сотрудничество.
— Сейчас модно сравнивать фашизм и сталинизм, многие ставят знак равенства между ними. Насколько для поляков важно это сравнение?
— Для нас это очень интересная тема. И не только для нас. Недавно я читал статью православного священника Иллариона (имеется в виду интервью архиепископа Волоколамского, главы отдела внешних церковных связей РПЦ журналу "Эксперт" в июне с.г. - "О".). Он делал то же самое — сравнивал фашизм и сталинизм. Как и Александр Солженицын. Множество россиян считают, что между фашизмом и сталинизмом нет большой разницы. У поляков для подтверждения этого есть веский исторический аргумент — на Польшу напали сразу оба государства — СССР и Германия — в один и тот же месяц. И тайный протокол обязывал сталинское государство напасть на Польшу.
У нас, кстати, многие рассматривали выступления в Гданьске германского канцлера Ангелы Меркель и российского премьера Путина именно сквозь эту призму — через разницу в отношении немецкого общества к Гитлеру и российского — к Сталину.
— Выступление Путина вызвало у поляков больший интерес, чем выступление Меркель или здесь не было разницы?
— Нельзя даже сравнивать. Путин был безусловной звездой, он был важнее. Выступление канцлера Германии было очень хорошим, мудрым, точным. Однако Меркель не сказала ничего такого, чего бы поляки не слышали от немецких политиков. До нее то же говорил Шредер, а перед ним Коль, а еще раньше Вилли Брандт перед памятником гетто в Варшаве.
— Опубликовать статью премьер-министра России было инициативой вашей газеты или вы получили предложение из Москвы?
— Извините, но на этот вопрос я не могу сказать ни слова. Это уже наша внутренняя кухня.
— То, что на церемонию по случаю 70-летия начала Второй мировой войны приехал премьер Путин и он же написал статью-обращение к полякам, принижает статус события по сравнению с тем, если бы все то же самое совершил президент Медведев?
— В Польше популярен анекдот: два российских бизнесмена обсуждают какой-то проект и спорят, идти ли им сначала к президенту или лучше сразу, без посредников, к Путину. Такой вот анекдот. Если серьезно, то мы считаем: раз приехал Путин, значит, Российское государство таким образом этому событию присвоило высшую степень важности.
— Вы ожидаете, что после этого визита будут конкретные шаги по историческому примирению, например по Катынскому делу?
— Путин пообещал, что историки получат доступ к российским архивам. Но это вопрос не ко мне: выполнит ли российский премьер свои обещания или они останутся только декларациями. Если российские архивы будут открыты для польских историков так, как польские архивы открыты для российских историков, то это станет важным шагом вперед. И я согласен с Путиным: история не должна доминировать над сегодняшним днем. Но, с другой стороны, историю нельзя забывать, ведь это наша память — кто теряет память, тот перестает быть народом и превращается в племя.
— Какие шаги Москвы могут ослабить в польском обществе подозрительность, разрушить стереотипы по отношению к России?
— Мне кажется, что касается Катыни, то следует только рассекретить архивы, и тут не надо ничего больше придумывать. Призывы некоторых польских деятелей к Путину, чтобы он просил прощения, мне кажутся глупыми. Это уже делал Борис Ельцин, и нет никакого повода, чтобы каждый раз и при каждом случае звучали извинения за пакт Молотова — Риббентропа. В конце концов, Путин — не Молотов.
Польша останется важнейшим партнером России. А как это партнерство сложится — зависит от ситуации в самой России. Когда я в Москве захожу в книжный магазин, то вижу полную свободу, которую 20 лет назад трудно было даже представить. У России есть сила и есть потенциал к серьезным переменам. Но когда я вижу дело Ходорковского или расследование убийства Политковской, то становлюсь пессимистичным. На мой взгляд, дело Ходорковского — это тест для Путина, как для Михаила Горбачева было тестом освобождение академика Сахарова.
Если Россия будет развиваться в сторону демократии, то постепенно русофобия в Польше уйдет.