В День независимости России по первому каналу телевидения вечером в лучшее время был показан документальный фильм о художнике Илье Глазунове, после него — кинокартина о декабристах. В фильме сообщалось, что Глазунов стал пожизненным ректором основанной им Академии художеств.
Для любого официального торжества должен существовать регламент — в день национального праздника сюжеты о национальных героях неизбежны. В выборе руководства первого канала центральной фигуры для праздничной программы не было, пожалуй, ничего неожиданного. Хотя, если задуматься, странно, что кроме непревзойденного мастера масштабных исторических комиксов больше претендентов на главную роль не было, ничья судьба сегодня не оказалось столь счастливой и идеологически выдержанной. Глазунов, гонимый в прошлом, оценен в настоящем. Независимая Россия принесла ему признание и триумф, ответила наконец на долгую и преданную любовь.
Конечно, то, что в качестве современного героя на исходе века в России был выбран художник, — факт удивительный. В двадцатилетней давности социологическом исследовании о том, какие виды и жанры искусства предпочитает население, изобразительное занимало предпоследнее место, оставив позади только оперу. Вряд ли этот результат устарел — по крайней мере в аутсайдерской части списка. Правда, природа успеха Ильи Глазунова не художественная, а чисто литературная.
История жизни художника Глазунова и образ русского художника Глазунова — лучшее, что создал художник Глазунов. Это трагическая (как и полагается для художника) история не столько со счастливым (благополучного конца у трагической судьбы не бывает), сколько с торжественным финалом (общественное и государственное признание, любовь народа и благосклонность властей), и достойный, благообразный, безусловно близкий национальному сознанию образ. Какое отношение он имеет к реальному человеку и подлинным жизненным сюжетам — совершенно не важно и, в общем-то, уже не интересно. История жизни и образ созидались долго и кропотливо, как всякое главное произведение художника, упорным трудом, поддержанным точным расчетом и отличной интуицией (у гонимого художника открывалась выставка в Манеже — такого не удавалась никому). Вполне заурядное художественное дарование было сполна реализовано и исправно работало на беспрецедентную популярность, приближало удивительную для живописца славу.
Пропагандистски правильный фильм о художнике несколько портят лишь назидательный закадровый текст и агрессивный голос диктора, словно уличающий зрителя в отсутствии должного почтения к герою. Зато высказывания поклонников (тот, кто не любит все это — жест прелестной барышни в сторону экспозиции манежной выставки — не любит Россию) спасают положение: проникновенно произнесенная чушь кажется убедительной. Красит фильм и сам Глазунов, исправно, мягко и вкрадчиво проговаривающий все основные обстоятельства своей жизни — аристократическое происхождение, смерть семьи в блокаду, гонения на родине, признание на Западе, любовь к России, верность России, верность собственному пути, дети, вдовство, Академия живописи, воссозданная из руин, из руин воссоздаваемая русская академическая школа живописи.
Замечательную историю о художнике Глазунове безнадежно портят лишь иллюстрации — работы самого художника. И не столько старые пестрые коллажи, давние лубочные исторические картинки или поздние грандиозные панно с разделением персонажей истории уходящего века на демонов и ангелов, которые так заманчиво трактовать доморощенным теологам. Даже не анахронические академические работы учеников на библейские сюжеты. Главная работа Глазунова последних лет — предъявленная на телеэкране кремлевская резиденция президента России. Вариации, как признался сам автор, на имперскую, дворцовую тему. Бело-голубой зал (цвета андреевского флага, надо полагать), мебель в некоем абстрактно историческом стиле, колонны с капителями. Все подробности рассмотреть на телеэкране трудно, но то, что здесь Глазунов предстал неким наивным постмодернистом, по-ученически стилизовавшим замечательный русский дворцовый ампир, — очевидно. В интерьере нет ни мощи, ни размаха, ни торжественности — это на удивление анемичный академизм. Как безнадежно анемичны все последние большие официальные проекты.
Возможно, Глазунов успеет сделать еще много — например, распишет с учениками восстановленный Храм Христа спасителя, будет одарен многочисленными пожизненными титулами — но вряд ли станет вновь популярным героем. Постсоциалистический, официальный нео-академизм не имеет витальной силы. Пожизненные академики обычно переживают собственную славу.
ОЛЬГА Ъ-КАБАНОВА