Виктор Ерофеев,писатель
Есть вещи, которые нас сильнее. Мы не можем справиться с разрушительным бегом времени. Нас терзают разные страхи. Мы бессильны перед смертью. Землетрясения, наводнения, пожары, войны вызывают ужас. И даже хамское начальство порой не лучше войны. Но в нашей жизни есть напиток, который тиранит нас сотни лет не потому, что он ужасный, а потому, что он для многих ужасно притягательный.
Напиток прямого действия. Его пьют не ради вкуса. Это не коньяк. Не ради запаха: у него в лучшем случае нет запаха. Его пьют ради удовольствия освободиться от дури жизни, а кончается часто тем, что он становится главной дурью.
Наш национальный напиток. Он похож на наш национальный характер. Он мог бы стать нашей национальной идеей, если бы мы с ним совладали. Но мы не можем с ним справиться с самого его зарождения на русской земле. Он родился, как считается, в Московском Кремле больше 500 лет назад. Он был рожден для того, чтобы промывать раны нашим воинам. Но эта огненная вода быстро потянулась нам в рот.
С ней боролись всякими способами. Она была то государственной монополией, попадая под полный контроль государства, который никогда не стал полным. Злой напиток отдавали на откуп в частные руки, и он вырывался из частных рук. С ним боролись, запрещали, устраивали антиалкогольные кампании. Он выжил.
Какой народ — такая и выпивка
Что может быть лучше водки под соленый огурец или пельмени? Как бороться с нашей любовью выпить?
Водка разбила многие сотни тысяч семей. Разводы, ранние смерти. Довела до смерти армию алкоголиков. Бурно способствовала травмам на производстве. Наша история была бы другой без водки. Со ста граммами мы шли вперед к победе. Под водку девушки спали с нами. Рождались водочные дети.
Не удивительно, что водку стыдились называть водкой вплоть до ХХ века. Да и сегодня мы говорим: выпьем по маленькой. Или — четвертинка. А некоторые провинциальные девушки стесняются вообще назвать водку водкой.
Водочка — это мы хотим ее задобрить. Но не размеряем собственных сил. Она доводит нас до экстаза, до счастья, до полной радости жизни, а потом стряхивает в болезни, помойку, нищету.
Нас учили ученые, сколько и как ее пить (советовали пить на здоровье 50 грамм к ужину) — кто их послушал? Мы не любим золотой середины, в отличие от европейцев. Нам подай все или ничего. Все или ничего — это и есть философия водки. Какой народ — такая и выпивка.
Многое зависит от качества жизни. От жизненных ожиданий. Наш народ пил, чтобы забыться и забыть своих повелителей. Он пил, чтобы обрести внутреннюю свободу. Водка — не враг. Она может быть нашим жизненным товарищем. Но как научиться пить?
Так что же? Опять запрещать? Или задирать цены? Или просвещать народ, пользуясь силой телевизора? Но телевизор занят другим, у него нет времени драться с водкой. А водка — прекрасный государственный ресурс. Особенно когда хреново. Его использовали и в царские, и в советские времена. Помогает государственным финансам. Пейте за государственное здоровье дорогую водку, спивайтесь и молчите!
Но всякий раз, когда дорожает водка, самогон возрождается, как птица Феникс. Он тут как тут. Травитесь, бедные люди.
Я боюсь водку — как бы не спиться. Ты боишься — как бы не умереть под забором. Он боится — жена запила. Она боится, потому что муж пьет и бьет. Мы, вы, они — все боятся. Выхода нет. Нам с этим жить. До тех пор, пока не поймем: ученые были правы, надо пить умеренно, а когда поймем, это будем уже не мы.