Стоит ли запрещать в России выступления украинских артистов? Как бороться с бездуховностью, и что Россия может противопоставить пропаганде гомосексуализма? На эти и другие вопросы ведущему "Коммерсантъ FM" Анатолию Кузичеву ответил депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга Виталий Милонов.
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
— Один из самых ярких российских политиков, запомнившийся нашим слушателям большим количеством ярких и, по трактовке опять же наших слушателей, неоднозначных замечаний, высказываний. Вы знаете, мы решили сегодня сделать такое интервью как бы еще и интерактивное, такое условно интерактивное. Нам писали много вопросов и в Twitter, и в Facebook и так далее, и я, если позволите, буду чередовать собственные вопросы с вопросами, которые приходили и приходят в большом количестве от наших слушателей, хорошо?
— Отлично.
— Давайте сейчас пройдемся по актуальной повестке. Российские артисты, такие, как Андрей Макаревич, украинские артисты, выступления которых многие хотят запретить в России, как вы относитесь к тому, что во все эти санкционные карусели или в жернова санкционной мельницы вдруг попали артисты, которые, казалось бы, никакого отношения к политике не имеют? Они же артисты, они же играют, как могут.
— "Да куда, они же дети", как говорят на Майдане. Но извините, вляпались — отвечайте. Если вы российские артисты, зачем вы лезете в политику, с какого рожна Макаревич поперся в оккупированный Славянск? Что ему там делать? Он в жизни не знал, что такой город Славянск существует. Уверен, он никогда в жизни там не выступал.
— Но слушайте, никто не знал до 1988 года, что такое город Спитак. А потом было страшное землетрясение, и вся страна, весь Советский Союз поехал помогать этому городу.
— Это разные вещи. В этом армянском городе случилась беда, трагедия, а город Славянск оккупировали фашисты. И чтобы оставшиеся в живых жители Славянска не чувствовали особых проблем от того, что фашисты их оккупировали, Макаревич перед ними вытанцовывал.
Я считаю, что это глубоко аморальный поступок. Я хочу Андрею пожелать, чтобы он съездил, посмотрел на могилы тех людей, которые не смогли посмотреть его выступление именно из-за того, что те, кто его пригласил, этих людей расстреляли.
К сожалению, артист в России — это не просто вертихвост по принципу Леди Гаги, у нас в театре даже есть понятие такое: в театре не работают, а в театре служат. Артист должен быть ответственен, он делает некий, как у вас в Facebook называют, месседж человеку.
— Меня нет в Facebook.
— Как в Facebook, который ведет ваша радиостанция "Коммерсантъ FM". Поэтому должна быть ответственность за свои произведения, точно так же, как должна быть ответственность Маратика Гельмана за то, что он выставляет людей, сношающихся с собакой.
— Да?
— Да, это правда, понимаете, в чем дело.
— Где посмотреть?
— Я не любитель коллекционировать подобную гадость, но, на самом деле, ведь просто это надо было, Андрей, сделать. У него есть некие, видимо, обязательства перед западной стороной, поэтому он вроде как бы и не очень агрессивно, вроде как бы и с гуманитарной целью, но там побывал. Мне он напомнил украинскую проститутку, которая встречала с фашистским знаменем немецкого солдата, который потом ее гулял, и родились те, кто потом стали родителями майданщиков. Поэтому в данном случае, к сожалению, либо проститутка, либо герой.
Он героем не стал, если бы он поехал на Донбасс и поддержал бы людей, которые защищают свои семьи и свою родину с оружием в руках, если бы он, конечно, согласился, но он поехал к врагу и выступал перед врагом.
Извините, я считаю, что мы свободны от всех обязательств перед Андреем Макаревичем, он и так здесь сладко ел, жирно спал все эти годы, прогибался под всю власть, какая была. Ему нравился и Горбачев, и Путин, и Ельцин. Пришел час расплаты, как бы лакмусовая бумажка, которая проявила коричневый цвет на теле Андрея, очень жаль. Парень, на самом деле, неплохой, конечно. До питерских рокеров он никогда не дотягивал, я уж, извините, как петербуржец говорю, ему до них идти и идти, — и до БГ, и до Шевчука ему очень далеко.
Так вот, Шевчук Юрий Юлианович при всей своей оппозиционности, при всей своей поддержке "болотной заразы", белоленточных червей, он не смог пойти против совести, он не поддержал фашистов, он не стал, хотя ему наверняка предлагали выступать в Киеве и в оккупированных землях Новороссии. Слава богу, он поступил как настоящий россиянин.
— Моя задача сейчас — не полемизировать с вами, тем более что я подробных обстоятельств выступления Андрея Макаревича не знаю. Я знаю только с его слов у нас в эфире, и он вполне внятно и четко сказал, что меня пытаются оговорить и выступал я перед беженцами, перед людьми, перед женщинами и детьми, которые пострадали от войны. И неважно, каких я политических взглядов, говорил Макаревич, не важно, каких они, — я выступал для беженцев, для детей и женщин. Повторяю, моя задача сейчас не полемизировать с Виталием Валентиновичем, а просто ради справедливости донести обе точки зрения.
Хорошо, действительно, в случае с Макаревичем, даже не касаясь этого выступления, вообще политических выступлений, демаршей, заявлений со стороны Макаревича много — это правда. Но я так понимаю, что мы же пытаемся обобщить и запретить, не знаю, денежные переводы на Украину, я правильно понимаю, что вы были одним из не то чтобы инициаторов, но, по крайней мере, вы поддерживаете подобную инициативу. Вообще, есть предложение внимательно посмотреть на украинских артистов и запретить им выступать в России, ну это-то куда? Это-то причем?
— А что, извините меня, певун "киевской хунты" Вакарчук имеет право выступать в России? Я могу сказать, что это просто аморально, чувака, который песнями своими благословлял подонков, которые потом вступили в батальон "Айдар" и стали убивать людей.
Так вот, это аморально — пускать его в Россию для того, чтобы он здесь зарабатывал деньги, чтобы он мог записывать новые альбомы и с новыми силами благословлять бандеровцев и правосеков на борьбу с мирным населением Донбасса.
Уж коли они, эти замечательные, пафосные, ниоткуда взявшиеся "евроукры", вдруг решили, что они — великая нация, "москаляку на гилляку" и так далее, — пускай они сидят в своей субстанции, пускай сидят в своей Галичине. Ведь другое дело, что Киев жалко. Киев никогда не принадлежал этим "детям кукурузы". Киев — это русский город, и я уверен, что прекратится это братоубийственное безумие, придет пора отрезвления, и мы с киевлянами вновь и вновь будем брататься, обниматься, потому что мы есть одна нация. Только и***, только п***, только человек, не знающий истории, может утверждать, что жители Киева как-то отличаются от жителей Москвы или Санкт-Петербурга — Санкт-Петербург особая история, ладно, — от жителей Москвы, Брянска или Воронежа. Это неправда.
Мы — единая нация. И когда "еврохохлы" выставляют вместе со своими журналистскими проститутками из канала "1+1" значок "Едина Украина", они должны писать правду — "Единая Русь".
Мы вместе с украинцами и белорусами образуем единый этнос. Поэтому безумие братоубийственное, это, конечно, имеет корни свои в Ветхом Завете, когда брат на брата восстал, понимаете. Так вот, на сегодняшний день украинцы — не украинцы, а те, кто пришел к власти на Украине, — это дети каиновы, они идут по пути братоубийства. И, конечно, это не очень хороший путь, и уверен, что нормальные наши братушки, хохлы, хохлушки очнутся, выкинут на фиг эту свинью Коломойского с его свиным рылом, свиным стадом.
— А есть предположение, когда это примерно произойдет?
— Да я думаю, что это дело уже ближайшего времени. Я уверен, что и Приватбанк скоро станет российским национальным банком, национализируем мы его.
— Сейчас, секунду, Виталий Валентинович, а вы мне скажите, почему это вы так дистанцировались? Говорите, Питер — это другое дело? Москва, Киев, Брянск — все мы братья. А Питер — что это такое?
— Это была шутка.
— Но вы договаривайте, конечно, такие вещи.
— Это шутка для того, чтобы дорогие жители Москвы могли снова похихикать и сказать: "Понятно, из Питера приехал, высока важность". Нет, конечно же, мы все абсолютно одинаковые.
— Хорошо, нам важно было это услышать, Виталий Валентинович, от вас. Так, а что с переводами не так, они-то вам чем не угодили, что в них аморального? Вы же понимаете опять же, вы сами себе противоречите, говоря, что мы все братья, мы одна семья, мы один народ.
— Государства различны, правящий режим.
— Да бог с ним, бюрократические границы разные. Деньги передаются, переправляются не правящему режиму, а дядюшкам, тетушкам и бабушкам, вы что?
— Знаете, вы представляете денежный перевод из блокадного Ленинграда в Кенигсберг? Я не представляю. Эта страна фактически объявила нам войну. Сейчас, конечно, будет сложно. Но чем быстрее умрет украинская экономика, а она умирает из-за того, что они просто не могут управлять замечательной страной, которая должна все-таки стать когда-то и российской частью. Чем быстрее умрет экономика, чем быстрее они потеряют надежду на самостоятельное существование, тем лучше для народа Украины, тем быстрее мы поймем, что сестра и брат или два брата существовать абсолютно раздельно друг от друга не могут.
А тот персонал массажных салонов, который пишет песенки, и "Никогда мы не будем братьями", и жидконогие латыши, которые начинают своим гнусавым голосом подпевать эту песенку, должны понять, что, если уж они выбрали этот путь, --пожалуйста, ни для кого нет у нас запретов на выезд из страны. Пожалуйста — вон, пошли вон, просто потому, что это люди нам не нужные.
— С этим спорить трудно, но если все-таки про переводы? Вы же понимаете, каким количеством связей наши страны связаны? Я даже не про родственников сейчас. Мне вчера звонил мой товарищ, с которым я служил, между прочим, в одной советской армии, вернее, военно-морском флоте, три года. Он украинец, в Киеве живет, на той неделе звонил мне, говорит, что его в военкомат позвали, у нас третья мобилизация, практически невозможно, если у тебя нет, конечно, $8 тыс., а так можно, если есть. Бог миловал, его пока отпустили домой, никуда не призвали, но с деньгами очень плохо, бизнес стоит, денег взять неоткуда. Естественно, я хочу послать ему денег. И тут такой Виталий Валентинович Милонов говорит мне, что "нет, ребят, пока они все там не передохнут, и украинцы не поймут, что это все не очень хорошо, давайте не будем посылать им переводы". Правильно ли это?
— А правильно поддерживать страну, которая в качестве государственной политики имеет антироссийскую направленность?
— Страну поддерживать неправильно, друзей — правильно.
— Согласен, это очень тяжелое решение, но, во-первых, я не министр финансов и тем более не депутат Государственной думы, но это моя точка зрения.
Я считаю, что мы не должны поддерживать косвенно украинскую экономику.
Если ребята страдают, если им тяжело, если твоей стране тяжело, тогда бери оружие и сражайся за свободу своей страны, как это делают патриоты на Донбассе, а не как это делают трусы в Харькове, которые могут только "В контакте" писать: "Ой, как плохо, как плохо". Но в отличие от героев Донбасса они сидят и ремонтируют танки, которые расстреливают мирные дома, сидят и расстреливают. Так что, извините, страна сама выбирает то состояние, в котором она находится. И это то же самое, что я говорю людям, которые приезжают ко мне в представительство ДНР в Санкт-Петербурге, молодые лбы говорят: "Ой, помогите жилье найти, работу, мы беженцы, нам страшно". Я говорю: "Развернулись — и в ополчение, никаких вам поблажек. Женщин — да, детей — да, инвалидов, стариков, — без вопросов, надо разместить, приютить, накормить. А вы здоровые лбы, на ваш дом напали, что же вы за отцы, что же вы за сыны своего отечества, что вы позволяете расстреливать и насиловать ваших жен? Тогда вы недостойны быть сынами великой Великороссии, Новороссии, Малороссии, неважно. И помогать вам точно не надо".
— Вот видите, как все-таки война на Украине на всех нас повлияла. Виталий Валентинович Милонов, известный своими тонкими, полными иронии замечаниями и инициативами, вдруг мы совершенно серьезно не просто говорим, а и жестко, если не сказать жестоко. Давайте, может, как-то чуть-чуть расслабимся, и я почитаю вопросы от наших дорогих радиослушателей. Например: "За что, за что вы так ненавидите гомосексуалисство?". Написано так, не знаю, есть ли такое слово. За что, Виталий Валентинович, так ненавидите "гомосексуалисство"?
— А что мне его, любить, что ли, прикажете?
— А зачем вообще вы на него внимание обращаете? Есть себе и есть, мало ли чего на свете бывает.
— Сидите в своих норах и сидите, зачем к детям-то лезть? Я уж тысячу раз отвечал на этот вопрос.
— Ответьте еще, людей волнует.
— Закон не касается этих мерзотных слизняков, которые шастают по Тверской улице, вот недавно видел. А кроме неприятия ничего не вызывают, а закон-то касается защиты детей от этого ужаса, который надвигается к нам из Европы. Давайте отставим шутки в сторону, но германских детей действительно заставляют изучать в качестве нормы однополые браки. Они должны четко давать ответ.
— Что? Этика и психология однополых браков, как это называется, однополый стиль жизни?
— Да нет, там дают картинку, причем однозначно сексуального толка, различных вариантов интимных отношений.
— Да ладно?
— Да, абсолютная правда.
— Детям?
— Детям, и нужно подписывать ручкой, что это такое. Это два мужчины, это две женщины.
— Мужчина и овечка, ой.
— И все варианты. Знаете, мужчина и овечка, наверное, омерзительно даже.
— Вот я и говорю: это какая же гнусность-то, а что, правда, так все?
— Это действительно гнусно, это действительно мерзко, что вот этот модный тренд к нам уже пошел. Уже просто остановили, да и слава богу. И страна, которая называет мерзость мерзостью, способна к жизни, к дальнейшему существованию, ибо, знаете, не хочется, чтобы Россия стала очередным Мертвым морем, и из мертвых гомосеков делали очередную косметику, как это производят сейчас в Израиле.
— А там?
— А что вы хотите? Косметика на основе солей Мертвого моря из чего сделана? Из мертвых гомосеков Содома.
— А, в этом смысле? Я уж испугался.
— Да-да, именно они и стали основой для целебной продукции.
— Хоть какая-то польза, правда? Хорошо, слушайте, но, тем не менее, есть такое расхожее словосочетание "европейские ценности". Под "европейскими ценностями" обычно подразумеваются не ценность мужчине жить с мужчиной, а как случаи вроде "женщина решила выйти замуж за шкаф". Потому что он очень дорогой, вы видели, наверное? Это действительно не просто смешно, это, конечно, проявление всеобщего, не знаю, всеобщего сумасшествия, что ли, безумный мир.
— Дело не в сумасшествии.
— А в чем же?
— Это легко было бы списать. Понимаете, есть такой момент, он называется "кризис пресыщения" — "зажрались", по-русски. Слишком много кушать, помните, как в одном фильме было, в плане зажрались? Так вот, все есть, все хорошо, кредиты низкие, машины, квартиры, дома, фрау есть под боком и так далее. Чего-то не хватает, нужно еще и еще. В России, к сожалению, это пошло в такую консьюмеризацию, когда мы жрем больше, чем нужно, покупаем продуктов больше, чем нужно.
Многие россияне, к сожалению, в Москве, в Петербурге, это, конечно, не касается провинций, выкидывают в мусорное ведро колоссальное количество просроченной еды.
Берем, не можем нажраться, конечно, были голодные времена. В Европе по-другому, они не голодали, Европе нужно все больше и больше разнообразия, и по мере того, как традиционные ценности, как вера, уходят из общества, а там действительно все меньше и меньше христиан, все меньше и меньше верующих среди коренных европейцев, я имею в виду. Все больше и больше требуется разнообразия — безответственный выбор. Безответственный выбор когда-то привел коня Нерона в Сенат.
— Калигулы.
— Ой, да, извините, прошу прощения, Калигулы в Сенат, и он, его прихоти заставляли сражаться с морем. Безответственный выбор, пресыщение привели Барака Обаму в президенты Америки, Кончиту Вурст — в победители европейского музыкального конкурса.
— Я тоже за других голосовал.
— Безответственный выбор привел гомосеков к состоянию нормы в Европе. Это неправильно.
— Хорошо, я все-таки вернусь, тем не менее, к вопросу. Есть словосочетание "европейские ценности", под ним подразумеваются, безусловно, основные фундаментальные гуманистические установки нашей цивилизации, потому что вы же неспроста сказали, что есть коренные жители Европы, а есть не коренные, — это второй вопрос, мы о них поговорим. А кто же нас заставлял подписывать все эти многочисленные хартии, документы, все прочее и, так сказать, присягать европейским ценностям много-много-много раз, зачем?
— Кто заставлял нашу страну вступать во всевозможные соглашения, кто заставлял нас вступать в соглашения программы по толерантности и еще разные вредные программы для нашего общества, — это было, к сожалению, мы уже вляпались. В 90-х годах мы продали нашу страну, и это, знаете, самое легкое — говорить, какие были плохие 90-е, но объективно говоря, наша Конституция написана в 90-е годы, причем даже не в России. Это даже не Конституция, а некий user manual, вредный для страны, вредный для национальных интересов страны, но полезный в качестве надежного строгого ошейника для государства, чтобы общество не встало с колен, чтобы оно было раздираемо внутренними противоречиями, чтобы оно постоянно находилось в слабом состоянии популистской зависимости от "хотелок" и "нехотелок".
А Россия никогда не наращивала свою мощь в слабом состоянии либеральной дистрофии. Россия всегда была величественна как империя, Россия всегда была величественна при сильном харизматичном вожде, лидере, национальном лидере.
Поэтому то, что нам было заложено в 1993 году, к сожалению, обуславливает наше очень-очень фиговое состояние, потому что любой, по большому счету, раскрученный блогер со своим ЖЖ или Facebook — это брюзга, оппозиционный блогер. Он может поднимать бунты, он может провоцировать людей на массовые беспорядки. Мы — страна, которая ценит свободу слова любого педофила, которого давно пора выпороть и на урановые рудники сослать? Или мы — страна, которая ценит спокойствие семей, которые хотят спокойно жить в спокойном мире?
Право наркомана быть наркоманом, а именно в 90-х годах мы отменили уголовную ответственность за употребление наркотиков, для меня оно ничего не значит. А вот право матери или пенсионерки — остаться со своим кошельком, чтобы этот наркоман на нее напал, — это действительно священное право. Поэтому если наркоман болен этой социально опасной болезнью — добро пожаловать в лечебно-трудовые лагеря. Только там место для наркоманов.
— А вы сами-то есть в Facebook?
— Конечно, есть. Конечно, есть в Facebook. Я, честно говоря, решил так попоститься немножко и два месяца туда вообще не захожу.
— Это такой пост у вас, строгий?
— Нет, не строгий, информационный. Потому что в Facebook постоянно наталкиваешься на каких-то хомяков, которые откровенно непонятные вещи. Нет, не про меня, а просто пишут, и думаешь: "Боже мой, как люди настолько могут деградировать?".
Я тут прочитал в одном журнале московском электронном, я его называю "Хомяк.ру", он какое-то животное другое имеет в виду, статью одного либероидного либераста, который --- я специально проверил — не женат, он живет с девушкой, которая в два раза моложе его, написано, он "в гражданском партнерстве" с какой-то там креаклой. Он говорит: "Я хочу видеть Москву и Россию, полную молодежи, которая ходит на йогу, которая заботится о велосипедных дорожках". То есть он хочет видеть нас в качестве таких гоблинов, потребителей контента, который нам поставляется, и мы должны быть такими бесхребетными, худосочными, в цветных штанишках, в хипстерских причесочках, полуживотными, которым сказали "любите это" — любят это. Сказали "чартова дюжина такая-то" — все слушают эту музыку. Сказали, рекламируют вот это — все жрут это. Великая страна, та страна, которая сама это говорит, а не которая слушает реплики других стран. Америкосы прекрасно понимают, как строить сильное государство, поэтому они являются диктаторами, они являются абсолютно авторитарным государством. Считаю, что люди, которое подобного рода статьи пишут, — это, конечно, абсолютные вредители, это просто информационные тараканы.
— Они — осмысленные вредители, осознанно вредят или же просто от, так сказать, недодумья?
— Мужик, который живет с девушкой, прошу прощения, которая годится ему в дочки, это уже странный мужик, хотя я не осуждаю его, конечно.
— Почему это странный, что здесь странного? Вам что, не нравятся красивые 20-летние девчонки, Виталий Валентинович? Вы же сами себе сейчас противоречите, девчонки – внимание, молодые красивые девушки.
— Молодые красивые девчонки.
— Не хипстеры в красных штанах.
— Да этот либероидный журналист без "Виагры" этой девчонке уже неинтересен.
— Это вы фантазируете.
— Я не фантазирую. У него на лице написано, что он унылый уже очень стал, поэтому, конечно, мы подвергаемся колоссальному информационному насилию. У нас, слава богу, не произошла ситуация, как на Украине. Я, помню, ходил по Майдану, когда он еще горел покрышками, пока еще там "москаляку на гиляку" не орали, уже избивали русских. Это был декабрь-месяц, и там уже было настолько накалено, что еще чуть-чуть, и мы бы там стали драться. Жалко, конечно, что мы не спалили тогда этот Майдан, как хотели.
— А кто это "мы"? Вы там не один были?
— Да, мы с активистами.
— Много народу было?
— У нас была группа активистов-патриотов.
— И что, могли спалить?
— Да, конечно, надо было спалить этот бомжатник — может быть, и Украину бы спасли тем самым, вместе со всеми этими Кличко, с Аваковыми, Ляшко и прочими. Так вот, понимаете, и люди объективно не понимали, что происходит. Эти вот либероидные журналисточки, обучавшиеся исключительно на Западе, бегали с микрофончиками и такой бред несли, и, по сути дела, они врали, они жестоко врали жителям Киева, жителям Украины о реальных причинах этого Майдана. Слава богу, что у нас в России этого не допустили, и я очень счастлив был, видя кадры с суда, с оглашения приговора бандитам с Болотной площади, что крайне мало москвичей пришло подержать убийц, провокаторов и духовных детей 17-го года.
— А кого же они убили-то, да вы что, Виталий Валентинович?
— Прошу прощения, а знаете, все эти немытые полупроститутки, полуреволюционерки в 17-ом году тоже никого изначально не хотели убивать. Листовочку, сожительство с каким-нибудь там пламенным активистом, листовочку написать, на стене написать, еще что-то. А результат-то какой? Смерть, убийство, братоубийственная война.
— Это да, но слушайте, за мыслепреступления разве можно судить?
— А это не мыслепреступления.
— Но они еще никого не убили, а вы их уж убийцами…?
— Скажите, а подготовка к убийству у нас наказывается по закону?
— Осознанная подготовка к убийству, конечно, а неосознанная — нет.
— Да, так вот я могу сказать, что все эти…
— Если ты купил топор, которым потом нечаянно кого-то убьешь, за это не сажают.
— Нечаянно — понятно. А когда это было спрогнозировано и доказано уже, что все эти беспорядки были спланированы, и Леха Навальный, и Удальцов с другой фамилией, который себя переименовал.
Я могу сказать, что это священный долг российских властей бороться с корабельными подстрекателями, с бунтовщиками, с провокаторами. Слава богу, что у нашей власти хватило духу, что мы сбросили с себя шлейф либерального цацканья с этими людьми и спасли нашу страну от хаоса, ибо в 2011 году мы были в шаге от этого хаоса. Слава богу, тем, что хватило мужества у тех парней, которые стояли в касках на Болотной площади, на площади Сахарова, не пустить мерзавцев к Кремлю. Я искренне благодарю тех людей, которые это защищали, защищали нашу страну, потому что они защищали не власть, они защищали семью, моих детей, ваших детей.
— Вы удовлетворены приговором?
— Приговор сам по себе для меня, как для христианина, не может быть радостным. Я немедленно, как эти люди отправились за решетку, конечно, каждый раз в молитве вспоминаю своей и их. Потому что мы христиане молимся за всех заключенных, и человек, который оказался за решеткой, — уже не враг тебе. Он человек, он узник, он несет свое, пускай заслуженное, но наказание. И милость, и милосердие должно быть явлено этим людям, чтобы они, вернувшись из-за решетки, не ожесточились бы своим сердцем.
— Слушайте. Я вас совершенно понимаю и разделяю христианский ваш подход. Но, слушайте, вы столько, такое количество раз назвали их всех и мразями, и дебилоидами, и либерастами, что я не знаю… Это нормально сочетается с христианством?
— К сожалению, мы находимся в таком полувоенном положении. Мразями никого я не называл. Дебилоидами — прошу прощения, если кого-то назвал. Но, а то, что люди, которые хотят уничтожить мою родину, не заслуживают уважения со стороны меня как россиянина и большинство жителей нашей страны не уважают этих людей, это правильно, они получают то, чего они хотят. Они хотят насилия и войны.
— Я все-таки, как и обещал, буду некоторые вопросы слушателей задавать. Например: "Виталий Валентинович, — пишет вам наш радиослушатель, — сколько получает депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга?".
— Хороший вопрос. Каждый раз пытаюсь понять, какая у меня зарплата, потому что она перечисляется на карточку и очень быстро уходит. Если быть честным, то общегодовой доход депутата, потому что именно…
— В декларации общегодовой доход?
— У нас общегодовой доход почему — потому что если я вам скажу свою зарплату, я совру. У нас есть премии — квартальные премии, годовые премии, отпускные, поэтому в итоге получается больше.
Чтобы не лукавить вам, это где-то 1,8 млн в год, то есть, соответственно, можно вычислить, какая зарплата у нас ежемесячная.
Она разная. Например, за август я получил 20 тыс., потому что я был в отпуске. А, предположим, в декабре я могу получить 150-200 тыс. руб. с учетом всех премий.
— А в августе вы были в отпуске?
— Я был в июле.
— И август захватили чуть-чуть?
— И август захватил.
— А куда ездили, не на Донбасс ли?
— И там бывал, конечно.
— Я вот видел фотографии, очень эффектные, кстати, фотки в интернете сейчас ходят.
— Не я.
— С автоматом и с этой, как его, как Шварценеггер буквально, как называется эта штуковина?
— А это может быть Photoshop, знаете, я думаю, не Photoshop ли это, есть программа Paint такая. Я думаю, что кто-то мою голову вырезал и приставил куда-то, и футболку на него надел мою.
— Вашу же?
— Мою футболку надели.
— И брюки ваши, ботинки ваши?
— Ботинки, нет, ботинки все-таки чужие, по-моему. Думаю, не Photoshop ли это, не попутал ли какой-нибудь лукавый, так сказать, какого-нибудь художника.
— То есть вы на Донбасс ездили, но без оружия, сугубо мирный визит был Виталия Милонова на Донбасс?
— Нет, конечно, там не в балетной пачке надо находиться, это я вам честно могу сказать.
— Вот и я о том.
— Когда укропы-то лупят, они фамилию, имя, отчество не спрашивают, и национальность их не интересует. Когда было поле, и в какой-то момент это поле превращается в огненный cодом, потому что "Град" отработал. Такие ощущения, достаточно интересные. Но я же представитель ДНР в Санкт-Петербурге, поэтому, когда есть какие-то ценные грузы, с оборудованием особенно, не просто с продуктами, а с оборудованием, которое нужно доставить лично ополченцам, то, естественно, неся определенную ответственность моральную перед жертвователями, перед людьми, которые помогают им…
— А активно жертвуют?
— Активно. Ну, летом чуть-чуть сейчас спад, видимо, в сезон отпусков, а так достаточно активно. Мы можем покупать не только продукты, но и достаточно дорогую технику, которая необходима борцам, патриотам Новороссии, чтобы защищать свою землю.
— А каким же образом, вот у нас какие проблемы с нашим гуманитарным, как это называют, неудачное какое-то слово, но другого нет, гуманитарным конвоем нашим проблемы. Сколько уже там недель не можем пересечь границу, не можем отправить там действительно людям, страдающим, самое необходимое, каким образом вы переправляете через границу гуманитарные грузы?
— Я видел этот гуманитарный конвой, как раз в последнюю командировку я уезжал и видел, как аккумулировались рядом с границей эти грузовики, это официальная помощь России.
Россия преисполнена самоуважения, она не может нарушать нормы международного права, поэтому коли это пускай и гуманитарный, но конвой в другую страну, мы обязаны соблюдать ряд формальностей. Здесь мы находимся в неких условиях. Я думаю, что никто и не предполагал, что продукты питания, необходимые медикаменты для страждущих мирных жителей этой части Украины, с точки зрения Киева, не могут быть доставлены из-за того, что Порошенко там будет выпендриваться со своим Арсеном. Но стали выпендриваться. Россия обязана соблюдать нормы международного права. Я не являюсь официальным представителем страны, не могу ее представлять, нашу дорогую Россиюшку, я действую как частное лицо, как общественник. Поэтому я как общественник передаю ополченцам не вооружение, вооружение не имею права передавать, сразу это оговорю.
— А где передаете, какая механика-то?
— Да с собой провозим в машине, что-то ополченцы забирают, что-то мы сами…
— А, понятно, то есть таким практически частным образом.
— Да, частным образом перевозим, потому что многое оборудование, оно не занимает много места, это небольшие коробки.
— Хорошо, вот многие, я не знаю, что это значит, но почему-то многие у вас спрашивают про какого-то Ивана Дорна, знаете Ивана Дорна?
— Иван Дорн?
— Иван Дорн, кто это?
— Певец, по-моему, какой-то очередной.
— Певец, любите Дорна?
— Я его даже не слышал никогда.
— И я не слышал.
— Я не оцениваю человека по его музыкальным способностям, а Иван Дорн опять нахамил что-то в адрес России. Я сказал: хамит в адрес России — пшел вон тогда из России! Пускай дальше хамит у себя в Ивано-Франковске.
— Это, кстати, интересно. Мы начали с этого, это всех очень волнует, очень касается, и я так думаю, что вы же не сможете проверить политическую благонадежность каждого музыканта, который планирует выступить. А вы представляете, Леди Гага приехала, у нее такая точка зрения, совершенно не совпадающая с вашей и, скажу по секрету, с моей, а у кого-то совпадает, у кого-то нет. Разве в свободной конкуренции идей, в том числе на музыкальной сцене, это не лучше чем попытка допуска на сцену только благонадежных артистов? Вам самим не будет смертельно скучно ходить на такие концерты и жить в такой стране?
— Мало того я молодым человеком, совсем молодым человеком, знаете, я ходил на совсем неблагонадежные концерты, я ходил на "Алису". Егора Летова любил и сам…
— "Алиса", кстати, московская группа, там все похвалялись своим…
— Но-но-но, питерская группа, не надо, просто она переехала в Москву.
— Да ладно, переехала в Москву?
— "Алиса" — питерский Константин Кинчев. Когда я его слушал, он жил и работал в Петербурге.
— Это он случайно, а потом переехал в Москву ради творчества. Ладно, неважно.
— Извините, я же не говорю, что все переезжают, у нас даже Путин переехал, между прочим, отличный человек.
— И мы его, между прочим, рады были принять, обратите внимание.
— Так вот что касается музыки, я не оцениваю музыку. Что касается музыкантов, так и пес с ними. В конце концов, пусть поют, что хотят.
Что касается Леди Гаги, когда мы обращали внимание на ее вызывающее поведение, мы всего лишь попросили об одном: можно эта психбольная не будет выступать перед детьми? 16+ — и вперед. В 16 лет человек уже сам способен сделать выбор, сам способен отличить правильное от неправильного. А когда 10-12-летние девчонки и мальчишки идут, они смотрят на эту идиотку, которая им начинает втирать, что у них в Америке там голубые ходят стадами, и это все нормально. Вообще, становитесь, попробуйте сами. Знаете, я как родитель такой дамочке с мясом на башке пня хочу дать и сказать: "Пошла вон!".
Дело в том, что государство обязано соблюдать, чтобы детям не пихали всякую ерунду. Может, и тогда, давайте, педофила в школу пустим. Пускай он тоже… Но он же имеет право на свою точку зрения, он имеет право любить того, кого он хочет, по взаимному согласию, говорят некоторые активисты, кстати, партии "Яблоко". "Давайте понизим возраст согласия", — пишут они в социальной сети. Но это недопустимо.
— Почему?
— Есть вещи, которые для нас, для общества, являются неприкасаемыми и священными: институт семьи, особая атмосфера детства. Мы и так уже наших детей лишили детства. Вот мы с вами как люди не юные совсем уже, разве мы в свое время видели всю ту мерзость, всю ту гадость на телевизоре? Да, телевизор был крайне скучный, я согласен. Было крайне нудно ждать мультика, который показывали в 16.30 — один мультик в день, — но ведь, может быть, мы и запомнили все лучшие мультики. Возможно, это для нас была искренняя радость этот мультик увидеть. Что сейчас? Круглосуточные, мультипотоковые, на все вкусы и цвета мультипликационные каналы. Мы что, дебилов хотим вырастить? Я помню, когда я начинал плохо учиться, мне запрещали слушать магнитофон мои родители, потому что у меня был магнитофон National такой классный. Это не реклама, уже этой фирмы нет.
— А сколько вам лет, Виталий Валентинович?
— Мне? Я всего сорокет разменял.
— 40 лет? Это конец 80-х, в общем.
— Мне папа привез в свое время, в начале 80-х, привез из загранкомандировки магнитофон National, и была кассета Beatles и Slade — я ее до дыр заслушал. Он записывал где-то этот концерт сам, и когда я плохо начинал учиться, мне запрещали слушать магнитофон. Понимаете, я сразу начинал лучше учиться.
Что же сейчас делается? У нас объективно, мы детей и родителей кинули бороться один на один с этими искушениями, с этой гадостью, мерзостью. Говорят, это дело родителей. Я говорю, нельзя продавать в детском магазине игрушечные трупы, фигурки мертвых женщин в гробах — это неправильно. Мне говорят: "А что ты нам мешаешь? Родитель сам вправе сделать выбор". Давайте еще и от педофилов родители тоже сами будут защищаться. В конце концов, это же право родителя — разрешить девочке встречаться с 40-летним или 80-летним или не разрешить. А что, он не имеет права? Конечно, не имеет. Пусть он сидит в своей Норвегии и не высовывает свой нос.
— "Не хотите ли переехать в Москву, как Валентина Матвиенко?". И не только она, вы сами упоминали.
— Уважаемая Валентина Ивановна — великий российский политик. Я, знаете, мало про кого могу сказать, что я искренне уважаю человека. Валентину Ивановну я искренне уважаю и искренне благодарен ей за все то, что она сделала для Санкт-Петербурга.
— Но?
— Но, знаете, как это, каждый — знай свой предел, шесток. Но я же не карьерист, знаете, я работаю в Санкт-Петербурге, живу в Санкт-Петербурге, у меня церковь в Петербурге, я никуда не стремлюсь, карьеру не строю, ничего мне не надо, понимаете. Дайте мне в церковь ходить. Если люди захотят, буду депутатом их народным, на округе.
— "В Питере на выборах практически не осталось выбора, простите за каламбур, так говорят политологи, потому что всю оппозицию типа Оксаны Дмитриевой, она у нас в эфире по этому поводу выступала, извели, как член "Единой России" признаете ли вы это? И зачем вы извели Оксану?
— Изводят тараканов из помойки и крыс. А Оксана Генриховна не получила поддержки муниципалов. Ей никто не мешал эту поддержку получить, и, мало того, те суммы, которые, как мне кто-то сказал, не буду утверждать точно, предлагали за каждую подпись, были внушительными.
Муниципалов никто не насиловал, никто не ломал. Я руковожу нашей партийной ячейкой в Кировском районе Санкт-Петербурга, так вот меня ни один муниципал, кроме одного, не подписался за нее, потому что не хотят. Оксана Дмитриева, я вам открою страшную тайну, сильно "б/у товар" для Петербурга. Она уже нам в Петербурге надоела. Пришлите нам какого-нибудь свежего оппозиционера, хоть из Москвы. Оксана Дмитриева пела песни при губернаторе Яковлеве, когда у нас за любого несогласного расстреливали из автомата Калашникова или пулемета Agram. При Оксане Дмитриевой, песновице губернатора Яковлева, мы только и успевали, что хоронить, то Маневича, то Старовойтову, то еще кого. Нам она надоела в Петербурге. Это не оппозиция. Алло, Сергей Михайлович, дорогой, я вас очень много критиковал, но сейчас я очень вас уважаю за Крым, за вашу патриотическую позицию.
— Это вы Миронову сейчас, да?
— Да, конечно. Сергей Михайлович, дорогой, пришлите нам кого-нибудь свеженького, в конце концов, ну уж хватит Оксану Генриховну наряжать в брачные невестины одежды, она уже не в том возрасте, в конце концов.
— Так, вот я не знаю, где подсмотрели и кто, но вот, тем не менее, такой вопрос: "Сейчас вы были в Сретенском монастыре Москвы. Зачем? Почему пришли с пакетами, что купили, если не секрет?".
— Я в монастыре, который, так сказать, находится под окормлением дорогого Архимандрита Тихона (Шевкунова), я не знаю его лично, но очень уважаю его, мне очень нравятся его труды, и я читаю многое из того, что издает Сретенский монастырь. У меня традиция: я очень люблю заходить в Сретенский монастырь. Кстати, я купил там как-то икону на яйце, и я нес эту икону зимой по Петербургу, упал и сломал ногу. До сих пор не могу починить до конца, это было три года назад, но если быть честным, то мне очень нравится Сретенский монастырь — такой оазис духовного спокойствия посреди вот этой бурлящей Москвы.
— А Москва, вообще, побездуховнее, чем Питер?
— Знаете, нельзя так говорить.
— Почему?
— Нельзя так говорить.
— Нижний Новгород подуховнее.
— Я не могу так сказать, знаете, не Господь бог, чтобы давать рейтинг духовности.
— Тут по ощущениям, это не рейтинг, это личное ощущение Виталия Валентиновича Милонова.
— Знаете, пока есть хоть один праведник в городе, он достоин того, чтобы остаться нормальным городом. В Москве очень много милых моему сердцу мест — Сретенский монастырь мне очень нравится, я, если есть возможность, всеми правдами, неправдами пытаюсь туда попасть. К тому же есть один момент: я как иподьякон очень люблю определенный тип ладана для службы, и вот я для службы в нашей церкви покупаю в Сретенском монастыре ладан.
— А где вы служите?
— Я служу в Церкви святителя Петра митрополита московского в Санкт-Петербурге. Видимо, это и есть такая некая сакральная связь со столицей нашей родины, дорогой Москвой, вот и я люблю покупать у вас ладан, он очень хороший.
— Да, приезжайте, покупайте. ЛДПР предложила возродить политинформации в школах, мы это уже обсуждали в эфире. К моему изумлению, большая часть людей, которые должны были оппонировать друг другу, поддержали. Это был Дмитрий Быков и один представитель "Единой России". Политинформация, как вы считаете, нужны в школах, нужно их возродить?
— Можно не называть "политинформация", но то, что детям нужно помогать правильно оценивать информацию, правильно оценивать какие-то вызовы социальные, — это нормально. Хрюша и Степашка не позволят вам сделать трезвую оценку тому или иному заявлению, которые, к сожалению, касаются уже и детей.
— Я вам скажу, вы знаете, что они не сами говорят?
— Разве?
— Я серьезно говорю, я недавно узнал. То есть, смотря что вложить в их уста.
— Так вот если быть честным, то, я помню, в Петербурге я учился в школе во времена перестройки, и каждый урок у нас превращался еще и в политическую дискуссию. Тогда все дискутировали, и я помню, это было так интересно, а потом мы как-то освободили школу от церкви, от политики, от общественной жизни, и мы спрятались, мы в домике, вот физика, вот химия, а все остальное нас не касается.
— Понятно, то есть информировать каким-то образом нужно? Так теперь очень коротко. К новому парламентскому сезону с какими депутатскими инициативами вы подходите? Есть ли они у вас? Какие-нибудь свежие интересные идеи неожиданные? А может, долгожданные?
— Конечно, кое-что мы приготовили, кое-что я приготовил. Не могу сказать, конечно.
— Не все, ну, хоть чуть-чуть, вы же видите.
— Если говорить честно, то я считаю, что деятельность депутата не должна быть таким шоу-бизнесом. И, по мере того, как мы озвучиваем в Петербурге некоторые инициативы, я очень рад, что эти инициативы, пускай, сначала не поддерживаются, но потом становятся какими то, даже, пунктами федеральной повестки дня. Я очень счастлив.
— Вы хоть одну назовите, хоть намекните. И будем прощаться.
— Будем бороться за то, чтобы детей не убивали в утробе матери. Знаете, патриарх сербский, когда к нему пришли люди и сказали: "Как же так, почему шиптары косовары отняли у нас кусок Сербии?". Он сказал: "Знаете, потому что шептарские, косовские женщины рожают по семь детей, а вы, сербские женщины, делаете по семь абортов". Пока русские женщины будут делать по семь абортов, наша страна не снискает благодати божьей.
— То есть будете бороться за запрет абортов законодательный, если кроме как по медицинским показаниям?
— Безусловно.