Сто лет назад Европа и Америка пребывали в уверенности, что большая война невозможна. Газета Chicago Tribune в номере от 1 января 1901 года писала: "ХХ век будет веком гуманности и братства всех людей". "Век гуманности" обернулся небывалой бойней
Фото: архив журнала "Огонек" / архив журнала
Фото: Getty Images/Fotobank
"Огонек" продолжает серию публикаций, посвященных истории Первой мировой войны. Начало — см. N 26.
65 млн человек участвовали в Первой мировой. Каждый шестой погиб. Миллионы вернулись домой ранеными или инвалидами. Западные европейцы понесли в Первой мировой самые большие потери за всю свою историю, и именно эту войну именуют "великой". В Первую мировую погибло вдвое больше британцев, втрое больше бельгийцев и вчетверо больше французов, чем во Вторую.
Они боялись друг друга
Чем больше читаешь мемуаров и книг о Первой мировой, тем отчетливее понимаешь, что никто из руководящих мужей не понимал, куда ведет свою страну. Они, так сказать, соскользнули в войну или, говоря иначе, спотыкаясь, словно лунатики, рухнули в нее — по глупости! Впрочем, возможно, не только по глупости. Войны хотелось — не такой страшной, конечно, а небольшой, славной и победоносной.
Германский кайзер Вильгельм, британский король Георг V и царь Николай II были кузенами. Встречались на семейных торжествах, например на свадьбе дочери кайзера в Берлине в 1913 году. Так что в какой-то степени это была братоубийственная война...
Судьба Европы тем летом зависела от нескольких сотен человек — монархов, министров, генералов и дипломатов. Очень пожилые люди, они жили старыми представлениями. Представить себе не могли, что игра идет по новым правилам и новая война ничем не будет напоминать конфликты ушедшего века.
Все великие державы внесли свой вклад в развязывание Первой мировой. Потому как в основном заботились о собственном престиже, боялись утратить влияние и политический вес. Франция видела, что проигрывает гонку вооружений с Германией, и хотела заручиться поддержкой России. Германия боялась стремительного индустриального роста России и спешила нанести превентивный удар. Николай II тревожился: вдруг Англия перейдет на другую сторону? В Лондоне опасались, что развитие германского рейха угрожает самому существованию британской империи. Германия поддерживала Австро-Венгрию и Оттоманскую империю, а Британия считала их противниками. В этом заключалась трагедия Европы: каждое действие рождало противодействие. Приобретаешь союзника, тут же обнаруживается непримиримый враг. А небольшие государства, вроде Сербии, стравливали великие державы между собой и выступали в роли детонатора.
"Летучая команда" сибирцев. Архив "Огонька", 1914 год
Кайзер выписал чек
Император Австро-Венгрии Франц Иосиф I, конечно, сознавал, какую опасность представляет вмешательство России на стороне славянских братьев в случае австрийской атаки на Сербию. И попросил о помощи Германию. 5 июля 1914 года австрийский посол приехал к кайзеру Вильгельму в его новый дворец в Потсдаме.
Разыгрывался традиционный сценарий мировой политики: более слабая страна — Австро-Венгрия — втягивает в региональный конфликт сильного союзника — Германию. Такие попытки Вена предпринимала не раз. Но немцы прежде нажимали на тормоза.
А что же летом 1914 года?
Германские генералы предпочитали нанести удар побыстрее, пока Россия не завершила программу перевооружения. "Лучше сейчас, чем потом" — лозунг начальника генштаба Хельмута фон Мольтке. Быстро разгромить Францию и Россию, а с Англией договориться — так сценарий рисовался германскому рейхсканцлеру Теобальду фон Бетман-Хольвегу. В Берлине исходили из того, что Лондон сохранит нейтралитет. И англичане достаточно долго позволяли немцам пребывать в приятном заблуждении.
Кайзер воспринимал мир как сцену, на которой он может проявить себя в любимом одеянии — военном мундире. Отто фон Бисмарк именовал его воздушным шаром, который нужно крепко держать на веревочке, не то его унесет неизвестно куда. Но кайзер избавился от железного канцлера. И больше некому было сдерживать Вильгельма.
Обедая с австрийским послом, кайзер выписал ему чек на любую сумму — сказал, что Вена может рассчитывать на "полную поддержку" Германии, и даже посоветовал Францу Иосифу I не медлить с атакой на Сербию.
Французский президент Раймон Пуанкаре ринулся в Санкт-Петербург. Ему казалось, что Николай II настроен недостаточно решительно. Президент настаивал: с немцами следует быть тверже.
Все понимали, что играют с огнем, но старались извлечь из этой опасной ситуации какие-то выгоды. 29 июля австрийская флотилия на Дунае открыла огонь по Белграду. В ответ Николай II объявил всеобщую мобилизацию.
Обоз первого разряда. Архив "Огонька", 1915 год
Силы были равны
Множество войн велось в истории — по разным причинам. Война, разразившаяся в Европе летом 1914 года, была бессмысленной; чтобы ее оправдать, противостоящие стороны сразу придали ей идеологическое измерение. Первая мировая — время неограниченного мифотворчества: о зверствах, которые творят враги-садисты, и о благородстве собственных чудо-богатырей в армейских шинелях.
Пропаганда союзников возмущалась мерзкими преступлениями "гуннов". В странах Антанты громили магазины и рестораны, принадлежавшие немцам. Британский публицист призывал своих читателей: "Если вы, сидя в ресторане, обнаружили, что обслуживающий вас официант — немец, выплесните суп прямо в его грязную рожу".
Молодой писатель Илья Эренбург писал из Франции поэту Максимилиану Волошину 19 июля 1915 года: "Читаю "Petit Nicois". Вчера была передовая статья на тему о запахах немцев. Автор уверяет, что немки издают особый, невыносимый запах и что в школе парты, на которых сидели немцы, приходится сжигать".
Известный американский журналист Гаррисон Солсбери был тогда мальчиком:
"Я верил всем придуманным англичанами рассказам о жестокостях немцев — о монашенках, которых привязывали вместо языков к колоколам, об отрубленных руках маленьких девочек — за то, что они кидали камнями в немецких солдат... В письме от тетушки Сью из Парижа сообщалось об отравленных шоколадках, и мне было велено никогда не брать шоколад у незнакомых людей на улице".
Никто не предполагал, что война затянется. Но все тщательно разработанные генштабами планы рухнули в первые же месяцы. Силы противостоящих блоков оказались примерно одинаковыми. Расцвет новой боевой техники множил число жертв, но не позволял сокрушить врага и продвинуться вперед. Обе стороны сражались ради победы, но ни одна наступательная операция ни к чему не привела.
Битва на Сомме продолжалась четыре с половиной месяца. Заплатив жизнями 600 тысяч солдат и офицеров, Франция и Англия отвоевали 10 километров. 300 тысяч погибли под Верденом, а линия фронта практически не изменилась. Почти полмиллиона русских солдат погибли, были ранены или попали в плен летом 1916 года в ходе брусиловского прорыва к востоку от Львова, а отвоевали не больше 100 километров.
Под Верденом немецкие артиллеристы выпустили в первые восемь часов сражения 2 млн снарядов. Но когда немецкие солдаты перешли в наступление, они наткнулись на сопротивление французских пехотинцев, которые пережили артподготовку и сражались отчаянно. Со стратегической точки зрения не имело никакого смысла жертвовать сотнями тысяч своих солдат ради захвата укреплений вокруг Вердена. Но равным образом не стоило и класть столько людей ради их удержания...
В 1916 году война превысила демографические и экономические возможности стран продолжать ее. В Германии, Франции и Австро-Венгрии под ружье поставили 80 процентов мужчин, годных к воинской службе. Целое поколение было отправлено на поля сражений.
Русские солдаты примеряют французские каски в лагере Майльи под Шалоном во Франции. Архив "Огонька", 1916 год
Новые орудия убийства
Боевые самолеты, дальнобойная артиллерия, танки, пулеметы, ручные гранаты и минометы — все эти новинки появились во время Первой мировой.
А до войны немецкие политики и генералы отвергли немало идей, которые реализовались во время войны. Огнемет запатентовал берлинский инженер Рихард Фидлер в 1901 году. Но производство организовали только во время войны. Его пустили в ход во время битвы за Верден в феврале 1916 года. Струя пламени била на 35 метров.
В 1906 году император Франц Иосиф I назвал бесполезным разработанный компанией "Аустро-Даймлер" бронеавтомобиль с вращающейся башней (в ней установили спаренный пулемет "максим"). Через 10 лет британцы первыми бросили в бой танки.
Телефон стал главным средством связи. К 1917 году немецкая армия протянула 920 тысяч километров телефонного кабеля. Но поскольку его легко было перерезать, появилось армейское радио. Первые "мобильные телефоны" весили 50 килограммов.
В начале войны самолеты использовали только для разведки. 1915 год изменил судьбу военной авиации. Французский пилот Ролан Гаррос первым установил пулемет на своем моноплане "Моран-Салнье". В ответ немцы разработали истребитель "Фоккер", в котором вращение винта синхронизировалось со стрельбой из бортового пулемета, что позволяло вести прицельный огонь. Появление "фоккеров" летом 1915 года позволило немецкой авиации захватить господство в небе.
Подводные лодки тоже преподнесли сюрприз. Первая мировая война перевела продовольственный вопрос в разряд политических. Блокада кайзеровской Германии французским и британским флотом привела к тому, что немцы почти голодали. Считается, что от голода в Первую мировую погибло около 600 тысяч немцев и австрийцев. Союзники не ожидали, что именно подводный флот сможет сорвать британскую блокаду Германии.
Когда началась война, у кайзера было только 28 подлодок — ничто в сравнении с огромным флотом Антанты. В Берлине не понимали, насколько полезной окажется эта новинка. Гросс-адмирал Альфред фон Тирпиц был невысокого мнения о подводном флоте, называл подлодки "второсортным оружием".
Подписанный кайзером 30 июля 1914 года оперативный приказ оставлял за подлодками подсобную роль. Но когда подводники потопили три британских крейсера, новый метод ведения морской войны вызвал энтузиазм. Германия нанесла немалый ущерб Англии, когда суда британского торгового флота одно за другим шли ко дну, пораженные немецкими торпедами.
Множество добровольцев пожелали стать подводниками. Тогда это была практически самоубийственная миссия. Условия плавания были тяжкими: крохотные отсеки и ужасающая духота. Экипажи гибли, если торпеда оказывалась неисправной и взрывалась прямо на борту лодки. И скорость подлодок была маленькой. Если их обнаруживали, то они становились легкой целью. В Первую мировую погибли 187 из 380 немецких лодок.
Газовый дебют
Арсеналом отравляющих газов Германия обязана Фрицу Хаберу, главе берлинского Института физической химии им. кайзера Вильгельма. Он опередил коллег из других стран, что позволило германской армии весной 1915 года устроить первую газовую атаку на Западном фронте.
22 апреля в половине шестого вечера возле фламандского города Ипр в Бельгии облако удушливого газа накрыло вражеские позиции. Воспользовавшись ветром, который дул в сторону противника, выпустили из баллонов 150 тонн хлорного газа. Французские солдаты не поняли, что это за облако к ним приближается. 1200 человек погибли, 3 тысячи попали на госпитальную койку.
Фриц Хабер наблюдал за действием газа с безопасного расстояния. За три недели до этого, 2 апреля, создатель химического оружия испытал его на себе. Фриц Хабер прошел через желто-зеленое облако хлорина — на полигоне, где проводились военные маневры. Эксперимент подтвердил эффективность нового способа уничтожения людей. Хаберу стало плохо. Он зашелся в кашле, побелел, и его пришлось унести на носилках.
Немцы недооценили свой успех, не попытались его сразу же развить и упустили время. В странах Антанты быстро наладили выпуск противогаза, в котором использовался активированный древесный уголь. Когда немцы вновь устроили газовую атаку, союзники уже были более или менее готовы. Но люди все равно умирали.
Химическое оружие пускали в ход поздно вечером или перед рассветом, когда этому благоприятствовали атмосферные условия и в темноте нельзя было заметить, что газовая атака началась. Солдаты в траншеях, не успевшие надеть противогазы, были совершенно беззащитны и умирали в страшных муках.
Германия первой получила химическое оружие, поскольку располагала более развитой химической индустрией. Великобритания благодаря колониям не нуждалась в искусственных красителях, и ее промышленность отстала. Но через год после атаки на Ипре англичане нагнали немцев.
Страны Антанты маркировали химические боеприпасы цветными звездочками. "Красная звезда" — хлорин, "желтая звезда" — сочетание хлора и хлорпикрина. Часто использовали "белую звезду" — хлор и фосген. Самыми страшными были парализующие газы — синильная кислота и сульфид. Эти газы воздействовали напрямую на нервную систему, что приводило к смерти через несколько секунд. Последним в арсенал союзников поступил иприт. Немцы именовали его "желтым крестом", потому что снаряды с этим газом помечались лотарингским крестом. Иприт также известен как горчичный газ — его запах напоминает горчицу или чеснок.
В последние недели Первой мировой, с 1 октября по 11 ноября 1918 года, страны Антанты постоянно применяли иприт. Жертвами стали 19 тысяч немецких солдат и офицеров. За всю войну пустили в ход 112 тысяч тонн отравляющих веществ.
Использование отравляющих газов означало рождение оружия массового уничтожения. Фриц Хабер за атаку на Ипре получил погоны капитана. Говорят, он встретил весть о присвоении звания со слезами радости.
"Лицемерный Вильгельм любезничает со своим кузеном русским царем Николаем II за несколько недель до объявления войны" — гласит подпись на открытке
Фото: AFP
Невроз и истерия
Когда война только начиналась, на фронт отправлялись как на прогулку. Но воодушевление и восторг быстро испарились. Выяснилось, что война — это не щекочущее нервы, волнующее приключение, а смерть и увечья. Залитая кровью земля, гниющие на поле боя трупы, ядовитые газы, от которых нет спасения... Армии увязли в позиционной войне. Крысы, вши и клопы заедали солдат, укрывшихся в траншеях, окопах и блиндажах, залитых водой.
Артиллерийские обстрелы продолжались часами. По подсчетам экспертов, трое из пяти гибли от разрыва снарядов. Многие не выдерживали обстрела, выскакивали из траншеи и попадали под губительный огонь. Врачи увидели, что война разрушает не только тела, но и нервы солдат. Парализованные, потерявшие координацию, слепые, глухие, немые, страдавшие тиком и тремором нескончаемым потоком шли через кабинеты психиатров.
Германские врачи считали священным долгом вернуть как можно больше своих пациентов на поле боя. Приказ прусского военного министерства, изданный в 1917 году, гласил: "Главное соображение, из которого следует исходить при лечении нервнобольных, это необходимость помочь им отдать все силы фронту".
Врачи доказывали, что артиллерийские бомбардировки, взрывы бомб, мин и гранат приводят к невидимым глазу повреждениям головного мозга и нервных окончаний. Это объяснение было охотно принято военными властями, которым хотелось считать, что солдаты страдают от невидимых ран, а вовсе не от слабости нервов.
Неврастения ставилась в один ряд с декадансом, онанизмом и эмансипацией женщин. Солдаты, которым ставили диагноз "истерия", рассматривались как неполноценные существа с дегенеративными мозгами. Слабые нервы — свидетельство не только недостаточности моральных качеств солдата, но и нехватки патриотизма.
Немецкие психиатры называли силу воли "высочайшим достижением здоровья и силы". Стоицизм, спокойствие, самодисциплина и самоконтроль обязательны для настоящего немца. Нет лучшего места для укрепления нервов и излечения нервной слабости, чем фронт. Восторженно говорили о исцеляющей силе боя, о том, что война излечит всю нацию от неврозов.
Кайзер Вильгельм говорил курсантам военно-морского училища во Фленсбурге: "Война потребует от вас здоровых нервов. Исход войны решат крепкие нервы".
Но врачи не могли укрепить дух действующей армии. Страх перед смертью от артиллерийских обстрелов и удушающих газов породил страстное стремление бежать из окопов. С 1916 года по обе стороны линии фронта люди в шинелях говорили только об одном: когда закончится война?
Ни в одной столице не решались признать, что победы не одержать. Три императора и один султан боялись, что, если они не разгромят врага, вспыхнет революция. Так и случилось. Четыре империи — Российская, Германская, Австро-Венгерская и Оттоманская — рухнули.
...Возможно, Германия не была такой уж угрозой для Европы в начале ХХ века, считают сегодняшние историки. Агрессивные речи берлинских политиков и генералов, петушиные манеры, нервировавшие соседей, были, скорее, попыткой предостеречь более сильные державы от намерения расширить свои империи, пренебрегая интересами Берлина. Кайзер и его окружение болезненно боялись показаться слабыми и нерешительными. Действовали нагло, маскируя слабость позиций. В Берлине хотели ослабить соперников и гарантировать своей экономике европейские ресурсы и европейский рынок, больше опасались проиграть, чем рассчитывали выиграть.
Однако 100 лет назад эти нюансы никто не замечал.