Слухи об этом докторе ходили по Москве давно. Вот только имя его узнать было сложно, намеки о таинственном хирурге-чеченце, который творит пластические чудеса, лишь подогревали журналистское любопытство. Кто же это такой, к кому на прием в сам Грозный не боятся летать желающие исправить нос, веки или овал лица? Первой призналась актриса Лариса Гузеева, именно она не постеснялась сказать, кто делал ей пластическую операцию,— доктор Хасан Баиев. Всесведущий Google тут же объяснил, что это тот самый человек, который оперировал ногу Басаева, шею Бараева и по кусочкам собрал лицо Радуева. Опа. Я немедленно оформила командировку.
"У вас стреляют?"
В Грозном жарко. Мы с Хасаном сидим возле фонтана, и он, улыбаясь, рассказывает, что отменил сегодня три операции, чтобы дать интервью для "Огонька". А еще он все время с кем-то здоровается: "Это была моя пациентка. А этому мужчине я осколок вынимал". Телефон тоже звонит без остановки: "Лиза? Ну конечно, помню, вы у меня с липосакцией. Прилетайте, ждем".
Баиев ни в какую не соглашается оперировать в Москве: "Некомфортно мне там, я привык к своему персоналу, к своей операционной. К тому же у меня тут основная работа, я оперирую детей с врожденными челюстно-лицевыми пороками, мне некогда в Москву каждый раз летать. Кому надо — добро пожаловать в Грозный".
В Грозном Хасан известен давно: еще в 1989 году он сделал первую в Чечне круговую подтяжку лица. Нечеченская клиентура появилась у него всего несколько лет назад. Баиев никогда не рекламировал себя, его телефон из рук в руки передают благодарные клиенты. Поначалу ехать к нему из других городов боялись — шутка ли, в саму Чечню по доброй воле отправиться, лежать тут абсолютно беззащитным образом на операционном столе и на ассортимент скальпелей поглядывать. Нет, спасибо. "У вас там, наверно, еще стреляют?"-- самый распространенный вопрос у пациентов, даже более популярный, чем: "А шрамы будут заметны?"
Но после войны к Баиеву стали потихоньку заезжать земляки из Москвы, кто нос подправит, кто веки сделает. А в Москве их, помолодевших, естественно, знакомые расспрашивали: "Чья работа? Почему не знаем мастера?" Начали земляки под свою ответственность привозить в Грозный русских друзей, потом уже те направляли желающих. А теперь к Хасану и вовсе, как он говорит, "паломничество". Даже из других стран приезжают: из Германии, Норвегии, в конце лета прибудут пациенты из США.
"Почему именно к вам едут?-- спрашиваю я.— У вас дешевле?" Но вопрос денег для многих пациентов Баиева в принципе не стоит. Просто доктор уж больно талантливый. В конце концов, у него, прошедшего две войны, уникальный опыт экстремальной хирургии, это он буквально из ничего в полевых условиях сделал лицо Радуеву, тому самому Титанику, у которого от всей физиономии только один глаз и был.
"Ваххабитов лечил?"
"Хасан недооцененный человек,— говорит Тимур Алиев, еще один бывший пациент нашего доктора, а ныне помощник президента Чеченской Республики.— Редко кто вспоминает, что он спасал мирных жителей, российских солдат. Журналисты упоминают его имя лишь в связи с тем, что он оперировал Басаева, Бараева и Радуева. Но он просто врач. Это его работа — помогать всем больным, быть верным клятве Гиппократа".
Во время войны Хасан действительно оказался меж двух огней только потому, что спасал жизни, не спрашивая паспорта. Ведь он клялся "действовать исключительно в интересах больного независимо от пола, расы, национальности ... отношения к религии, убеждений..." Баиев основал в своем селе Алхан-Кала госпиталь. Маленький храбрый коллектив Хасана — один стоматолог и несколько медсестер — работал не за деньги, а просто по совести. В ходе одной только первой кампании было проведено 4600 операций, во время второй раза в два больше — под бомбежками, часто при свете керосиновых ламп, с какими-то жалкими остатками медикаментов, которые собирали буквально по соседям. Баиев, челюстно-лицевой хирург, фактически стал хирургом военно-полевым. Его племянник сделал несколько видеозаписей операций: тут и дети, и тот же обескровленный Бараев, и раненые федералы. В Алхан-Калу везли всех: ближе к Грозному ни одного хирурга не было.
"Мне было тяжело не только физически, но и морально,— рассказывает Хасан.— Я, врач, который привык улучшать внешность, вынужден был ампутировать руки-ноги. Раньше после моих операций пациенты уходили красивыми, а во время войны — инвалидами. Иногда я шел по улице, и мне мерещилось, что вокруг нет ни одного человека с целыми конечностями".
А ведь он мог уехать. Еще в самом начале боевых действий Хасан отправил в Ингушетию жену Зару с маленькими детьми и девяностолетним отцом, а сам остался. Мать и сестра Малика, тоже медсестра, остались с ним. "Почему ты не эвакуировался с беженцами?"-- этот вопрос ему задавали много раз. Он не знает, что ответить, беспомощно улыбается: "Ну а как иначе?" Может быть, причина в спортивном характере — Хасан был членом сборной СССР по самбо — не привык он отступать. "Я знал, что у меня будут большие проблемы. Но я бы себе не простил, я морального права не имел бы вернуться в свой дом, если б убежал, когда тут такое".
Про характер доктора в селе легенды ходят. Однажды, во время обстрела, в его дом попали снаряды из "Града". И что же сделал Хасан? Вылез из подвала, в котором укрывалась семья, и, не оглядываясь на разрушенный дом, огородами рванул в госпиталь. "Смотрим — бежит наш,— рассказывают теперь, смеясь, односельчане.— Пробежал мимо горевшего дома брата и даже не остановился, знал, что сейчас в госпиталь начнут приносить раненых". Старенькая мама вечером, увидев сына живым, не выдержала: "Как же ты меня достал! Что ж ты творишь, такой-растакой! Почему не дождался конца бомбежки?"
Но сельчане смотрели тогда на него "как на бога". "Если Хасан остается здесь, значит, все закончится хорошо",— шептались люди. А вот Арби Бараев по-своему отблагодарил спасителя: устроил шариатский суд, на котором постановили Баиева расстрелять, потому что "русским продался", то есть федералов не раз оперировал. Хасана вывели во двор, но в этот момент туда же влетел автомобиль с ранеными боевиками: "Доктора! Где доктор?" Да вот же он, на расстрел идет.
"Буквально секунды тогда все решили,— говорит Хасан.— Меня тут же поставили к операционному столу. Двое суток я оперировал, и двое суток по нам молотили. Федеральные войска с боем брали Алхан-Калу. Уцелевшие боевики спасались, в суматохе забыв про хирурга. А он закончил свою работу и пошел домой: "Белый халат окровавленный, в сапогах кровь булькает". Возле дома его повязали уже российские солдаты: "А-а-а, доктор, ваххабитов лечил?" Хасан едва только успел ответить: "Не ваххабитов, а больных" и тут же получил прикладом. Ситуация повторялась. Через все село вели Хасана, и понятно, в общем-то, было, чем дело кончится, но тут из подвалов стали выходить старейшины, женщины и дети, они пристраивались к процессии, плача и крича: "Сколько можно! То одни его ведут на расстрел, то другие. Оставьте человека в покое!" В конце улицы выяснилось, что все до одного жители идут за своим доктором.
"Врач мира"
В тот раз Хасана отстояли, но это был 1999-й — зачистки продолжались, "хирурга, который лечил боевиков" вниманием не обходили, боевики тоже свои претензии к "врачу, который лечил федералов" не забывали. Вскоре неизвестными был убит племянник Хасана, который часто ассистировал ему во время операций. Международная организация "Врачи за права человека" приняла решение вывезти Хасана с женой и детьми в Америку. "За все время перелета я не смог произнести ни слова,— вспоминает Хасан.— Сидел, смотрел в иллюминатор и думал: как так получается, что за то добро, которое я делал людям, меня лишили родины?"
Даже к отцу на похороны Хасан не смог приехать. Не смог защитить старика от обысков, во время которых тот, ветеран Великой Отечественной, надевал ордена, надеясь, что это кого-то остановит... На память Хасану осталась только запись на автоответчике: за несколько дней до своей смерти отец просил сына быть мужественным, честным и не позорить свой род.
А в Америке поначалу тоже несладко пришлось. Хирург с золотыми руками работал садовником, стриг газоны, убирал мусор, чтобы обеспечить семью. Тогда же он начал писать книгу воспоминаний. Сейчас "Клятва, или Хирург под огнем" переведена на 14 языков, ее используют как пособие по экстремальной медицине в американских университетах. О Хасане писали в New York Times, он ездит по миру с лекциями, о нем сняли документальный фильм для CNN, он лауреат престижных международных премий от медицинских и правозащитных организаций, был человеком года в Великобритании, США, Японии. Вот только в России доктору, который спас тысячи жизней, рискуя своей, не вручили даже грамоты. "Ничего мне не нужно,— улыбается Хасан,— главное, что домой уже можно приезжать, и это радость". Четверо детей Хасана проводят в Чечне каждое лето. Здесь он заново отстроил разрушенный дом, здесь он работает.
Главное дело доктора Баиева — оперирование малышей с челюстно-лицевыми патологиями. Также он занимается поиском спонсоров для детей, жертв войны, которым требуются качественные протезы. "Посмотрите, какая хорошая нога,— Хасан достает из пакета почти натуральную человеческую ступню, которая на поверку оказывается частью этого самого протеза.— А вот уникальный механизм, имитирующий коленную чашечку. Видите, как гнется? Красиво, да?" Этот подарок предназначен для девочки Мархи, которой был всего годик, когда она попала под обстрел.
"Спасите корову"
Сегодня у Хасана на приеме Лейла, мать большого семейства, вдова. Лейла пришла просить за дочь — девушке уже за двадцать, замуж надо выходить, а у нее это... нос. Ну, вы понимаете. Хасан понимает. Он знает эту семью и будет делать ринопластику бесплатно: "Отца в войну у них убили, надо помочь девушке". Лейла не может заплатить за операцию дочери, но она принесла доктору подарок — недорогую мужскую рубашку.
Эта рубашка не первая в коллекции Баиева. Тут так принято: даже если денег нет, но доктору хоть что-то подарить в знак уважения надо. В основном, конечно, баранов презентуют. Но это мужской подарок: исправили девушке носик или шрамы убрали, ее отец или дед тут же барашка режет и в Алхан-Калу везет. На прошлой неделе кто-то вот так же притащил тушу и оставил в кухне на столе. Хасан вернулся с работы: "Мама, это от кого?" "Да поди разбери, от кого. Какой-то пациент заходил".
К народному доктору, стоит ему только приехать в Грозный, по старой памяти съезжаются люди со всех близлежащих сел, причем интересуют их не только пластические операции. "К Хасану запишите",— строго требуют в регистратуре пациенты и с диабетом, и с переломами, и с гриппом. Баиев уже сколько раз пытался им втолковать: "Идите к конкретным специалистам, зачем вам я? Какой смысл лечить диабет у челюстно-лицевого хирурга?" Но внушения помогают мало. Как упирается при нас один дедушка: "Нет-нет, ничего не знаю, мне только Хасан нужен. Он в войну один нас всех спасал, и сейчас надежда только на него".
В войну Хасану однажды даже корову пришлось оперировать. Пришли к нему в госпиталь две женщины: "Зойке нашей осколок в шею попал". Измученный хирург, который никогда больше четырех часов в сутки не спал, разозлился: "Я людей не успеваю оперировать, отстаньте вы со своей коровой!" Но потом выяснилось, что в семье пятеро детей, и если Зойка отбросит копыта, то кормить их будет нечем. Так что спасать Хасану пришлось фактически детей, а не только лишь представительницу крупнорогатого. "Но до чего ж понимающая животина оказалась,— говорит он.— Прекрасно соображала, что я ей помогаю, не брыкалась, терпела". Потом от этой Зойки в госпиталь банку сметаны передали.
"Тишина Грозному снится"
И все же основная часть пациентов Баиева за пластику, конечно, платит. Трудно сказать, какие операции наиболее популярны — сейчас и чеченские девушки, и нечеченские делают примерно одно и то же. Единственное различие — чеченки тщательнее скрывают факты оперативного вмешательства, стесняются. Если такая барышня вставляет грудные имплантаты, то операция проходит в обстановке строжайшей секретности, родственники просчитывают буквально все, чтобы никто в больнице, кроме доктора и нескольких медсестер, не знал, что за пациентка у них лежит и зачем.
Московские клиенты ведут себя более раскованно, люди знаменитые с удовольствием с персоналом фотографируются, автографы раздают. В больнице, правда, особо не залеживаются. Те, у кого были несложные операции, например блефаропластика — коррекция век, вообще могут сразу домой уехать. Кто-то у знакомых остается, кто-то в гостинице. Многих Хасан отвозит к сестре, в село: "Это очень удобно, она же медсестра, когда нужно, и капельницу поставит, и обезболивающее вколет. И я все вечера и ночи рядом, на соседней улице". В Алхан-Кале привыкли, что у Баиевых всегда кто-то гостит: "Ой, ну тут разные в бинтах у нас гуляют по вечерам, цветочки нюхают. С Первого канала ведущие были, певица одна, как ее там..."
Мужчины к Баиеву тоже обращаются. Многие чеченские бизнесмены, как только у них появляются первые деньги, сразу же вкладывают их в свою внешность. Как-то женщина супруга привела: "Ой, доктор, у нас финансовая ситуация хорошая, несколько киосков на рынке, достаток. Но Саид мой что-то в морщинах весь, сделайте ему подтяжечку". Хасан удивился, еще ни разу к нему жены мужей не приводили: "Ты уверена, что он, став красивым, не убежит от тебя к более молодой?" Но женщина тогда была уверена на сто процентов. А недавно на рынке она же чуть из киоска не вывалилась, увидев Хасана: "Доктор! Доктор! А вы ведь правы были тогда. Представляете, ушел к молодой мой красавец! Сделайте теперь мне подтяжку".
Рабочий день доктора Баиева продолжается и вечером. Вот девушка Мария из города Ставрополя приехала на послеоперационный осмотр: "Мне доктор делал ринопластику под местным наркозом, не больно ни капельки. Мы даже песню с ним пели во время операции: "Тишина Грозному снится, тишина Нальчику снится..."" В коридоре ждут своей очереди два парня из Красноярска. Они бывшие боксеры, у обоих сломаны носы: "Хасан — самый популярный доктор у спортсменов". В уголочке жмется стайка чеченских девушек, к Баиеву они пришли или просто тут сидят, неясно. При виде фотокамеры девушки отворачиваются, закрывают лица кружевными веерами. Красота по-чеченски она такая — скромная, тихая. Как и тот, кто ее делает.