Иду на мы

При всех возможных ограничениях властных полномочий вряд ли новый президент будет вовсе лишен слова. Будет ли риторика его публичных выступлений столь же "патриотической", какой она была у его предшественника, или станет поспокойнее?

Считается, что в число российских особенностей, которые умом не понять, входит особое отношение к Родине-пусть-кричат-уродине: поэтически выражаясь, Россия-сфинкс глядит в тебя и с ненавистью, и с любовью, принуждая к адекватному ответу. Именно диалектическая любовь-ненависть представляется отечественным аналогом китайских инь-ян, соотношение которых зависит от исторической эпохи, плотности кольца врагов и стоимости углеводородного сырья.

Считается, что особое падение любовного начала (изящества ради назовем это так) случилось в ельцинскую эпоху, когда выражения "эта страна" и "валить надо" стали общеупотребительными, производство остановилось, уцелевшие российские компании принялись переименовываться на максимально нерусский манер, власть вроде бы захватили мальчики в розовых штанишках и гарвардских галстуках, страна вроде бы превратилась в слабосуверенный сырьевой придаток первого мира, прошлое оказалось стыдным, настоящее — невыносимым, а будущее — пугающим.

Считается, что особый подъем упомянутого начала случился в путинскую эпоху, когда во власть вернулись патриоты, в гимн — Россия великая наша держава, довольно быстро вставшая с колен в позицию спасителя Европы от вымерзания и нехватки щей, производство развернулось во все стороны, называть свои продукты на русский манер принялись даже транснациональные корпорации, прошлое снова стало великим, настоящее — достойным, а будущее — счастливым. Кроме того, считается, что российский патриотизм, как большинство прочих российских понятий,— наследник по прямой, если не реинкарнация патриотизма советского.

На самом деле, конечно, все не совсем так: патриотизм является внебрачным и довольно поздним ребенком советской власти. Ведь октябрьский переворот устроили идейные пораженцы, после победы вовсе не собиравшиеся поступаться принципами. Ленин в 1918 году писал про стоящую перед большевиками необходимость "принести величайшие национальные жертвы ради высшего интереса всемирной пролетарской революции". Впрочем, это не было жертвой пролетариата, который, по мнению Ленина, гораздо менее патриотичен, чем мелкая буржуазия. Создатель Советской страны объяснял силу патриотизма вековой привычкой, выработанной "обособленными государствами",— а для России такое развитие большевики исключали, поскольку не сомневались, что только срочная мировая революция спасет республику от быстрого разгрома. Ни патриотизм, ни тем более национализм в концепцию Всемирных штатов СССР не вписывались — в отличие от почти религиозного прославления интернационализма, кадрового продвижения инородцев и подготовки к переводу русского языка на латинскую графику.

Мировая революция не удалась, однако патриотизм еще 20 лет вполне официально считался старорежимной отрыжкой и орудием нарождавшегося фашизма. Положение начало меняться лишь перед войной — не в последнюю очередь благодаря локальным конфликтам на Дальнем Востоке и Северо-Западе, показавшим некоторые достоинства националистически настроенного противника. Только после этого Калинин объявил о том, что пламенный патриотизм в виде любви к социалистической Родине является необходимым элементом коммунистического воспитания, а Гайдар сделал примерно эту же мысль пронзительной кодой рассказа "Чук и Гек". Но настоящий переворот совершила война, вместе с погонами, словом "офицеры" и почти мирным отношением к духовенству вернувшая в официальный оборот патриотизм. Даже армейская газета "На страже", недолго побыв "Военным обучением", в 1942 году стала "Патриотом Родины". Под огнем не бывает ни атеистов, ни космополитов. Сталин начал поднимать тосты за русский народ и подчеркивать, что в свое время учился не просто в Тифлисской семинарии, а конкретно в православной, начались этнические чистки, родилась угроза "Я тебя научу, как Родину любить".

Вроде научили. Хотя уже в победном 1945-м автор непреходящего гимна сетовал на "семейки, где наше хают и бранят, где с умилением глядят на заграничные наклейки, а сало русское едят". Логичным образом крах продовольственной программы, случившийся к концу прошлого века, сделал невозбранным умиление, обращенное на заграничные наклейки, а потом и вовсе переключил систему "свой-чужой" на реверс. Наращивание же слоя сала и его диетических аналогов, пришедшее на смену эпохе дешевой нефти и голодного брюха, сыграло против ярких наклеек не меньше, чем пресловутое китайское или польское качество. Количественный рост импорта и фирм убил уважительные термины "импортный" и "фирмА", американцы оказались ну тупыми, европейцы — наглыми, азиаты — хитроглазыми, а в распавшейся семье социалистических народов сложилась вполне послеразводная ситуация.

Сказалась и идеологическая накачка: современная элита, более террора опасавшаяся "цветной революции", вовремя вспомнила, что и то и другое является интернациональной заразой, и взялась за повторение уроков высшей любви. Система "свой-чужой" с щелчком вернулась в исходное состояние.

Считать это заслугой одного только топливного рынка, кровавого режима или советского прошлого глупо и ненаучно. Потому что социальная психология, изучающая поведение людей в группах и обществах, стоит на двух тезисах. Первый: человек опознает себя как разумный субъект лишь при соотнесении с другим человеком, так что понятия "мы" и "они" возникают одновременно с понятием "я". Второй: "мы" без "они" не бывает — всякая группа, общество или нация возникают как противопоставление другой группе, обществу или нации. И это предельно жесткое противопоставление, выходом из которого в базовых условиях бывает либо истребление одной из групп, либо ее бегство как можно дальше от другой. Но реальная обстановка быстро размывает базовые условия. Столкновение хороших ребят (которые молятся правильному богу и разбивают яйца надлежащим образом) с нелюдьми (которые вешают негров, обобществляют женщин, пьют кровь христианских младенцев и вообще хотят всех убить) чаще оборачивается не геноцидом и великими переселениями народов, а возникновением промежуточной категории "вы". Именно эта категория питает дипломатию, торговлю, туризм и прочие виды деятельности, спасающие человечество от вымирания и вырождения. И чем более крепким и благополучным становится общество, тем меньшее внимание оно обращает на соседей — вне зависимости от степени их гнусности и активности, с которой они насылают напасти, сатанинские знаки и отравленные жидкости.

И вот что получается. Получается, риторические экзерсисы, посвященные товарищу волку и прочим щам, являются не столько забавной особенностью уходящего президента, сколько частью продуманной и благословленной тысячелетиями объединительной политики мудрого национального лидера. И его преемника, само собой. Получается, если Дмитрий Медведев выдержит рисунок порученной ему роли, число заявлений, жестко сажающих недругов России на потребное место, не будет ни заметно расти, ни сильно падать.

Наше общество трудно назвать гражданским или скрепленным внятными целями и общими ценностями, но одна накопленная им ценность безусловна — это сам Владимир Путин. Пока он есть и пока с его доминированием согласны элиты, дополнительная консолидация против внешней угрозы просто не нужна.

Шамиль Идиатуллин

Korovino против "Новых Ржавиков"

"Власть" измерила русский патриотизм в процентах.

У российских граждан есть два стандартных монолога на тему "мы и они". Первый звучит долго и начинается примерно так: "Нет, в этой стране никогда ничего не изменится. Этим на все наплевать, лишь бы с работы пораньше уйти, эти только взятки брать умеют, эти пьют с утра до ночи, и им больше ничего не надо. Ну разве могут быть в нормальной стране такие дороги (варианты: ботинки, тетки за прилавком, врачи, пенсии, дураки в правительстве, консервы, поборы и т. п.)? Да в цивилизованных странах за такое уже давно бы..."

Второй начинается так: "Да ладно, что мы все с этим Западом носимся? Как будто сами жить не умеем. Да там все то же самое — взятки и прочее, только упаковка другая. Еще учить нас будут! Там люди как роботы, одни деньги в голове. Ни тебе сесть по-человечески..."

Забавно то, что эти монологи вполне мирно уживаются в одних и тех же головах, просто произносятся в разных ситуациях. Иными словами, отношение к родине среднеразвитого российского гражданина представляет собой некий коктейль из "патриотических" и "антипатриотических" убеждений. Интересно было бы каким-то образом измерить содержание в коктейле двух его частей и понять, чего в современных российских сердцах и головах больше — "патриотизма" или "антипатриотизма".

Косвенным образом на этот вопрос отвечает проведенное "Властью" небольшое исследование в Московском регионе. Выявить мировоззренческие приоритеты так называемого среднего класса, который новый президент, по его заверениям, намерен взращивать и на который впоследствии собирается опираться, мы попытались с помощью названий товаров и услуг, которыми этот класс предпочитает пользоваться.

Наше предположение состояло в том, что "патриоты" будут тяготеть к названиям в русском стиле, а "антипатриоты" — в стиле заграничном. Отечественный рынок, в свою очередь, чутко улавливает эти предпочтения и отвечает адекватным предложением. Нами были взяты три группы товаров и услуг, которыми регулярно пользуется столичный средний класс: коттеджные поселки, магазины и торгово-развлекательные центры, клиники и оздоровительные центры. В первой группе присутствует 459 объектов исследования, во второй — 243, в третьей — 93. Все названия мы условно поделили на "наши" и "не наши". К "нашим" мы отнесли имена собственные, составленные из русских слов. К "не нашим" — наименования, составленные полностью из иностранных слов, с их настойчивым использованием или из русских слов, написанных латиницей. Например, название коттеджного поселка "Шишкин лес" мы квалифицировали как "наше", а Korovino или "Подушкино таун" — как "не наше".

В группе "коттеджные поселки" с большим преимуществом лидируют "наши" названия: 316 (69%) против 143 (31%). Среднему классу в основном предлагается поселиться в "Николо-Урюпине", "Уборах", "Бережках", "Лукоморье", "Новых Ржавиках", "Медвежьих озерах" и т. п. Откровенно "не наших" названий типа "Барселона", Vitro Village, Pine Forest, "Немо", "Папилльон" или "Жетем" заметно меньше, как и компромиссных, но все равно "не наших" типа "Грибово-де-Люкс", "Чулково club", "Вау!Тутинки", M.o.n.a.k.o.v.o или "Долина VIP Резиденций".

В группе "магазины и торгово-развлекательные центры" преимущество "наших" названий уже не столь явное: 137 (56%) против 106 (44%). Славянофилы могут тратить деньги в "Трех китах", "Наташе", "Гвозде", "Щуке" или "Ням-няме", западники — в "Палладиуме", "Пятой авеню", "Стерлинге", "Жукоffка Плазе" или "Ритейл Парке".

И минимальный перевес "наши" названия получили в группе "клиники и оздоровительные центры": 48 (52%) против 45 (48%). Рядом с "Деревом жизни", "Будь здоров", "Вашим доктором" и "Женским здоровьем" здесь соседствуют "Леди клиник", American Clinic, Beautiful Smile, "Медлаз" или "Мерамед".

В результате среднее содержание "наших" названий по всем трем группам составляет 59%, "не наших" — соответственно 41%. Иными словами, "патриотизм" и "антипатриотизм" в коктейле "Родина" отечественный рынок предлагает смешивать в пропорции 3 к 2.

Александр Куколевский

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...