Нетребко спешит на помощь

«Джоконда» на Пасхальном фестивале в Зальцбурге

В Зальцбурге завершается Пасхальный фестиваль. Вместо двух оперных представлений в этот раз их было три, ведь в «Джоконде» Амилькаре Понкьелли поет Анна Нетребко. Рассказывает Алексей Мокроусов.

Тарек Назми составил достойную партию Анне Нетребко

Тарек Назми составил достойную партию Анне Нетребко

Фото: Bernd Uhlig

Тарек Назми составил достойную партию Анне Нетребко

Фото: Bernd Uhlig

Анна Нетребко за рубежом выступает сегодня куда реже, чем прежде. На летнем Зальцбургском фестивале, где началась ее мировая слава, имя певицы теперь не встретишь в афише. Тем понятнее ажиотаж вокруг «Джоконды» итальянского композитора Амилькаре Понкьелли на Пасхальном фестивале в том же Зальцбурге — это нечастая возможность послушать Нетребко в Европе; в этом году у певицы объявлены выступления в Неаполе, Милане, Вероне и Висбадене — скромный список для звезды такого уровня. А в Висбадене ее наверняка встретят недовольные, дискуссии в связи с ее выступлениями в Германии не утихают.

Были плакаты «No Netrebko!» и перед премьерой в Зальцбурге. Но публика проголосовала ногами — спрос на «Джоконду» таков, что устроители Пасхального фестиваля дали три вместо привычных двух оперных представлений: аншлаг! Зрителей не смущали ни четыре акта, ни замысловатое либретто, созданное по драме Гюго Арриго Бойто — тот вошел в историю благодаря либретто к «Фальстафу» и «Отелло» Верди, а на «Джоконде» мог бы смело поставить крест как на слишком многословном продукте своего времени. Да и сама музыка современникам казалась не вполне оригинальной, слишком вердиевской, что не помешало ей остаться в мировом репертуаре.

Режиссер Оливер Мирс, руководящий лондонским театром «Ковент-Гарден», пытается совместить нафталин и современность, если можно считать современной готовность говорить о проституции и педофилах. В прологе «Джоконды» мать продает для утех мужчинам свою дочь, облачаемую в золотистое платье,— один из них Барнаба (его поет Лука Сальси). Золотистое платье возвращается на сцену еще дважды, в том числе в едва ли не самой знаменитой части оперы, «Танце часов»,— для многих Понкьелли вызывает прежде всего балетные ассоциации. Балетная сцена оказалась чуть ли не лучшей и в постановке Мирса, сделанной по лекалам репертуарного театра: добротно, надолго, чтобы всем понятно и никого не обидеть. Спектакль — копродукция не только с Лондоном, но и с Национальной оперой Греции в Афинах, декорации, костюмы и маски делались в мастерских Зальцбурга.

Маски необходимы: действие «Джоконды» происходит в Венеции, декоратору сложно не соблазниться штампами. Художник Филипп Фюрхофер обошелся без Сан-Марко, но понастроил внушительных арок в духе Тинторетто. Колорит осовременен благодаря сутолоке туристов и силуэту огромного лайнера на заднике. Его появление, а затем и затопление на сцене напоминают, как быстротечна жизнь: пока опера готовилась, власти Венеции запретили большим судам заходить в лагуну, увидеть их в городском ландшафте теперь невозможно.

Оркестр Национальной академии Санта-Чечилия под управлением Антонио Паппано вновь порадовал универсальностью — вслед за отличным звуком в концертах он блеснул и в опере. Выбор певцов отменен, королеве под стать окружение, и эффектная Эв-Мод Юбо в партии Лауры, и Тарек Назми как муж-инквизитор Альвизе. В версии Мирса Джоконда закалывает и Альвизе, и Барнабу — впрочем, чего ждать от героини, которую прямо на сцене лечит электрошоком врач, похожий на Барнабу?

Лишь Йонас Кауфман в партии Энцо звучит не на пике формы. Начинает он тускло и бесцветно, только к финалу напомнив себя прежнего. Он и сам наверняка чувствует свои нынешние проблемы — узнав о трех, а не двух оперных представлениях, певец благоразумно отказался от заявленного было участия в фестивальном «Реквиеме» Верди. Голосу это если и помогло, то не очень заметно, хотя Кауфман справился с главной арией, «Cielo e mar» («Небо и море»). Но если бы на помощь давнему товарищу не пришла Нетребко, спектакль вряд ли бы вышел за пределы обычной постановки. А ведь он стал триумфом певицы.

Нетребко блистает не только музыкально, но и театрально. Она поет теперь чуть ниже, звучание становится таким эротичным — не зря Джоконда цыганка и уличная певица,— и при этом показывает себя яркой драматической актрисой, режиссер много пользуется этой стороной ее дарования, может, даже в ущерб другим исполнителям.

Обидно, что расцвет Нетребко омрачен претензиями нетворческого характера. Морализаторские комментарии касаются не только ее — интенданту Бахлеру задают и вопросы о спонсорах фестиваля, среди них миллиардер Мартин Шлаф, известный контактами с «Газпромом». На упреки Бахлер невозмутимо отвечает, что Шлаф помогает многим, начиная с Венской оперы и «Ла Скала», речь просто о любви к музыке.

В 2026 году в Зальцбург в роли главного участника вернется Берлинский филармонический оркестр под управлением Кирилла Петренко. Контракт самого Бахлера с фестивалем истекает в следующем году, его будущее как интенданта неопределенно.

Но один факт в биографии Бахлера заранее известен, он связан с нежеланием согласиться с отказом от русской культуры. Программа 2025 года названа «Раны и чудеса», она строится вокруг постановки «Хованщины» Мусоргского в режиссуре Саймона Макберни с участием Надежды Карязиной и Дмитрия Ульянова. Гостем фестиваля станет Симфонический оркестр финского радио под управлением Эсы-Пекки Салонена, концертами также дирижируют Максим Емельянычев и Джанандреа Нозеда, хорошо знакомый по работе в Мариинском театре. Он исполнит, в частности, произведения Чайковского и Шостаковича и поставит очередную точку в споре об отмене русской культуры. Видимо, опять неокончательную.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...