Мир российской науки продолжает меняться и адаптироваться к работе в новых реалиях. Государство и ведущие компании страны продолжают инвестировать в поддержку исследователей. О последних тенденциях в мире науки, Научной премии Сбера для исследователей и ученых и о том, как повернуть вспять утечку мозгов, мы поговорили с сопредседателем комитета Научной премии Сбера, академиком РАН, профессором, доктором технических наук, ректором Сколтеха Александром Кулешовым.
Александр Кулешов
Фото: Антон Новодерёжкин, Коммерсантъ
— Александр Петрович, вот уже более 50 лет вы трудитесь в сфере науки и информационных технологий. Расскажите о последних тенденциях в мире науки, в частности, в области искусственного интеллекта.
— Я сейчас непопулярную мысль выскажу. Думаю, сейчас ИИ вышел на некое плато и следующего скачка ждать очень долго. Он будет распространяться на разные области знания, но чего-то радикально нового ждать не приходится. Сейчас, пожалуй, больше ожиданий в области квантовых технологий, где что-то уже реализуется, как, например, квантовая защищенная связь, но наиболее важные свершения ждут нас в области квантовых вычислений.
— Как вы считаете, научное сообщество страны адаптировалось к работе в изменившихся условиях?
— Слово «адаптация» означает приспособление к изменившимся условиям. Ну конечно, мы адаптировались! Но мне кажется, вы имели в виду другой вопрос: сумели ли мы как научное сообщество компенсировать то, что произошло, чтобы последние события, которые имеют прямое отношение к науке, не слишком сильно повредили российскому научному сообществу.
— Сумели?
— Мы как-то приспосабливаемся, конечно, с потерями. Пытаемся потери минимизировать.
— А что именно потеряли?
— У меня накопился не один десяток писем с отказами в публикациях, в том числе коллективных. Например, Американское химическое общество пишет: ребята, вы много у нас публиковались, но, пожалуйста, больше нам ничего не присылайте.
— Неужели все страны объявили бойкот российской науке?
— С США и Великобританией научные отношения практически прерваны, чего не было даже в самые худшие годы холодной войны. С другой стороны, я только что подписал командировку в Триест на работу на синхротроне. Почему нам предоставляют возможность работать на синхротроне? Потому что знают тех наших ученых, которые успешно публикуются в престижных научных журналах. И в новых статьях будет упомянуто, что измерения были проведены на синхротроне в городе Триесте. С Францией, Швейцарией, Италией отношения, по сути, не задеты.
— В последние годы Россия активно развивает науку и привлекает талантливых ученых со всего мира. В каких направлениях можем ждать прорывных инноваций в ближайшей перспективе?
— Кто сказал, что мы привлекаем талантливых ученых со всего мира? Это не совсем так. Правда, мы за последние несколько месяцев взяли четырех российских профессоров из лучших зарубежных университетов. Потому что диаспоре стало трудно жить, в Англии особенно, например, из-за буллинга детей. И люди приезжают. Но это пока исключения. Сейчас президент объявил о новой программе мегагрантов, и вот мы думаем: а кого мы возьмем?
— А как насчет «активно развивает науку»?
— Число публикаций у нас действительно растет, но ведь тут надо считать процент к мировой науке, потому что общая кривая растет еще круче. Но я, пожалуй, соглашусь с тем, что за последние 10–15 лет для развития науки было сделано гораздо больше, чем в предыдущее десятилетие. Во-первых, стали давать больше денег. Это самое главное. А во-вторых… Возьмите, например, Научную премию Сбера. Конечно, она одна ситуацию в науке не изменит, но с психологической точки зрения она очень важна.
— А что вы скажете по поводу прорывных инноваций?
— По этому поводу я скажу так: тот, кто будет рассказывать про направления, в которых стоит ждать прорывов,— непрофессиональный человек. Я вам приведу простой пример. Вот сейчас все мы говорим: «искусственный интеллект». Джеффри Хинтон придумал глубокие сети в 2012 году. А как? Внезапное озарение! Ну почему эта идея никому не приходила в голову 60 лет? А черт его знает, почему! Предвидеть озарение невозможно. И сейчас говорить можно лишь о том, какие отрасли науки кажутся перспективными.
— Может ли Россия стать одним из дисрапторов в сфере науки и что для этого необходимо?
— В тех областях, где для прорыва требуется инструментарий высокого уровня, огромный набор технологий, никаких шансов нет, потому что у нас просто нет этого инструментария, нет технологий. Слушайте, печальная история с «Луной-25». В 1976 году у нас были эти технологии, а сейчас мы их потеряли. У нас есть какой-то шанс лишь в тех областях, где более важна составляющая фундаментальных исследований. Квантовые технологии будут развиваться, искусственный интеллект.
— Сколтех выполняет вместе со Сбером множество исследований в области искусственного интеллекта. Каковы результаты?
— Действительно, со Сбером мы очень активно работаем, в области ИИ прежде всего. Под используемые в Сбере семейства моделей Сколтех создал набор методов Green AI, основанный на фреймворке для сокращения времени обучения и сжатия больших нейросетей. Этот сервис позволяет снизить до 15% потребность в памяти и энергии на обучение больших мультимодальных моделей. В основе алгоритмов, реализованных в сервисе,— фундаментальные математические подходы. Для коллег из Сбера разработана авторизированная система для анализа физических и финансовых рисков, создаваемых климатическими изменениями.
— А как в целом вы оцениваете взаимодействие бизнеса и науки?
— После Второй мировой войны бизнес очень много вкладывал в фундаментальную науку. Транзистор, например,— это плод инвестиций американской «Белл Лабс». Потом вклад бизнеса в науку стал мелеть и дошел практически до нуля. В последние годы ситуация меняется: такие гиганты, как Microsoft или Google, которые обладают огромными средствами, стали проще смотреть на инвестиции, неочевидные с точки зрения прибыли, и сейчас вкладывают в фундаментальную науку. Так, Alibaba Group обещала вложить $15 млрд в исследовательские проекты, в том числе в квантовые технологии и ИИ. Но в целом вклад государства в фундаментальную науку намного больше.
— В этом году вы стали сопредседателем комитета Научной премии Сбера. Расскажите, сколько заявок пришло, сколько было отобрано, какая номинация стала самой востребованной.
— Поступили заявки с номинированием 92 ученых, больше всего в номинации «Науки о жизни». Но пока ничего не отобрано, идет независимая экспертиза всех заявок.
— Как вы оцениваете итоги первого сезона Научной премии Сбера?
— Были награждены люди очень заслуженные.
— Какие у вас ожидания от этого года?
— Хотелось бы найти молодого ученого, которому можно дать премию на вырост.
— Какие возможности открывает эта премия перед исследователями?
— Юрий Оганесян учредил свою премию «Оганесон» (это название открытого им последнего элемента периодической системы) для развития молодой науки. Думаю, это открывает блестящие перспективы.
— От организаторов разных научных премий можно услышать, что из ученых хотят сделать новых рок-звезд. Правильно ли такое позиционирование ученых в современном мире?
— Я не знаю, кто делает из ученых рок-звезд, но популяризация очень полезна для общества. Когда общество не обращает внимания на науку, оно себя тормозит. В марте 1923 года The New York Times вышла статья под заголовком «Эйнштейн описывает свою новейшую теорию», а ведь саму статью, посвященную общей теории относительности, Эйнштейн закончил только в январе того же года. А вы знаете, что такое вручение математической премии Абеля в Норвегии? Это флаги над городом, военный оркестр, бал у короля, где собираются губернаторы всех провинций, это женщины в национальных костюмах, это праздник всего народа. Или вот еще пример: в середине 1950-х годов профессор Оксфорда и игрок «Манчестер Юнайтед» получали примерно одинаковую зарплату, и наука развивалась колоссальными темпами. Конечно, для ученого материальный интерес не главный, но его материальное положение не может быть унизительным. Положение ученого в обществе должно быть высоким, от этого прямо пропорционально зависят успехи в науке.
— Что сейчас мотивирует молодых ученых к новым свершениям? Какой совет можете им дать?
— Мы страну советов пережили, поэтому советов давать не буду. А мотивирует молодых ученых к новым свершениям, как всегда, любопытство. Как говорил академик Арцимович, «наука — лучший способ удовлетворения личного любопытства за государственный счет».