Польский бас Кшиштоф Бончик, дебютировавший на Зальцбургском фестивале с партией Фигаро, рассказал Владимиру Дудину о светлых днях зальцбургских репетиций и темных сторонах новой версии моцартовского шедевра.
Кшиштоф Бончик
Фото: Ksenia Shaushyshvili
Кшиштоф Бончик
Фото: Ksenia Shaushyshvili
— У вас получился долгий путь к дебюту на Зальцбургском фестивале: от Священника в «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича через героев в барочных операх Кавалли и Генделя до Мазетто в «Дон Жуане» Моцарта.
— Да, за свои уже тринадцать сезонов я через многое прошел, но и партию Фигаро пел не раз в разных постановках. Помимо барокко был еще и Верди — в 2017 году, когда я дебютировал в «Дон Карлосе» Верди в Opera Bastille в пятиактной французской версии с режиссурой Кшиштофа Варликовского. Это был для меня очень серьезный дебют — в большом театре, в могучем звездном составе, в который вошли и Екатерина Губанова, и Элина Гаранча, и Йонас Кауфман, и Хибла Герзмава, и Ильдар Абдразаков. С того момента у меня началось сотрудничество с Парижем, где я выступил уже в девяти разных постановках, вернусь туда в 2025-м на «Богему» Пуччини.
— То есть с барокко покончено? Решили на нем не застревать?
— С барокко все сложилось неплохо, я пел много во Франции в составах с Филиппом Жарусски, работал с Марком Минковским. И мне хватило. Сейчас мне ближе романтизм, итальянское бельканто, в котором я очень хорошо себя чувствую, равно как и в русской музыке. Кроме всего прочего, за барокко хуже платят — я не шучу.
— Насколько заманчива для певца работа с режиссером Варликовским?
— Он очень интересен, меня занимают его интерпретации, ко всем постановкам у него существует свой нетривиальный подход. Здесь, в Зальцбурге, я был на его репетициях «Макбета» с Асмик Григорян и Владиславом Сулимским. Впервые я встретился с Кшиштофом на постановке «Дон Карлоса» в Париже, где его забукали, но спектакль мне очень понравился. Он настоящий художник со своим видением, абсолютно преданный этому делу, у него прекрасная собственная команда.
— География ваших выступлений впечатляет: от Нью-Йорка и Чикаго до Москвы, где вы дебютировали в Большом театре в «Дон Жуане» Моцарта.
— Да, вы не представляете, как я рад, что мне удалось за четыре месяца до февраля прошлого года дебютировать и в Большом театре в партии Лепорелло в «Дон Жуане» в постановке Семена Спивака.
— А как вы попали на «Свадьбу Фигаро» в Зальцбург? Через прослушивания?
— Нет, мне просто позвонил агент и сказал, что я приглашен на Фигаро в Зальцбург, чему я, конечно, очень обрадовался. Нет в мире более престижного, лучшего оперного фестиваля, чем в Зальцбурге. Сначала, правда, я чувствовал подавленность после этого известия — петь Фигаро, главную, «образцово-показательную» моцартовскую роль на родине Моцарта. Но я люблю сцену: наверное, поэтому быстро пришел в себя. К тому же перед тем, как узнать эту новость от агента, я принял участие в своего рода подготовительных сессиях с дирижером Рафаэлем Пишоном в венском «Музикферайне», где удалось славно поработать над ариями. Венские филармоники, что называется, давали прикурить, мне даже показалось, что не особо прислушивались к дирижеру. А Пишон дал мне очень много ценных советов в работе над партией Фигаро.
— Как проходили репетиции? Слышал, что все очень отлажено.
— Да, весь процесс отлажен идеально, никаких задержек, организация блистательная. Все начиналось пунктуально, не как в Италии, где назначают в десять, но пока придут, соберутся, кофе выпьют, сигаретку выкурят, настроятся... В Зальцбурге очень сильна забота об артистах, она невероятная. Репетиции не были стрессом, как, например, в Metropolitan, где чувствуешь себя как на экзамене.
— А как работалось с Мартином Кушеем?
— Я работал с ним впервые. Он очень интересный человек, мощная личность. Было любопытно наблюдать, как он менялся от первой репетиции к генеральной, на которой перед нами был как будто совсем другой человек: начинал как сильный и полный энергии, а день за днем будто слабел. Но в целом он вызывал у меня большую симпатию. С артистами Мартин был всегда мил, а вот техническому персоналу от него зачастую доставалось. Кушей — прежде всего драматический режиссер, отсюда его привязанность и предельное внимание к тексту, к каждому слову, которое певцы должны были выражать на 100%. Нередко мы слышали: «Ну, делайте что-нибудь, предложите что-нибудь». Не всегда это было хорошо, но как-то удалось собрать спектакль, мы, певцы, свою задачу точно выполнили: мы спели. А за режиссуру пусть отвечает Кушей. Импровизации на самом деле было много, много идей предлагали мы, солисты, а он только говорил, нравится ему это или нет.
— Тем более что молодым профи в этом составе наверняка было что предложить.
— О, да, в нашей «Свадьбе Фигаро» состав мечты, с ним все так легко получается. Андре Шуэн превосходный Граф, Сабин Девьей дебютировала в партии Сюзанны, Леа Десандр (Керубино) — гениальная. Рафаэль Пишон делает очень много режиссерских акцентов, деликатно выстраивает динамику оркестрового звука, делая его тише, «удлиняя» его, знает, как тоньше и точнее взаимодействовать с партией континуо в речитативах. Я ему очень благодарен за все его замечания, расширившие мое представление о стиле Моцарта. У него, помимо суперэнергии, очень глубокое знание и понимание музыки.
— Импровизация импровизацией, но она все же мало-мальски должна была быть подготовлена? Режиссер давал направления вашим мыслям?
— Он все время сидел с текстом, разбирался в словах, следил за тем, какими эмоциями мы их наполним. По крайней мере, он досконально знал, о чем этот шедевр Моцарта, не каждый режиссер сегодня об этом знает, к сожалению.
— Где вообще разворачивается сюжет?
— Честно говоря, я не до конца и разобрался, наше дело — спеть хорошо. Кажется, в отеле? Ну, да, там есть апартаменты Графа и Графини. В финале оперы какие-то кусты, тростник — в либретто же речь о саде. Если вспомнить о костюмах, то, наверное, где-то в Майами, потому что есть мафиозные разборки, связанные с наркотиками. Надо бы, конечно, повнимательней понять, о чем же говорится в этой режиссуре, критику почитать. Нам ведь Кушей прислал перед началом репетиций большое письмо, в котором обстоятельно пояснил свои требования, рекомендовал посмотреть «С широко закрытыми глазами» Кубрика, «Безумного Пьеро» Годара, «Великую красоту» Соррентино. А за неделю до приезда в Зальцбург я получил известие, что текст либретто в нескольких местах изменен. Например, Марцеллина и Бартоло здесь — не родители Фигаро. Зрители были в таком шоке на первых двух показах, забукали режиссера.
— Насколько все-таки «Свадьба Фигаро» комическая опера, на ваш взгляд?
— Конечно, если верить клавиру — это опера-буффа, но Фигаро не такой пересмешник, как кажется на первый взгляд, ему как будто хочется скорее покончить с этой кутерьмой, избежать «безумного дня». В режиссуре Кушея эта опера точно намного меньше «буффа», как мне показалось. Время нынче не очень веселое, наверное.