Через десять лет после начала конфликта в Сирии ситуация в этой стране катастрофически ухудшается. Население находится на грани голода и нищеты. О гуманитарных последствиях сирийского конфликта и надеждах сирийцев рассказал в интервью “Ъ” генеральный директор Международного комитета Красного Креста (МККК) Роберт Мардини.
Фото: Anita Dullard / wikimedia
Фото: МККК
— Если позволите, хотела бы начать с личного вопроса. Вы родились в Ливане и жили там во время гражданской войны, теперь война идет у границ вашей родины, не так далеко от города, где вы родились. Что значат лично для вас дата «десять лет войны в Сирии»?
— Для меня это значит потерянное десятилетие для целой страны, для всего населения. Связи между Ливаном и Сирией, между двумя народами — исторические. Я отправился на Ближний Восток от МККК, сразу как только начался конфликт в Сирии, и видел своими глазами, как ухудшается ситуация в этой стране. Раз уж вы спросили о личном... Я покинул Ливан в 1990 году, в самом конце гражданской войны. Чтобы получить швейцарскую визу, мне нужно было поехать в Дамаск. Посольство Швейцарии в Ливане было тогда закрыто, страна разрушена, мы вступили в период болезненного восстановления. А в Сирии, напротив, тогда было время развития экономики, наметился прогресс. И когда я вернулся в Сирию в 2011 году, мне было очень больно видеть, как этот конфликт влияет на людей, как им тяжело.
— Пережив на своем опыте гражданскую войну, вы очень хорошо понимаете, какая помощь сирийцам нужна в первую очередь...
— Абсолютно. Многие потеряли абсолютно все. Я говорил с семьями, которые рассказывали мне разбивающие сердце истории, как они по несколько раз должны были бежать с места на место, так как нигде не могли найти безопасное убежище, и каждый раз начинали все с нуля. Людям нужны еда, медикаменты, но не только. Им нужна психологическая помощь, они еще не вышли из состояния войны. Нужно также давать образование детям — это особенно востребовано, а многие школы разрушены.
Некоторым в Сирии приходилось бежать по несколько раз от войны
Фото: Omar Sanadiki, Reuters
Некоторым в Сирии приходилось бежать по несколько раз от войны
Фото: Omar Sanadiki, Reuters
— Есть ли истории, рассказанные вам людьми в Сирии, которые вы не можете забыть?
— Их очень много. Например, в 2015–2016 годах, когда конфликт был в самом разгаре, многие районы оказались в блокаде. МККК очень много работал в то время, общаясь со всеми сторонами конфликта, чтобы попасть туда и доставить гражданскому населению еду и лекарства — то, в чем они больше всего нуждались, чтобы выжить. Так, мы однажды попали Муаддамию — это пригород Дамаска. Нам было непросто туда добраться. Мы приехали уже ночью. И я помню лица этих людей. И одна женщина нам сказала: спасибо за еду, лекарства, за то, что приехали сюда, но то, что нам нужно больше всего,— это образование, книги, нам нужно, чтобы вновь открылись школы и наши дети учились, вместо того чтобы проводить свое время в подвалах. Это была столь сильная обратная связь, которую мы получили от местных жителей. Да, им очень были нужны еда и лекарства, но в тоже время они не переставали думать о других важных вещах.
И тогда, и сейчас для сирийцев очень важно убедиться, что они не потеряли доступ к образованию, это самый ценный актив наших дней.
— Что, с вашей точки зрения, важнее: вкладывать деньги и ресурсы в лагеря беженцев или в восстановление Сирии, чтобы беженцы могли вернуться домой и жить нормальной жизнью?
— Знаете, когда мы беседуем с людьми — а МККК представлен и в самой Сирии, и в Ливане, и в Иордании (где находятся лагеря беженцев.— “Ъ”),— а также с сирийцами в Германии, многие говорят, что хотят вернуться на родину, но есть факторы, которые их удерживают. Больше всего людей беспокоят безопасность и доступ к жизненно необходимым услугам. Конечно, люди хотят вернуться и жить нормальной жизнью, это их цель. То, что может делать МККК, как и другие гуманитарные организации,— убедиться, что люди обеспечены всем, что критически важно для их жизни: есть больницы, население обеспечено водой, есть поддержка школ. Все это может повлиять на выбор людей — остаться или вернуться. Но решающий фактор для них — это безопасность. Очень многое зависит от того, из какого района они родом, что там происходит сейчас, идут ли там бои, кто контролирует эту местность, какой там шанс на нормальную жизнь. И здесь очень важно, чтобы все стороны конфликта и международное сообщество добились устойчивого мира в Сирии и верховенства там закона, чтобы люди почувствовали себя в безопасности и захотели вернуться.
Сирийцы продолжают жить в лагерях беженцев, опасаясь возвращаться на родину
Фото: Mahmoud Hassano/File Photo, Reuters
Сирийцы продолжают жить в лагерях беженцев, опасаясь возвращаться на родину
Фото: Mahmoud Hassano/File Photo, Reuters
— Каковы приоритеты МККК в Сирии? Есть ли у вас необходимые ресурсы для решения проблем?
— Сирия сегодня — и это очень печально — самая большое поле для операционной деятельности МККК. Только на 2020 год наш бюджет на Сирию составил 193,6 млн швейцарских франков ($208,2 млн). И при этом я не могу сказать, что мы покрываем все нужды. И даже если вы суммируете с нашими усилиями вклад других гуманитарных организаций, этого хватит, чтобы закрыть потребности сирийцев, живущих в ужасающих условиях. Сегодня около 75% населения Сирии (13,4 млн из 18 млн человек) зависят от гуманитарной помощи — это на 20% больше, чем 12 месяцев назад.
90% живут за чертой бедности, то есть менее чем на $1,25 в день. Около 12,4 млн человек (60% населения) находятся в критической ситуации с точки зрения продовольственной безопасности.
50% учреждений здравоохранения не работают. 2 млн детей не ходят в школу. Около половины населения Сирии младше 25 лет. И очень важно понять, о чем думают эти люди, в чем нуждаются. Как раз недавно мы проводили исследование на этот счет.
— И какие выводы вы сделали в своем исследовании?
— В нем идет речь о влиянии конфликта на молодых сирийцев в возрасте от 18 до 25 лет. Это то поколение, которому придется нести на своих плечах бремя восстановления страны. И нам было важно услышать от них, что они чувствуют спустя десять лет после начала конфликта.
Почти каждый второй из опрошенных (47%) потерял близкого родственника или друга во время войны. У каждого шестого был убит или серьезно ранен один из родителей. Больше половины потеряли контакты с близкими родственниками.
Около 50% лишились дохода. Остро не хватает еды. Больше чем половине молодых людей пришлось прервать учебу. Больше половины страдают от депрессии. Каждый пятый был вынужден отложить свадьбу. Это все демонстрирует человеческую цену конфликта.
Последствия войны в Сирии особенно остро ощущаются среди детей и молодежи
Фото: Mahmoud Hassano , Reuters
Последствия войны в Сирии особенно остро ощущаются среди детей и молодежи
Фото: Mahmoud Hassano , Reuters
— Фактически речь идет о потерянном поколении.
— Да, это потерянное поколение. Но есть и хорошая новость. Они еще не потеряли надежду на лучшее будущее. И поэтому особенно важно установить стабильный мир в Сирии. Международное сообщество должно помочь этому поколению сирийцев не потерять надежду.
— Как можно помочь вам в вашей работе?
— Мы нуждаемся в большем финансировании нашей деятельности, чтобы мы могли обеспечить сирийцев всем необходимым. И тут есть проблема некой усталости доноров от войны в Сирии.
Большим вкладом в дело национального примирения и установления мира и доверия в Сирии было бы также выяснение судьбы пропавших без вести. МККК постоянно получает запросы от семей, чьи близкие пропали. Ответ на эти запросы могут дать только стороны конфликта. Если это произойдет, это было бы очень позитивным шагом.
Кроме того, МККК посещает тюрьмы, чтобы убедиться в том, что заключенные могут поддерживать связь со своими семьями. Это тоже очень важно.
— У вас есть возможность посещать места заключения по обеим сторонам конфликта?
— Мы посещаем центральные тюрьмы, которыми управляет МВД Сирии. Не каждый день. И, к сожалению, мы не можем посетить всех заключенных в Сирии, хотя хотели бы этого добиться, и это то, что мы предлагаем властям Сирии и вооруженным группировкам. Важно учесть, что мы посещаем заключенных согласно нашим процедурам. Нам важно беседовать с ними, узнавать их нужды без свидетелей.
Нам доверяют те, кто контролирует места заключений с обеих сторон конфликта, и мы взамен не придаем гласности информацию о том, что мы видим в тюрьмах.
Наша цель — улучшить ситуацию для заключенных.
— Прислушиваются ли власти и вооруженные группировки к вашим просьбам изменить что-то в тюрьмах?
— Как раз об этом я не могу говорить. Обычно мы выражаем беспокойство и даем рекомендации только в двустороннем и конфиденциальном диалоге с соответствующими представителями власти. И, как нам кажется, есть изменения, например то, что некоторые заключенные могут контактировать со своими семьями, это уже позитивно.
— Почему, с вашей точки зрения, на протяжении многих лет в Сирии не решается вопрос об обмене заключенными между Дамаском и оппозицией?
— Не могу сказать. Так как освобождение заключенных не наша миссия, это политическое решение. Если стороны конфликта в Сирии придут к такому решению и попросят МККК помочь им согласно международному законодательству, мы, конечно, поможем организовать процесс обмена. Мы сами очень заинтересованы сыграть эту позитивную роль.
— В каком районе Сирии наиболее тяжелая ситуация? Насколько мы слышим здесь, в России, хуже всего дела обстоят в лагерях аль-Холь, где много иностранных граждан, и Рукбан.
— Как я уже сказал, ухудшение экономической ситуации, в том числе из-за COVID-19, отражается на всех сирийцах. Они столкнулись с голодом и нищетой. Продовольственная корзина подорожала на 236% только за 12 месяцев. У людей нет денег, чтобы купить еду. Это наименее видимая часть конфликта, но она ударяет по населению. Жизнь стала тяжелее за последние годы. Вы упомянули аль-Холь. Это место, где ужасающие условия жизни, в первую очередь для детей и женщин. И МККК постоянно обращается ко всем государствам, чьи граждане находятся в аль-Холь, с просьбой забрать их на родину. Красный Крест Норвегии и Сирийский Арабский Красный Полумесяц стараются обеспечить там медицинскую помощь, но ситуация в целом ненормальная. Да, аль-Холь — это место, где нужны срочные действия, но нельзя забывать, что по всей стране люди нуждаются в помощи. И ситуация ухудшается с критической скоростью.
Многие сирийцы не могут позволить себе даже еду
Фото: Rodi Said/File Photo, Reuters
Многие сирийцы не могут позволить себе даже еду
Фото: Rodi Said/File Photo, Reuters
— А что в Рукбане? Были ли вы там сами?
— В последнее время я там не был и не могу дать актуальную информацию. Но это тоже место, где очень тяжелые условия жизни. И существование этого лагеря нельзя считать постоянным решением, нельзя оставлять людей жить там. Они должны иметь возможность вернуться в свои дома. И это единственное разумное решение.
— Говорят, что боевики не выпускают людей из Рукбана и Идлиба.
— Идлиб и Рукбан контролирует оппозиция. Я не могу ничего сказать про динамику отношений между оппозицией и людьми в Рукбане сейчас. Но мы видели во время конфликта в Сирии, как политизировались вопросы о гуманитарной помощи, о лагерях беженцев и перемещении населения. Все, что я слышу, не может меня, к сожалению, удивить. Единственное решение — достичь политического соглашения и положить конец конфликту, предложить людям лучшее будущее, включая приемлемые экономические условия.
Международные организации могут попасть не во все лагеря беженцев
Фото: Mahmoud Hassano/File Photo, Reuters
Международные организации могут попасть не во все лагеря беженцев
Фото: Mahmoud Hassano/File Photo, Reuters
— А в Идлибе вы были?
— Попасть в Идлиб было всегда сложно из-за ситуации в сфере безопасности. МККК не получил на это разрешение ни от одной стороны конфликта. И мы не можем оказать помощь, в которой нуждаются сотрудники и волонтеры Сирийского Арабского Красного Полумесяца, живущие в Идлибе. Обо всем, что происходит в Идлибе, мы получаем информацию от них и из СМИ.
— Как вам в принципе удается работать с обеими сторонами конфликта?
— Это принцип МККК со дня основания: всегда и везде работать со всеми сторонами конфликта. Мы ничего ни от кого не скрываем. Нам нужно, чтобы нас принимали все стороны конфликта и мы могли обеспечить безопасность нашей команды. Так что все десять лет в Сирии мы вели диалог и с противоборствующими сторонами, и с государствами, имеющими влияние на сирийский конфликт. Получение гуманитарного доступа было настоящим вызовом для нас. Не всегда мы могли добиться нужных разрешений от одной из сторон или же не могли пересечь линию фронта из-за непрекращающихся боев. Диалог был, но всегда хотелось добиться большего.
— Известно, что в Сирии погибли несколько сотрудников местных отделений Красного Полумесяца. Нашли ли вы тех, кто ответственен за их гибель? При каких обстоятельствах это произошло? И что вы делаете, чтобы снизить риск для своей команды?
— Да. Это большая трагедия. Некоторые погибли при исполнении своего долга, другие просто стали жертвами конфликта как рядовые граждане просто потому, что в Сирии гибнет гражданское население. И то и другое неприемлемо. Кроме того, гуманитарные работники защищены международным гуманитарным правом. Мы много работаем с Сирийским Арабским Красным Полумесяцем, чтобы лучше обеспечить безопасность сотрудников. Это и риск-менеджмент, и радиосвязь, и расширение контактов с силами, контролирующими те или иные районы. Но, к сожалению, бывали случаи, когда логика войны брала верх. Погибло много невинных и отважных добровольцев из сирийского Красного Полумесяца, были похищены коллеги из МККК. Все это демонстрирует, как тяжело проводить гуманитарные операции во время конфликта, и напоминает нам о трудностях, с которыми ежедневно сталкиваются сирийцы.