45 лет назад советское "коллективное руководство" решало неординарную задачу: как следует хоронить свергнутого первого секретаря ЦК и главу правительства СССР
Фото: Д. Дебабов / фотоархив журнала "Огонек"
Фото: Арихив РГАНИ
Фото: Арихив РГАНИ
Фото: Арихив РГАНИ
Никита Сергеевич Хрущев умер 11 сентября 1971 года.
До него умирали два высших руководителя партии и Советского правительства — Ленин и Сталин. Оба они были забальзамированы и помещены в Мавзолей на Красной площади. Хрущев потом вынул оттуда "отца народов" и перезахоронил Сталина отдельно — за Мавзолеем. Высшее кремлевское руководство столкнулось с неожиданной проблемой: где хоронить скончавшегося?
"Диктатору на пенсии" (по определению Роя Медведева) были положены государственные похороны с соблюдением ритуального протокола. Этот протокол включал: официальное объявление по радио, телевидению и в печати, некролог, образование комиссии по организации похорон, прощание (по прежним прецедентам — в Колонном зале), выбор погоста, выступления на траурной церемонии, взвод почетного караула, залпы, затем увековечение памяти, материальное обеспечение родных...
Соблюдение всех этих этапов печального ритуала — свидетельство политической культуры руководства страны. Международное значение подобных событий также трудно переоценить — лидеры других стран в таких случаях шлют траурные телеграммы. А что делать со смертью опального лидера? Проигнорировать? Но это означало бы усомниться в величии советской власти, которую Хрущев олицетворял 11 лет. Поскольку заготовок не было, ответственные товарищи решали проблему с чистого листа.
Решали новаторски. Начать с того, что причину смерти бывшего советского лидера скрыли не только от граждан, но и от высшей номенклатуры. Лишь сегодня, 45 лет спустя, впервые публикуется официальное заключение о смерти Н.С. Хрущева (см. иллюстрацию). Оно подписано консилиумом во главе с академиком Евгением Чазовым, который долгие годы возглавлял Кремлевку, то есть 4-е Главное управление при Минздраве СССР, и был личным врачом руководителей страны. В документе нет ни слова о "тяжелой и продолжительной болезни", которой якобы страдал покойный. Между тем ссылки на недомогание фигурировали в памятном 64-м, когда Хрущев "попросил" товарищей освободить его от руководства страной "в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья". Как явствует из записки Чазова, Хрущеву требовалась медицинская помощь, но значительно позже — в 1970 и 1971 годах, когда он заканчивал свои мемуары и его вызывали на "допросы". Получалось, что кончину пенсионера ускорили коллеги.
Записку Чазова Брежнев прочитал. И решил не отправлять ее товарищам — документ лег в архив.
Раскол в группе товарищей
Похоронные предложения поручили подготовить секретарю ЦК Петру Демичеву. Коллеги помнили: Хрущев сделал его своим помощником в памятные дни сталинских похорон, а в октябре 1961 года поручил ему выступить на съезде партии с предложением вынести тело Сталина из Мавзолея. Поручение читалось однозначно: теперь Петр Нилович должен доказать лояльность "ленинскому руководству" грамотно организованным прощанием со своим "благодетелем".
Вот предложения Демичева:
"В связи с кончиной Хрущева Н.С. вносим предложение поручить провести похороны партийному комитету при Секретариате ЦК КПСС и Управлению делами ЦК КПСС.
Похоронить Хрущева Н.С. на Новодевичьем кладбище в 12 часов дня 13 сентября (в понедельник).
Для прощания родных с покойным в тот же день в 10 часов утра установить гроб с телом Хрущева в траурном зале Центральной клинической больницы IV Главного управления Минздрава СССР.
Извещение о смерти опубликовать от имени партийного комитета при Секретариате ЦК КПСС в "Правде" и "Известиях" 13 сентября с.г. следующего содержания:
"Партийный комитет партийной организации при Секретариате ЦК КПСС с глубоким прискорбием извещает, что 11 сентября 1971 года после тяжелой продолжительной болезни скончался член КПСС с 1918 года, персональный пенсионер Никита Сергеевич Хрущев и выражает глубокое соболезнование семье покойного".
Расходы по похоронам принять на счет партийного бюджета.
11 сентября 1971 года".Расшифруем: прощание предлагалось организовывать в ритуальном зале при больнице; некролога не только с фотографией, но даже без оной не предполагалось. Непосвященные вообще не поняли бы, кого хоронят. Пособие семье в размере двухмесячной пенсии на организацию поминок не предусмотрено.
Дальше началась аппаратная работа с запиской Демичева. По законам жанра демократического централизма ее нужно было одобрить. Заместитель заведующего Общим отделом (канцелярии) ЦК Клавдий Боголюбов начинает обзванивать товарищей по политбюро. Андрей Кириленко, Арвид Пельше и Петр Шелест — безоговорочно "за". Но потом начинают происходить странные и необычные для плавного движения кремлевского документооборота события.
Председатель Комитета народного контроля Геннадий Воронов предлагает "извещение дать от имени ЦК и Совета министров" (а не от имени парткома при Секретариате ЦК КПСС). Председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин идет дальше — зачеркивает Новодевичье кладбище и пишет взамен: "в Кремлевской стене без установленного ритуала". То есть без комиссии по организации похорон, без развернутого некролога с фотографией и подписями членов политбюро, без выступлений на трибуне Мавзолея. Но — в Кремлевской стене. Кроме того, Косыгин предложил добавить в извещении о кончине "бывший первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета Министров СССР".
К "особым мнениям" присоединяется и председатель президиума Верховного Совета СССР Николай Подгорный. Он фиксирует на бумаге: "Считаю целесообразным похоронить в Кремлевской стене без установленного ритуала с добавкой в извещении и гроб с телом может быть выставлен в клубе ЦК 10/IX-71". То есть не в режимном морге при закрытой больнице, а в святая святых — на Старой площади. Значит, транспортное движение нужно будет перекрывать и кортеж с мигалками предоставлять.
Что же получалось? А получалось, что в триумвирате созданного после свержения Хрущева коллективного руководства (Брежнев, Косыгин, Подгорный) именно по вопросу о Хрущеве никакого единства не было. Тишь да гладь единодушных мнений и кулуарных единогласных решений рушилась на глазах. Оказывалось, что по основополагающему вопросу советской политической культуры — о том, как и где хоронить свергнутого лидера, в Кремле намечался раскол.
Эту, по сути дела, сформировавшуюся "оппозиционную группу" поддерживает и первый заместитель премьера Дмитрий Полянский. Свое предложение он излагает в виде формального проекта для голосования:
"1. Было бы целесообразно сделать кремацию и урну с прахом Н.С. Хрущева захоронить в Кремлевской стене.
2. В сообщении о смерти надо указать, что он был первым секретарем ЦК КПСС и председателем Совета Министров СССР".
Бунт принимает форму законотворчества.
Ведь как происходило в цековской практике? Если один товарищ предлагал добавить запятую, это скрупулезно фиксировали. Если другой товарищ советовал убрать восклицательный знак, то прислушивались и к этому мнению. Третий считал нужным переписать лозунг-призыв к 1 Мая и вместо "братский народ Болгарии" сказать "народ братской Болгарии", товарищи и с этим соглашались. А теперь чуть ли не половина политбюро устроила демарш по основному вопросу византийской природы власти, который даже обсуждению не подлежал: свергнутый властитель вычеркивается из истории. Навсегда. Это — закон. Точка.
С усопшим Хрущевым, однако, точка никак не выходила: товарищи Брежнев, Кириленко, Пельше и Шелест сочли возможным проголосовать по телефону, а их верные соратники, зная об этом, не согласились. И зафиксировали это на бумаге, внесли формальное контрпредложение.
Что можно было предпринять в подобной ситуации? Богатый аппаратный опыт подсказывал ответ: голосования не допускать, немедленно объявлять первую бумагу недействительной и начинать по новой. Нет бумаги — нет проблемы.
Так и поступили. Товарища Демичева от составления новой дорожной карты похорон отстраняют (через три года он будет отправлен руководить культурой в должности министра). Ждут один день. А 12 сентября появляется новая бумага — фактический меморандум секретарей ЦК и московского городского партийного главы Виктора Гришина. Решено: текст извещения дать от имени ЦК и Совмина, указать высшие партийно-правительственные должности усопшего персонального пенсионера, но — никакой Стены.
В личном деле Хрущева сохранился экземпляр Михаила Суслова со следами его вдумчивой работы. Именно он решает эту головоломку. Для солидности привлекает к голосованию кандидатов в члены политбюро и секретарей ЦК. Суслов в итоге и загасил фронду.
Николай Подгорный признает свое поражение:
"Я согласен со второй частью, что извещение будет опубликовано от ЦК и Совмина. По первой части — относительно места захоронения — я давал вчера замечания. Но раз все проголосовали за, то, как говорят, один в поле не воин".
Сказалась ли эта история потом на политической биографии "диссидентов" из политбюро? Судите сами: Воронов будет смещен через два года, Полянский через пять отправлен послом в Японию, Подгорного годом позже уберут с поста председателя Президиума Верховного Совета СССР. А отправленному на пенсию Алексею Николаевичу Косыгину фронду помянут на его же похоронах — ему откажут в прощании в Колонном зале Дома союзов...
Неудобный покойник
На этом, впрочем, "неудобства", связанные с кончиной Никиты Сергеевича, для номенклатурной верхушки не закончились — в Кремль потекли соболезнования. Разумеется, из-за рубежа. И не по партийной линии. У коммунистов всех стран с дисциплиной и инстинктом политической целесообразности всегда было все в порядке. К тому же до сведения "руководства друзей" по дипломатическим каналам в доверительном порядке было доведено, что скорбеть по Хрущеву не нужно. Но Хрущев ведь был премьером, и для глав иностранных правительств это было существенным. В обращениях в Кремль его именовали "Его Превосходительством".
Клерки в Общем отделе согласно инструкции предложили разослать иностранные телеграммы вкруговую для ознакомления членов политбюро и министра Громыко. Но опять вмешивается Суслов и дает указание "не рассылать". С учетом известного раскола в высшем руководстве по хрущевскому вопросу телеграммы иностранных лидеров могли дать дополнительные аргументы в пользу цивилизованного отношения к лидеру сверхдержавы, который во всем мире ассоциировался с десталинизацией и полетом первого человека в космос.
Прощание предлагалось организовывать в ритуальном зале при больнице; некролога не только с фотографией, но даже без оной не предполагалось. Непосвященные вообще не поняли бы, кого хоронят
Через полтора месяца после кончины Никиты Сергеевича Совет министров делает очередной формальный шаг в реализации похоронного ритуала: постановлением N 773 от 22 октября 1971 года предписано "установить Кухарчук Нине Петровне персональную пенсию в размере 200 рублей в месяц пожизненно".
Молодым выдвиженцам эта фамилия была незнакома. Бюрократы старшего поколения помнили, что Кухарчук — это Нина Петровна Хрущева. Ее прикрепляют к Первой поликлинике Четвертого главного управления при Минздраве СССР. То есть к Кремлевской больнице. "Предоставить ей право пользования столовой лечебного питания". Это — распределитель дефицитных продуктов. Еще решено дать "небольшую дачу и право пользования легковой автомашиной по вызову (в пределах определенного количества часов)". Важным был и пункт четвертый постановления: "4. Разрешить Управлению делами Совета министров СССР израсходовать до 2 тысяч рублей на сооружение надгробия на могиле Хрущева Н.С.".
И тут случился новый сюрприз: семья решила, что Никита Сергеевич достоин не типовой мраморной плиты ценою в 2 тысячи рублей, а настоящего памятника. И скульптора нашла сама — так в саге об увековечении появляется Эрнст Неизвестный.
Поскольку Хозяйственное управление Совмина курирует "диссидент" Косыгин, его ведомство идет семье Хрущева навстречу: художественный фонд СССР утверждает проект памятника, затем вопрос передается в управление бытового и коммунального обслуживания Мосгорисполкома, 2 тысячи рублей превращаются в пять. Впрочем, все это не отменяло высший контроль (в политбюро рассматривали чертежи и вносили поправки) и неусыпное око инстанций, прежде всего искусствоведов с Лубянки.
СПРАВКА
По имеющимся в КГБ оперативным данным, несколько месяцев назад к скульптору Эрнсту НЕИЗВЕСТНОМУ обратился С.Н. ХРУЩЕВ с просьбой от имени семьи о создании памятника Н.С. ХРУЩЕВУ... Э. НЕИЗВЕСТНЫЙ предполагает сделать на памятнике надпись: "ХРУЩЕВ" без инициалов. Такого рода надпись как бы превращает надгробие из памятника конкретному лицу в памятник, символизирующий определенную эпоху, и перекликается с имеющейся надписью на Мавзолее".
Ознакомившись с донесением КГБ, заведующий Общим отделом ЦК Константин Черненко пишет своему начальнику:
"Леонид Ильич! Может быть, следует поручить т. Павлову Г.С. посмотреть поближе, что за проект памятника готовится, тем более, что в свое время поручалось Управлению делами принять участие в решении этих вопросов" (Павлов — управделами ЦК. В дни ГКЧП он выбросится из окна своей квартиры.— "О").
Справка выносится на обсуждение политбюро и становится основой для решения, которое было оформлено как сверхсекретное,— принято без занесения в протокол. Оформленная таким же образом судьбоносная директива о вводе войск в Афганистан принималась так же и была обозначена "К положению в А.". Так же без занесения в протокол возник "Памятник Х.": "Поручить проявить интерес к подготовке памятника Х.".
Интерес к "подготовке памятника Х." был проявлен действительно нешуточный. В "соответствии с обменом мнениями, состоявшимся на заседании политбюро ЦК КПСС", надпись "Хрущев" была отвергнута — чтоб никаких ассоциаций с Лениным. Инстанция постановила писать на камне: "Никита Сергеевич Хрущев", а еще даты рождения и смерти.
Открытие памятника задержится на полтора года после утвержденного политбюро срока и также пройдет под чутким руководством и контролем органов. По поручению Суслова краткий отчет Юрия Андропова о мероприятии будет разослан в качестве обязательного материала для чтения высшему руководству. В том числе из-за высказываний Евгения Евтушенко:
"Через некоторое время направилась к выходу и остальная группа вместе с Е. Евтушенко, который, обращаясь к иностранцам на английском языке, сказал примерно следующее: "Самое существенное и главное в памятнике это две плиты, черная и белая, которые олицетворяют борьбу "светлых" и "темных" сил в человеке. Борьбу "добра и зла" в каждом из нас, и особенно в Н.С. Хрущеве, так как он был выше всех нас и поэтому особенно видимым для остальных. Памятник этот создал русский скульптор Э. Неизвестный, которого Н.С. Хрущев неоднократно критиковал за "абстракционизм". И вот теперь после смерти наступило искупление, примирение между ними..."". К донесению прикреплено немало черно-белых фотографий, зафиксированных оперативной техникой.
Вскоре в Кремле осознают свою ошибку, отказавшись хоронить Хрущева в особом порядке в Кремлевской стене: Новодевичье кладбище стало местом массового паломничества — люди приходили посмотреть на ставший знаменитым памятник, многие несли цветы. В итоге власти (формально решением МГК и Моссовета) закрыли сюда доступ для "посторонних лиц" на много лет вперед...