Доктрина Бендукидзе

Насколько Кахе Бендукидзе не повезло умереть так рано, настолько ему повезло, что Владимир Федорин записал разговоры с ним и оформил их в эту блестящую книгу. По свойству натуры Каха был не слишком письменный человек, а человек искрящего разговорного жанра. Но речь, конечно, не только об обаянии острого и широкого ума, сохраненном для нас в этой книге, а о чем-то большем. Составившие книгу разговоры дают наиболее полное и адекватное представление о том, что можно назвать реформаторской доктриной Бендукидзе.

Дело в том, что Каха Бендукидзе стал фактически первым человеком, который и практически решал, и систематически обдумывал проблему реформирования постсоветского социального уклада. Того уклада, который — хотя и в весьма различающихся вариантах — сложился к концу 1990-х — началу 2000-х годов в значительной части республик бывшего СССР. Того уклада, про который другой блестящий интеллектуал, польский публицист Адам Михник пошутил: "Самое худшее в коммунизме — это то, что он после себя оставляет". Того уклада, кризис которого, кажется, становится главным сюжетом и главной интригой 2010-х годов.

Реформаторы 1990-х — Бальцерович в Польше, Лаар в Эстонии или Гайдар в России — обдумывали переход от социализма к капитализму, из тьмы в свет. Каха Бендукидзе в это время осваивал капитализм практически — в качестве российского бизнесмена, доросшего к началу 2000-х до статуса олигарха "второй руки". Не вписавшись в дальнейшее развитие событий крепнущего путинизма, он отправляется в 2004 году в Грузию, вооруженный сугубо практическим знанием природы и законов той густо-серой зоны, в которой и Россия, и Грузия на своем пути к свету к этому моменту плотно застряли.

Что такое постсоветский уклад? Основные черты его были определены сочетанием вынужденной обвальной приватизации и слабостью постсоветских государственных институтов, которые в результате стремительно захватывались и приватизировались теми или иными группами. Ну и, может быть, еще какой-то особой моральной дезориентированностью постсоветских обществ и транзитных элит. В результате формировался порядок не то чтобы новый во всемирно-историческом масштабе, но особенно уродливый в своей новосозданной беззастенчивости — уклад, в основе которого лежит сочетание государственного патернализма, узаконенного насилия и несвободного рынка.

Мы привычно описываем основное свойство этого порядка неточным словом "коррупция". Но коррупция — это когда кто-то за деньги обходит установленный порядок. Здесь же речь идет о коррупции, которая сама становится основой заведенного порядка. Каха Бендукидзе описывает этот причудливый порядок через метафору ковра: "Представьте, что у вас есть ковер United Kingdom... Если вы переворачиваете этот ковер, с изнанки вы видите блеклую картину, но такую же. <...> Вот парламент, вот полиция, вот министры <…> А в России — и не только в России, конечно, в Украине то же самое, в Грузии <…> — если вы ковер переворачиваете, то видите совершенно другую картину. <...> Вы думали, у вас там полиция, тут бандиты, но перевернули — а там какая-то единая сеть, которая захватывает еще и парламент и правительство".

Экономический рост 2000-х придал этому порядку внешнее благообразие и устойчивость. Но суть его осталась той же — это несправедливый рынок. То есть рынок, где цены устанавливаются свободно, а распределение прибыли происходит принудительно. Это все тот же порядок ограниченного доступа. Реформирование этого порядка, а точнее, выползание из этого исторического болота — особая, в том числе особая интеллектуальная задача, весьма отличающаяся от тех задач, которые виделись реформаторам первой волны. И именно Каха попытался поставить эту задачу и практически, и методологически.

Какой смысл спорить, сколько нужно тратить на помощь малоимущим — 10% или 17% бюджета, если 25% его банально разворовываются

Биографическая уникальность Кахи-реформатора состояла в том, что он принялся за грузинские реформы, пройдя в России дорогу эрозии рыночной идеи, так сказать, своими ногами и сохранив при этом в себе удивительное сочетание беспощадного интеллектуального радикализма и сугубо практической хватки, какого-то отважного реализма.

Читая диалоги Кахи с Владимиром Федориным, мы можем выудить из них "доктрину Бендукидзе" — своего рода резюме его пониманий и открытий относительно путей реформирования постсоветского порядка. Не претендуя на то, чтобы изложить здесь эту доктрину полно, попробуем сформулировать несколько ее краеугольных элементов — тезисов, столь же практических, сколь и концептуальных.

Постулат первый. Политической силой, способной вытащить общество из этого болота, является реальная общественная право-левая коалиция. Союз честных правых и честных левых против нечестных. Действительно, какой смысл спорить, сколько нужно тратить на помощь малоимущим — 10% или 17% бюджета, если 25% его банально разворовываются. Наличие и поддержание политической коалиции очень важно.

Второе: основная цель реформ — это вытеснение коррупции. Поэтому ее ключевой элемент — возвращение и укрепление нормального правопорядка, соответствующего обыденному представлению о справедливости. В практическом плане это означает первоочередную задачу реформирования полиции. Без этого попытки улучшения институциональной и рыночной среды имеют мало смысла. Рынок — это свобода продавца продавать, а покупателя покупать или не покупать товар. Но эта свобода мало стоит, если по торговым рядам ходят парни с битами, и нет никакой силы, которая может им помешать пустить ее в ход.

Правопорядок не просто должен быть, он должен быть реальным. Каха любил повторять в последние годы, что для проведения реформ нужны три человека: один — разговаривает со всеми: избирателями, политическими силами, партнерами по коалиции,— объясняет цели и намерения; второй — придумывает реформы и пишет законы, третий — сажает. Потому что, как говорил другой политический деятель: жаба сама себя с вентиля не снимет.

Третье: политическая свобода есть продолжение экономической свободы, а тот костер, на котором варится адская смесь коррупции и государственного патернализма — это государственное регулирование. Чтобы прикрыть свою несостоятельность, страны со слабыми институтами вводят все новые и новые регулирующие нормы. Каждый раз эти нормы преподносятся как единственное средство защитить кого-нибудь, и каждый раз оказываются способом кого-то обворовать. И конца этому нет и не будет.

Тезис о том, что политическая свобода есть продолжение свободы экономической, мне чрезвычайно близок и кажется чрезвычайно важным. Расскажите мне, что происходит у вас на рынке, как реально рынок функционирует, и я расскажу вам, что происходит у вас в парламенте и кто там сидит. Это, однако, вовсе не значит, что требование демократизации и возвращения к реальной выборности власти как ключевого элемента реформ неправильное. Возвращение к реальной выборности необходимо, чтобы обеспечить минимальную подконтрольность власти, ее сменяемость, чтобы вернуть обществу влияние и политическую субъектность. Без этого трудный путь выползания из постсоветского болота и начать будет невозможно.

Владимир Федорин. Дорога к свободе. Беседы с Кахой Бендукидзе. М.: Новое издательство, 2015

Кирилл Рогов