Их первая осенняя ссора
Десятого октября Вика вернулась с работы и застала дома только кота, мужа не было. "Где он? — спросила она у Бантика, уже догадываясь что произошло.— Опять собрал свои вещички и уехал к родителям?" Распахнула дверцы шкафа — так и есть. Она немного постояла, разглядывая пустые полки, приспосабливаясь к новым обстоятельствам. Ну паршивец.
Несколько раз в квартал после очередного крупного скандала Сережа объявлял: "С меня хватит!" и съезжал. Вчера вечером у них как раз была первая осенняя ссора — ничего необычного, но телефоном она в мужа кинула. Потом легла спать, а он еще долго смотрел в гостиной телевизор, ходил на кухню, вонял корвалолом, звонил кому-то. "Дозвонился, видать,— объяснила она коту.— Приехал его папочка и увез с чемоданами. Они теперь всей семьей будут промывать ему мозги: "Ах, Сережа, зачем тебе нужна такая истеричка! Ах, сыночек, разорви уже, наконец, эти мучительные отношения, побереги здоровье". А он будет им обещать: "На этот раз все! Кончено!" Месяца полтора эта канитель будет длиться, Бантик. Сам знаешь".
Она долго сидела на кухне, пила чай, просматривала странички друзей в соцсетях — Сережа уже успел выставить себе статус "Свободен", изучала комментарии, ставила лайки — экран у телефона хоть и был весь в трещинах, но вроде ничего, работал. "Ладно,— наконец сказала.— Позвоню и я своим. У меня тоже есть родители, пусть и меня кто-нибудь пожалеет".
"Ты хоть что-нибудь ешь? — первым делом спросила мама.— Я видела твои фотки в "Инстаграме" — кожа и кости!" Вика обрадовалась: "Правда?" — она недавно научилась крепить телефон на специальный штатив и держать его в вытянутой руке, так, издалека, физиономия казалась в кадре более тонкой. "Мам, слышишь, этот опять ушел... Хамил вчера. А мне что, стоять и молчать? Это ты терпишь, если тебя папа безмозглой называет. А я не собираюсь. Я отвечаю... Господи, ну почему в наше время нельзя построить крепкую, хорошую семью, где никто друг друга не обижает? Я хочу, чтобы и у меня когда-нибудь была бы золотая свадьба, как у бабушки и дедушки".
"Что ты о них помнишь,— ласково и как-то даже утвердительно сказала мама.— Он ведь ее кочергой бил... Ничего я не вру. Они жили ужасно. Дед, пока совсем не ослабел, чуть не каждую субботу гонял бабушку по деревне. Это ты его уже застала больным и притихшим, а до этого!.. Да я нарадоваться на его сына не могла — при таком-то отце вырос интеллигентным, не озлобленным, хорошим семьянином. Иногда, не спорю, он ворчит, обидные слова говорит, но это можно стерпеть. Это, Вика, не кочерга".
Мама еще говорила — что в браке приходится многое прощать, особенно женщине, что все прекрасно бывает только в раю, что тем, кто радостно отмечает золотую свадьбу, государство вообще должно медали выдавать. "Позвоню сейчас ему",— решила Вика. Обычно она выжидала дня три, давала Сереже время пройти путь от решимости "Только развод!" до неуверенности: "А что, если она уже меня забыла?"
Но он позвонил сам: "Бантика я тоже заберу". "Ты знаешь, что мой дед бил бабушку?" — спросила Вика и заплакала. Муж молчал. "Я 30 лет прожила и верила, что знаю одну идеальную семью. Но и она — не идеальная. Все обман в этом мире, Сережа, все". "Я заберу его",— снова пообещал муж и положил трубку. Вика прикрепила телефон на штатив, взяла Бантика на руки и сделала несколько снимков. Слезы красиво блестели в ее глазах, как бриллианты. "Хрен тебе" — подписала она самое удачное фото и нажала в "Инстаграм" кнопку "Поделиться".