Та осень в Нью-Йорке

Вероника Куцылло о том, что она увидела в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года

10 лет назад я писала колонку в журнал «Власть» про 11 сентября 2001 года. Сегодня перечитала и поняла, что там нет главного.

Таксист, согласившийся 11 сентября везти нас в южный Манхеттен, внезапно затормозил у голосующей пожилой американки. Она не плакала, только лицо у нее было затвердевшее. «У меня там сын работает, в южной башне», — сказала она. Таксист повернулся к нам: «Вы не будете против, если я ее тоже повезу? У нее там сын работает, в южной башне». Он посадил ее на переднее сиденье, чего нью-йоркские таксисты обычно не делают, и мы ехали все вместе и молчали. А что можно сказать, если никакой южной башни уже нет?

По пути к ВТЦ люди окружали редких полицейских (основная масса была там, у рухнувших башен). И полицейские, вслушиваясь в свои рации, пересказывали людям все, что сами могли узнать. А навстречу из-за ограждения шли совершенно серые люди, покрытые мелкой бетонной пылью и нельзя было понять – кто это: белый, негр или китаец. И выезжали серые машины, еще недавно бывшие красными или белыми, черными или желтыми. И казалось, что все мы теперь покрыты этой пылью навсегда, и хотелось отряхнуться, выплюнуть ее из легких, выбить из головы, но не получалось.

На четвертый день после 11 сентября мы решили поужинать в ближайшем ресторанчике. Мы заходили туда всю неделю до 11-го, а вот сразу после – не получалось: покупали продукты в супермаркете за углом и готовили дома. А на четвертый день пошли.

Знакомого грека, который обслуживал наш столик до 11-го, не было. Я забеспокоилась: а вдруг он проходил рядом с ВТЦ? А вдруг у него там из семьи кто-нибудь работал?

Заказ принял хмурый итальянец. После 11-го все были хмурые, Нью-Йорк на какое-то время перестал улыбаться. И вдруг от кухни, сияя улыбкой, – наш грек. Оказывается, его перекинули на другие столики, но официант-итальянец, передавая наш заказ, сказал: «Там твои пришли». И он побежал к своим. Своим — потому что Европа, потому что русские, а значит — православные (и не важно, верит ли кто-то из нас в Бога). Он бежал, сияя, и еще издалека говорил, как он рад видеть нас живыми и здоровыми. Оказывается, он тоже все эти дни переживал: а вдруг мы там мимо проходили и поэтому больше не приходим ужинать в ресторан…

11 сентября поразило меня вот этой общностью. Когда перед лицом трагедии совершенно не важно – кто ты: американец, грек, русский, живешь здесь или приехал погостить. Утром 11-го, когда мы смотрели на горящих «Близнецов» с крыши 52-этажного небоскреба на 60-й улице Манхеттена, и первая из башен стала падать, «Оh, my God!» американцев и «О, Господи!» моей мамы звучали совершенно одинаково.

12-го я пошла сдавать кровь в госпиталь недалеко от нашего дома. Мы так же вперемешку стояли в очереди. Девушка-волонтер записывала всех: фамилия, адрес, телефон. Записала и меня, спросила, из какой страны, сказала большое спасибо, крови сейчас много, если закончится, обязательно вам позвоним. И еще раз спасибо. Не позвонили, но мне до сих пор важно, что где-то там была запись на сдачу крови пострадавшим при теракте: «Veronika Kutsyllo, Russia». И я верю: если бы моя четвертая, резус положительный, понадобилась, они бы позвонили. Но она не понадобилась. Я помню, как в те дни врачи в наспех разбитом в скверике в районе 40-х улиц полевом госпитале с надеждой вглядывались а сторону даунтауна. Они ждали раненых, они надеялись, что кого-то откопают. Но раненых не было.

Когда спустя несколько дней открыли манхеттенские мосты, мы решили уехать из города – хоть на немного. Мы переехали Гудзон и вскоре, уже за городом, увидели на поперечном мосту одного человека, который размахивал американским флагом. Он стоял лицом к машинам, ехавшим со стороны Манхеттена, и машины гудели ему в ответ. И для меня в этом одном американце было в сотню раз больше патриотизма, чем сейчас в тысячах «нашистов» на проспекте Сахарова.

Мы улетали 17-го (вместо 14-го по билету). Если не ошибаюсь, это был первый день, когда американцы открыли воздушное пространство. JFK был забит пассажирами. В сторону регистрации клубилась огромная очередь. Мы приготовились стоять в ней несколько часов. Но в какой-то момент через толпу стали пробираться сотрудники аэропорта с мегафонами. Они говорили: «Граждане Соединенных Штатов! Мы просим вас пропустить вперед граждан других государств. Многие из них не рассчитывали задержаться так надолго в США, у многих кончаются деньги. Им надо домой. А вы – дома». И очередь, взвихрившись чемоданами и сумками, стала распадаться. Американец, стоявший впереди нас, обернулся, протискиваясь в толпе, и сказал: «Счастливого пути! Берегите себя!»

Я не обманывалась насчет двух истребителей, сопровождавший взлет нашего «Боинга». Мама сказала: «Смотри, нас охраняют». Я ответила: «Нет, мам, это от нас охраняют». Со стороны южного Манхеттена все еще поднимался дым. А я думала о том, что истребители-истребителями, а главное – это люди. И что теперь для меня Америка навсегда останется родной, потому что нельзя вместе с ними пережить такое и не понять, что американцы – такие же, как мы. Может, даже немного лучше. Сказала бы я «Счастливо пути!» иностранцу, из-за которого меня попросили выйти из очереди? Не уверена.

Вероника Куцылло

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...