Зеркало сцены:
мастерская П.Фоменко

В театре «зеркалом» называется то, что мы видим, заняв свои места в зале, — портал, который открывает взгляду зрителя происходящее на сцене. Совместный спецпроект ИД «Ъ» и банка ВТБ (ПАО), — портреты нескольких российских театров с их планами на будущее, триумфами прошлого и главными событиями настоящего.

Бессистемная система Петра Фоменко

Никогда не давал интервью. Не оставил после себя режиссерских книг, в которых бы умно и доходчиво объяснил суть театра или, на худой конец, смысл жизни. Пугался даже намека на менторство и вечно тушевался в тени актеров, которые и становились истинным автором его спектаклей. Кто поставил «Одну абсолютно счастливую деревню», «Войну и мир», «Семейное счастие»? Фоменко? Да нет же, «фоменки». Маленькая буква важнее большой. Множественное число рулит.

История его жизни делится на «до» и «после». Жил-был талантливый постановщик, выпустивший множество симпатичных спектаклей в Москве и Ленинграде. Уже ближе к пенсии, в 56 лет, он набрал актерско-режиссерский курс в ГИТИСе, и этот момент стал поворотным не только в его персональной судьбе, но и в нашей новейшей театральной истории. За давностью лет уже не вспомнить, кто первым вымолвил слово «фоменки», но едва оно прозвучало, Фоменко из просто талантливого режиссера сделался режиссером великим. Фокус-покус. Слово «великий» давно уже скомпрометировало себя, но давайте позволим себе его применительно к Фоменко: он «укрупнил» такое количество людей вокруг себя, что, видать, и вправду был величиной.

Критикам приходилось туго, когда они пытались сформулировать, «про что» спектакли Петра Фоменко — приходилось лепетать что-нибудь изысканно-невнятное. Но тут была неверна сама постановка вопроса. Это спектакли не про что. Они — «про кого». Истинным героем его театрального романа стало бестолковое актерское племя, и нежной любовью к этим людям он умел заразить зрителя. Кажется, Фома (так по-свойски, как первого среди равных, его звали за глаза в театре) искренне считал, что актеры — лучшие люди на земле. Сидя на лучших его спектаклях, этому было невозможно не поверить. Какой бы ни была действительность, театр бережет и спасает. «Ад — это другие»,— казалось зрителю, вступившему в веселый заговор с людьми на сцене. Пусть за пределами очерченного театром круга врут и ненавидят друг друга, а здесь, промеж нас, любовь и райская гармония. Просто счастье.

Актеры выплясывали радостный канкан в «Без вины виноватых» Островского, встречались на полпути из Вологды в Керчь в «Лесе», соревновались в шутовстве, на ходу сочиняя капустник на музыку Юлия Кима по мотивам шекспировских «Сказок Арденнского леса». При этом было совершенно неважно, фигурируют ли в той или иной пьесе люди лицедейского роду-племени. Актеры — главные действующие лица всех его спектаклей: они выходили на сцену, листали книжку, которую собирались пересказать нам в этом вечер (Толстого, например, или Бориса Вахтина), и, заговорщицки подмигнув залу, переносили нас в иную реальность.

Похоже, фоменками становились все, с кем он сталкивался, будь то вахтанговцы или его собственные ученики. Да и мы, зрители, чем мы хуже? Все мы, хоть раз попавшие в его театр, немножко фоменки.