"Вожделение"

Те, кто не жалует Энга Ли, говорят, что он самый переоцененный режиссер современного кино. Никому не удалось собрать столь же эффектную коллекцию наград: два "Золотых льва" в Венеции, два "Золотых медведя" в Берлине плюс вдобавок несколько "Оскаров" — для полного счастья не хватает только каннской "Золотой пальмовой ветви". И она скорее всего не за горами. Впрочем, просвещенное большинство считает этот успех совершенно заслуженным, а опыт Энга Ли — уникальным, свидетельствующим, что кино сегодня становится по-настоящему мультикультурным.

Новый фильм Ли "Вожделение" ("Золотой лев" в Венеции) — это совсем другая история, хотя не менее скандальная. На сей раз режиссер обращается к судьбам своей многострадальной родины, к перипетиям политической борьбы в Китае в эпоху второй мировой войны и японской оккупации. При этом жанровый ракурс выбран так провокативно, как это умеет делать только Энг Ли. На фоне героической драмы Сопротивления разыгрывается эротический триллер о страсти между высокопоставленным коллаборационистом и юной подпольщицей, получившей задание соблазнить его и убить. Получилась помесь "Ночного портье" Лилианы Кавани с "Молодой гвардией". Подпольщики-идеалисты изображены как наивные идеалисты и подсознательные мазохисты, а жертвы испытывают странное влечение к своим палачам.

"Вожделение" — экранизация рассказа "китайской Джейн Остин", писательницы Айлин Чан. Режиссер пропустил ее прозу сквозь фильтр личных, семейных воспоминаний о поколении своих родителей и старом Шанхае, откуда он родом. Он также усилил эротический элемент рассказа его и вплел в жанровую структуру фильма, которая строится на стыке нуара и мелодрамы, что делает его, по словам самого автора, "азиатской "Касабланкой"". Причем секс показан с точки зрения женщины — в то время как в китайской традиции женская сексуальность никогда не описывалась и не изображалась.

"Старикам тут не место"

Действие фильма, поставленного по роману лауреата Пулитцеровской премии Кормана Маккарти, происходит в конце 1970-х годов, когда в Америке, охваченной постиндустриализацией и "вьетнамским синдромом", поменялся характер преступности — на смену прежним злодеям, жившим по понятиям, пришли беспредельщики. Если с первыми можно было бороться, то справиться со вторыми не в силах даже воплощающий общественное благо и гражданский долг шериф (Томми Ли Джонс). Закон, всегда побеждающий и в этом жанре, и вообще в американской ментальности, в американском мифе, здесь проигрывает. И зло уходит ненаказанным, как это случается в самых жестоких фильмах Сэма Пекинпа.

Образ отморозка-терминатора без страха и упрека блестяще удался испанскому актеру Хавьеру Бардему. Его герой — психопат Антон Хигурх — не признает никаких моральных барьеров и с неподражаемой миной изображает из себя философа, решая, жить его очередной жертве или нет, с помощью брошенной монеты. Сила этого образа такова, что критики тут же принялись сравнивать его с другим совершенным воплощением зла — героем Денниса Хоппера в "Синем бархате" Дэвида Линча. Но при всей метафизичности зло в мире Коэнов происходит не от сатаны, а от человеческой природы.

Мрачно-ироничный взгляд на вещи всегда был присущ братьям Коэн, и он становится еще мрачнее по мере того, как из "акселератов, которых насильно держат в школе" (по характеристике журнала Time) они сами превращаются в "стариков".

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...