премьера театр
Режиссер Евгений Каменькович возобновил в Театре-студии Олега Табакова свой спектакль по гремевшей в конце 1960-х повести Василия Аксенова. Вместе с "табакерцами" нового призыва аксеновский текст попробовала на вкус АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА
Режиссер Евгений Каменькович из тех, кто владеет секретами перевода прозы на язык театра. "Какой вкусный текст, какие хорошие буквы!" — говорил он год назад по поводу романа Михаила Шишкина "Венерин волос". Роман, напомним, превратился в спектакль "Самое важное" — одну из лучших премьер прошлого сезона. Однако возобновлять свой спектакль по повести Василия Аксенова, поставленный в "Табакерке" еще в 1989 году, Евгению Каменьковичу, по его словам, никогда не пришло бы в голову. Инициатором возобновления стал Олег Табаков, пустивший в ход главный аргумент: "Я хочу, чтобы новое поколение 'Табакерки' прочитало этот текст!" И тут, надо полагать, в господине Каменьковиче взыграл азарт: влюбить нынешних, возможно, никогда не читавших писателя Аксенова актеров в текст "Бочкотары".
Влюбить актеров в текст оказалось не так уж сложно, но что делать со зрителями? В конце 1980-х единение актеров и зала на "Бочкотаре" возникало легко и естественно. Само время, конец перестройки, рифмовалось с концом оттепели, когда журнал "Юность" опубликовал повесть молодого писателя. "Юность", #3 за 1968 год: через несколько месяцев в Прагу въедут советские танки, но общество еще на подъеме. Подвал "Табакерки" 1989 года: и актеры, и публика еще живут надеждами на перестройку, до путчистских танков на улицах Москвы еще два года.
Как ни крути, нынешнее время с наивным энтузиазмом и неистощимым оптимизмом героев "Бочкотары" не рифмуется. Поэтому, не без труда погружаясь в слоистую ткань спектакля, где явь перемежается снами каждого из шести героев, поначалу холодно подмечаешь особенности аксеновской прозы. Ее невероятную плотность и избыточность, фантастические виражи и загибы, смесь пародии на прозу советских писателей-деревенщиков с элементами постмодернизма, подтрунивание над советским энтузиазмом и сам этот энтузиазм, тогда не чуждый автору.
"Последний раз горячим взором окинул он избу, личную, трудовую, построенную покойной бабкой, а теперь занятую нахальным потомством..."; "Никаких следов вчерашней беседы с механизаторами на его лице не было, ибо Глеб был десантником и хорошо умел защищать свое красивое лицо..." — все это актеры произносят вполне осмысленно и остроумно. Но как сами они без конца спотыкаются о раскиданные по сцене доски (метафора разбитой проселочной дороги, придуманная художником Александром Боровским), так, сидя в зале, без конца "спотыкаешься", пытаясь понять, зачем это играется сегодня. Молодые актеры старательно стилизуют людей 1960-х, внешне у них все вроде бы и получается, но какой-то личной связи между ними и тем временем нет. Так кажется в первом акте.
Однако с началом второго что-то неуловимо меняется. Грузовик с бочкотарой и шестеркой советских героев все так же колесит по городам и весям (грузовик — мешки с опилками, на которых подпрыгивают актеры, изображая езду, а шофер вместо руля крутит колесо от велосипеда). Пороки (то есть враги-империалисты) все так же чинят им препятствия, суетятся Романтика, Характеристика и Хунта, получившие человеческое обличье, но в ритме и манере спектакля что-то меняется. Актеры уже не вчитываются, а прямо-таки вгрызаются в текст, обливаясь соком и причмокивая от удовольствия. И вот уже веришь, что актер Аркадий Киселев, белобрысый, в засаленной рубашке на тощем теле, и есть тот самый вечно пьяный шофер Володя Телескопов, клявшийся буфетчице Симе довезти ее бочкотару до города Коряжска, но крепко заплутавший среди родных берез. А актер Евгений Миллер — бывший сельчанин, а теперь столичный интеллигент Вадим Дрожжинин, главный в СССР специалист по далекой Халигалии, где правит злодейская Хунта, где девушки танцуют голыми и прямо в таком виде являются Дрожжинину в снах...
В общем, ближе к концу действия на премьере случилось что-то, от чего спектакль не пошел, а полетел. Зал, в котором, между прочим, сидел 75-летний Василий Аксенов (в России надо жить долго!), сроднился с "Бочкотарой" так же, как сроднились с ней аксеновские герои. Да и сама она, пыльная, тревожно бьющаяся о борт грузовика, ехала себе ехала, да вдруг и воспарила над родным селом, над городом Коряжском, над Москвой-1968, 1989 и 2007.