В августе начнется повторное судебное рассмотрение печально знаменитого "дела трансплантологов". Напомним, что весной 2003 года группа московских врачей была обвинена в приготовлении к убийству человека с целью изъятия у него почек для трансплантации. Первый процесс по делу завершился этой весной, когда медицинское сообщество отмечало 40-ю годовщину первой в стране операции по пересадке почки. Процесс вышел громким и закончился оправдательным приговором. Но Верховный суд РФ вернул дело на повторное рассмотрение. Тихим этот процесс, скорее всего, тоже не будет.
11 апреля 2003 года в 20-й горбольнице Москвы сотрудники МУРа задержали двух хирургов Московского координационного центра органного донорства Петра Пятничука и Баирму Шагдурову, врача-реаниматолога Людмилу Правденко и замглавврача 20-й больницы Ирину Лирцман. Их обвинили в попытке изъятия у еще живого пациента Анатолия Орехова почек для трансплантации. Хорошевская межрайонная прокуратура Москвы возбудила дело по статье "Приготовление к убийству". 1 марта 2005 года Мосгорсуд полностью оправдал всех обвиняемых. 19 апреля Верховный суд отменил приговор и направил дело на повторное рассмотрение.
Первая в СССР трансплантация человеческих органов была проведена в РНЦХ академиком Борисом Петровским. 15 апреля 1965 года он пересадил 19-летнему юноше почку матери. Реципиент прожил полгода. С тех пор удалось решить многие проблемы отторжения и совместимости органов, в стране уже выполнены тысячи трансплантаций. Человек с чужой почкой теперь способен жить после операции до тридцати лет. Пересадки почек проводят не только в Москве, но и в Санкт-Петербурге, Волгограде, Екатеринбурге, Омске и Уфе. Доктор медицинских наук Михаил Каабак выполнил свыше 400 таких операций. В последние два года он специализируется на трансплантации почек детям от взрослых родственников.
Как говаривал главный советский классик, лучший способ отметить юбилей — это поговорить о нерешенных проблемах. Для меня лично "дело трансплантологов" является самым ярким выражением всеобщего недоверия и подозрительности в нашем обществе, нашего неумения решать свои проблемы по-человечески. Начав операции по трансплантации органов на десять лет позже американцев и на восемь позже французов, мы избежали многих упреков в адрес советской медицины. Но, воспользовавшись чужими открытиями, мы отказались от общественных дискуссий, которые непременно сопровождали на Западе начало трансплантаций человеческих органов. Этот отказ мстит теперь нам всем. Уже нет системы, которая решала за всех, во что, как и кому следует верить, а мы продолжаем вести дела по-старому, так и не выработав принципов.
Когда полвека назад патриарх трансплантологии Томас Старзл проводил в Мемфисе (штат Техас, США) пересадку печени или почки, то об этом рассказывала вся пресса. Людям докладывали, как одному конкретному гражданину (имена никто не скрывал) пересадили орган от другого конкретного гражданина, погибшего в автоаварии. Специальный общественный комитет (учителя, настоятели церкви и другие уважаемые люди Мемфиса) публично решал, жизнь какого больного следует поддерживать из городской казны в ожидании донорского органа. Казалось, вопрос о том, имеет ли общество право на использование трупных органов без согласия их владельца, тогда очень волновал весь мир. А теперь больше не волнует. Западное общество приняло правила добровольного донорства. Юридические концепции на этот счет давно одобрены Всемирной организацией здравоохранения. Их две. Первая — презумпция согласия человека на изъятие у него органов в случае смерти: если нет письменных или иных указаний, что донор был против, то считается, что он был за это. Вторая — презумпция несогласия: когда требуется отдельный документ с подписью умершего о его согласии на изъятие органов (нет документа — нет согласия).
Обе концепции хороши. Обе работают. Лично мне ближе вторая, как менее лукавая. Она, кстати, прекрасно прижилась в Испании, еще недавно тоталитарной и по-прежнему очень набожной стране. Вы можете представить себе, что на входе в церковь вас встречают призывом: "Не берите свои органы на небеса. Небеса в курсе, что эти органы нужны здесь"? А я сам видел такие объявления во многих храмах Испании. И в каждом городе мне рассказывали, как один из премьер-министров страны разрешил изъять органы у своего сына, погибшего в аварии. Католическая Испания лидирует по числу пересадок органов в Европе.
Или Латвия. Там тоже нашли выход. Вы против изъятия? Но как об этом заявить обществу? Татуировкой на груди? Носить завещание в бумажнике? А если вы стали жертвой ограбления и бумажник при вас не найдут? И государство Латвия создало электронный банк данных, куда любой гражданин может заявить о своем нежелании выступать донором после смерти. А если труп не опознан, врач просто не может взять его органы.
В России все всегда было не так. При прежней власти об изъятии органов родственники узнавали случайно, как правило, от нетрезвого паталогоанатома, и жаловаться было бесполезно. Система действовала строго в интересах советского народа, и разрешения от отдельных граждан системе не требовалось. Это была презумпция согласия по-советски. А сегодня мы имеем то, что имеем: изымать органы лучше у неопознанных. Так проще, так не надо связываться с родственниками. И это, конечно, большая глупость, попытки сохранить трансплантологию на старых условиях, без гласных правил. Не выйдет, обязательно где-то прорвет. Хотя бы "делом трансплантологов".
Беда не только в том, что "дело трансплантологов" втрое сократило число пересадок по Москве. Наиболее опытные врачи стали опасаться заниматься операциями, и качество донорской почки резко ухудшилось. Если у взрослого такая почка еще имеет шанс восстановиться, то ребенок с ней просто не выживет. Лично я, например, сейчас занимаюсь пересадкой почек детям только от родственников: донор-доброволец, никаких трупов и минимум шансов на вмешательство в операцию ОМОНа. Но детское направление — лишь часть нашего дела. Без посмертного донорства отечественная трансплантология будет затухать, обрекая на смерть тысячи сограждан, которых можно было бы спасти.