"Свидетелей первого Каннского почти не осталось"

Каннский фестиваль исторически оказался детищем второй мировой войны, победы над Германией и новой послевоенной Европы. Впервые он должен был открыться еще 20 сентября 1939 года, и голливудские звезды уже сели на межконтинентальный лайнер, взяв курс на Лазурный Берег. Разразившаяся война заставила отложить открытие фестиваля — ровно до 1946 года. Ветеранов-кинематографистов, бывших свидетелями первого Каннского, осталось сегодня намного меньше, чем ветеранов военных. Одна из них — ГАЛИНА ВОДЯНИЦКАЯ, исполнительница главной роли в фильме "Зоя" Льва Арнштама, вышедшем на экраны 60 лет назад. С актрисой, позднее ставшей режиссером дубляжа, встретился АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.

— Как получилось, что с первой же большой ролью вы попали на Каннский кинофестиваль?

— Всему виной фильм "Зоя". Когда я училась на третьем курсе ВГИКа, институт эвакуировали в Алма-Ату, там же оказались крупнейшие студии — "Мосфильм" и "Ленфильм", возникла так называемая Объединенная студия. Я заболела брюшным тифом, меня постригли наголо, потом голова поросла ежиком. Меня увидела ассистентка "Зои" и пригласила к Льву Оскаровичу Арнштаму. Сцены повешения снимали в Семипалатинске. А потом фильмом заинтересовался ЦК комсомола, пришел приказ ехать в Москву все переснимать. Поменяли всех артистов, кроме меня, потому что везти всех в условиях военного времени было дороже и сложнее, чем взять новых.

— А потом фильмом заинтересовался Каннский фестиваль?

— Не так сразу. После съемок "Зои" я начала играть в Театре Ленинского комсомола, где работали такие мастера, как Берсенев, Бирман, Валя Серова, с которой я очень дружила. Вдруг приходит сообщение, что я, совсем молодая актриса, удостоена Сталинской премии за "Зою". Все, признаться, были несколько огорошены. Когда меня пригласили на "Ленфильм" пробоваться на роль Лизы в "Пиковой даме", которую собирались снимать братья Васильевы, Берсенев запретил мне ехать: "Раз театр, то четыре года никаких съемок". Правда, фильм так и не был поставлен. Зато у "Зои" началась бурная международная судьба, и тут уж мне пришлось бросить театр. Когда я приехала в Болгарию в 1945-м, на улицах меня приветствовали толпы людей, они скандировали "Зо-я!". А в 1946-м картину взяли в конкурс самого первого Каннского фестиваля.

— И вы туда поехали?

— Поехала. И, скажу без ложной скромности, пользовалась успехом. Вот доказательство — номер журнала Cinema с моим портретом на обложке.

— Кто еще был с вами из советских коллег-кинематографистов?

— Людей, которые участвовали в том историческом фестивале, уже почти не осталось. Из русских — точно. Михаил Калатозов возглавлял советскую делегацию, в ее составе были Марина Ладынина, Фридрих Эрмлер, Александр Птушко, Борис Чирков, Сергей Юткевич. В жюри входил Сергей Герасимов.

— Какие еще фильмы участвовали в конкурсе?

— Было много знаменитых картин, все они стали классикой. "Рим, открытый город" Роберто Росселлини, "Газовый свет" Джорджа Кьюкора, "Дурная слава" Альфреда Хичкока, "Битва на рельсах" Рене Клемана. Из наших — "Великий перелом" Фридриха Эрмлера, "Каменный цветок" Александра Птушко, "Человек #217" Михаила Ромма, "Салют, Москва" Сергея Юткевича, а также "Глинка" Льва Арнштама и его же "Зоя". Многие получили призы — от самых главных до специальных наград за лучший сценарий, режиссуру, цветовое решение.

— Вы, наверное, волновались, как пройдет ваша картина?

— Конечно. Вечерами собирались в гостиничном номере всей делегацией, как это было принято у советских за границей. Вот приходит Сергей Аполлинариевич, говорит: "Сегодня обсуждали приз за женскую роль, голоса разделились пополам: половина — за Водяницкую, вторая — за Ингрид Бергман". А на следующий день Герасимов приходит мрачный: "Мы тебя предали. Решили на первом фестивале отдать приз француженке — Мишель Морган за роль в 'Пасторальной симфонии'".

— Что вам запомнилось с этого фестиваля? Какое впечатление произвел на вас "буржуазный светский шик"?

— До этого я ездила только в Болгарию, там была совсем другая атмосфера, искренний и простой, так сказать, народный прием. В Канне же собралась мировая элита. Даже приглашения на приемы распределял, представьте себе, русский князь. Члены нашей делегации встречались с Пикассо, я танцевала с Жан-Пьером Омоном, который был со своей невестой, испанской актрисой Марией Монтес. Лучше всех чувствовал себя Юткевич, которого называли "самым французским из французов". Он прекрасно знал язык, у него было много друзей. Герасимов купил себе клетчатый пиджак во французском стиле, но он ему не пошел, и вечером Сергей Аполлинариевич появился уже в своей обычной одежде, а про пиджак сказал: "Продал Юткевичу".

— В общем, в Канне собрались чуть ли не все звезды "золотого века" кино. Не было, кажется, только Греты Гарбо, на которую вы, по мнению многих, чем-то неуловимо похожи.

— Еще в юности я восхищалась ее ролью в фильме "Безрадостный переулок". Потом помню, когда снимали Зою в новогоднем костюме, Лев Оскарович кричал художникам: "Не делайте из нее Грету Гарбо!" Она была особенным человеком, не знала языков, не могла приспособиться к звуковому кино. Сравнительно недавно, отдыхая на Оке, я прочла о ней книжку. И поняла, что ее самый близкий друг и покровитель Жорж Маттиас Шлее на самом деле Георгий Матвеевич Шлее, родом из Крыма. Так вот, а моего двоюродного брата, из тех же краев, звали Сергей Шлее, и он наверняка происходит из той же семьи. Так что мы с Гретой оказались почти родственницами.

— Ваш интерес к зарубежному кино не ограничился первым Каннским фестивалем?

— С ним связана вся вторая половина моей жизни. На киностудии Горького я режиссировала дубляж фильмов "Бассейн" с Аленом Делоном и Роми Шнайдер, "Затмение" с тем же Делоном и Моникой Витти, "Серафино" с Адриано Челентано и многих-многих других.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...