премьера балет
В Новой опере состоялась премьера балета "Сапфиры". Его показала антреприза Ирмы Ниорадзе, балерины Мариинки. А подкрепил постановку гала-концерт солистов театров Москвы и Петербурга. ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА считает, что "Сапфиры" оказались не чистой воды.
Как и большинство премьер сезона, "Сапфиры" посвящены памяти Джорджа Баланчина, чье столетие балетный мир отмечает в этом году. Главный хореограф ХХ века в свое время посетил знаменитого ювелира Арпеля и, позавидовав его камням, поставил балет "Драгоценности", состоящий из трех частей — "Изумрудов", "Рубинов" и "Бриллиантов". Подумывал он и о "Сапфирах", да руки не дошли. И вот наши современники решили пополнить балетную коллекцию. Своеобразие этого оммажа в том, что придуман и выполнен он грузинами — похоже, единственной нацией в мире, кто не забыл о кавказской крови Георгия Мелитоновича. Впрочем, как и петербуржец Баланчивадзе, нынешние творцы (балерина Ирма Ниорадзе, ее муж — либреттист и продюсер Гоча Чхаидзе, хореограф Георгий Алексидзе и даже композитор Дато Евгенидзе) — грузины, сильно обремененные российской культурой, только современной. Поэтому в соавторы они привлекли самых модных ее представителей — художника Александра Васильева, сценографа Анатолия Нежного и режиссера Андриса Лиепу. Лучше бы грузины этого не делали — совместный продукт оказался гибридом новорусского китча, грузинского лубка и советского классического балета.
Начинается он, как и все праздники Андриса Лиепы, игрой компьютерных голограмм. Изумрудное пламя клубится туннелем, из недр его выплывают имена спонсоров, темноту зала пронзают лучи, рассыпающиеся звездочками, исполинские многогранники драгоценных камней плывут к потолку. Когда иллюминация угасает, на сцене обрисовывается постамент с ювелирным изделием, опутанный сетью лазерных лучей, как в голливудских триллерах. Стильная женщина в мехах и на пуантах отключает сигнализацию — это хозяйка ювелирного салона Ирма Ниорадзе. В углу гость салона — композитор Евгенидзе в черной бандане — мурлыкает на рояле нечто джазово-грузинское. Появляется новый посетитель — полугрузин Михаил Лавровский, изображающий полугрузина Георгия Баланчивадзе. Харизматичный 62-летний премьер с помощью задумчивого лица, каскада шене и пары вполне удачных пируэтов имитирует творческую обеспокоенность и уходит за кулисы вынашивать замысел нового балета. Тут являются новые покупатели, передвигающиеся наподобие манекенов,— по-видимому, карикатура на "высший свет". Ручки фашистским знаком и ножки циркулем им придумал главный телеавтор Егор Дружинин, по недоразумению записанный в хореографы.
Внезапно возникает еще один фрачник (Илья Кузнецов), идентифицировать роль коего так и не удалось, ибо поведение его загадочно. Гость падает на авансцену, приникнув к ней ухом, как горцы в воинственном танце хоруми, а затем исполняет классическую вариацию в духе балета "Сердца гор" — с грузинскими гасмами, "орлиными" руками и мощными прыжками. Грузинскую тему развил и "Баланчивадзе": заключенный в пирамиду лазерных лучей господин Лавровский серией характерных поз намекнул на истинный источник своего вдохновения. Интимный процесс творчества также не был обойден: господин Лавровский показывал движения, а Ирма Ниорадзе и ее безымянный партнер их выполняли. Явное неравнодушие художника к своей музе намекало на соответствующий факт биографии "мистера Би" — влюбленность пожилого хореографа в юную балерину Сьюзен Фарелл.
Но в этот напряженный момент занимательный сюжет оказался заброшен, и серым потоком потек классический танец, скомпонованный Георгием Алексидзе. В советские годы этот хореограф пользовался репутацией "нашего Баланчина". Героической тематикой (да и вообще сюжетами) он пренебрегал, предпочитая ставить абстрактные композиции без силовых поддержек и новомодных трюков. И сейчас он остался верен себе: установил иерархию, разделив дюжину артистов на корифеев, солистов и премьеров; придумал лейтдвижение (довольно неудачно: топотание по четвертой позиции в развернутом положении efface — коварная проверка формы женских ножек, и стопы Ирмы Ниорадзе ее явно не выдерживают). И начал прилежно оттанцовывать каждую ноту (композитор Евгенидзе тут уступил свое место Мендельсону), рассовывая по местам быстрые заносочки, темповые па-де-бурре, элегичные developpe и прочие па ежедневного тренажа. Тут-то и обнаружилось коренное отличие "советского Баланчина" от американского оригинала. Упрощенное понимание музыки как ритмической структуры "мистер Би" исключал напрочь, вступая с ней (да и с классическим танцем) в куда более глубокие отношения. Хореографическим банальностям господина Алексидзе не помогли ни старания артистов, ни обильное цитирование излюбленных баланчинских поз и движений, ни изрядное количество технических виртуозностей, столь любимых нашей публикой. Нескончаемая цепь разнообразных движений угнетала, как госэкзамен.
Во втором отделении солисты Большого и Мариинки показывали подлинного Баланчина. Не могу поручиться, что в их исполнении эта хореография выглядела качественно иной, чем продукция господина Алексидзе. Тексты "мистера Би" интерпретаторы произносили то с аффектированным пафосом, то с излишней робостью, то с чрезмерной развязностью, отчего балетный гений казался вовсе даже не гением, а очередным "советским Баланчиным". Наслаждение адекватностью артисты испытали лишь в финале, когда под барабанный бой по очереди проделали свои коронные трюки (впрочем, Ирме Ниорадзе не стоило крутить фуэте). Разразившаяся аплодисментами публика тоже испытала явное облегчение.